Дарю игру - Лейбовский Вадим Викторович (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗

Лейбовский В. В. Дарю игру

Вступительное слово

Некоторые воспоминания детства навечно остаются в памяти. Бассейн у Куры, первые спортивные друзья по сей день вызывают во мне щемящее чувство доброты и тепла…

Это взрослые порой бросаются годами: разница в три — пять лет, а они считают себя ровесниками. В детстве совсем не так. Како был старше нас, но с каким восхищением, мальчишеской завистью смотрели мы на него. «Он сыграл почти как Како» — услышать такое было самым лестным комплиментом.

Он всегда казался старше своих лет. В детстве выделялся ростом, в юности — шириной плеч, огромной ладонью, в которой терялся даже ватерпольный мяч. Он и поседел раньше всех своих сверстников…

Трудно предугадать, как сложилась бы спортивная биография Петра Яковлевича, останься он в Тбилиси, Но был он фанатом водного поло и мечтал каждый день тренироваться, играть. Тогда в его родном городе такой возможности не было. И он уехал. А как мы ждали его кратковременных визитов домой! Знали, что придет в бассейн и обязательно покажет новый бросок, прием.

Судьба вновь свела нас уже в Москве. Петр Яковлевич, как и в детстве, опекал своих земляков. Мы часто встречались — и каждая встреча с ним обогащала нас, учила мудрости, и терпению, и верности.

Он был безгранично влюблен в водное поло, игра эта была словно придумана для него, ему удавалось все. Но мало кто знал, что за кажущейся легкостью в его игре — изнуряющие тренировки, тысячи бросков, сотни километров. Он всегда был беспощаден к себе — знал, что природный талант сам по себе не засверкает.

Жизнь щедро одарила его друзьями. Они у него были повсюду. И самые разные. Есть и этому объяснение. При всей своей привязанности к водному поло он постоянно искал встречи с интересными людьми, дорожил дружбой с ними.

Долгие годы он был капитаном сборной. Это особый период в его биографии. Да, он умел настраивать и объединять, просить и требовать, доказывать и соглашаться. Быть капитаном сборной — нелегкая ноша. Конечно, как и у каждого, были у Петра Яковлевича и ошибки. Вернуть бы те времена, и я уверен — он не повторил бы их…

Сколько счастья на лице этого человека, когда играют его сыновья. Он всегда был сдержан, хладнокровен, а сейчас порой выдержка изменяет ему, и происходит это, когда Нугзар или Георгий забрасывают красивый гол. «Отцы всегда хотят видеть свое продолжение в детях, что не удалось мне — сделают сыновья». Часто повторяет эту фразу Петр Яковлевич.

Есть такое поверье: если монета (обязательно копеечная) обращена гербом вверх, то поднявший ее будет счастлив. Не стоит оспаривать эту наивную веру. Я помню, как мальчишками мы бросались к лежащей монете и сколько было восторга, когда она оказывалась счастливой.

…Петр Яковлевич резко остановил меня, нагнулся к лежащей монете, но не поднял ее. «Что? Была решка?» — спросил я, вспомнив поверье. «Да, — ответил он, — а я ее перевернул… Пусть другому она принесет радость».

Яркий и добрый след он оставил в водном поло. И повесть о нем — награда за это.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Начну книгу, как пьесу, действующие лица которой, главные ее герои, идут вместе с автором по заснеженной декабрьской Москве из бассейна «Олимпийский», что на проспекте Мира, домой, на улицу Чайковского. Идут после очередного игрового дня чемпионата СССР но водному поло. Двое из моих героев, хотя и родные братья, но только что яростно сражались друг против друга под строгим взором главного героя книги, своего отца Петра Яковлевича Мшвениерадзе, заслуженного мастера спорта, в прошлом одного из лучших ватерполистов мира, а ныне доцента кафедры уголовного права Академии МВД СССР. В книге, особенно в первой ее половине, он будет чаще фигурировать под именем Како. Тождественности этих имен я прошу поверить пока на слово, вскоре объясню, в ком и в чем здесь дело.

Младший сын, по паспорту Георгий, также обладает другим и столь же фонетически далеким именем — Наха. Старшего зовут Нугзаром. За отсутствие у него второго имени автор вместе со всей семьей уважаемого полковника Мшвениерадзе приносит свои извинения — так уж вышло.

Итак, мы идем, путь наш недалек, но разговор этот длится уж который год.

Отец. Я всегда считал и считаю, что в команде должен быть бесспорный лидер. Он ведет за собой, вдохновляет своей игрой, на него равняются товарищи, они стремятся достичь его уровня мастерства. Доводы простые и ясные. А ваш старший тренер, при всем моем уважении к нему, был явно не прав, утверждая, что у него должны быть лидерами все, что все должны быть звездами. Так не бывает.

Нет, я не говорил, что именно мой сын должен быть лидером, потому что, мол, мы — Мшвениерадзе. Я просто советовал: «Учите, пестуйте, воспитывайте, выдвигайте лидера. Создавайте для этого условия». Но ваш тренер не соглашался.

Автор. Но ведь вы хотели, чтобы именно Каха стал лидером сборной.

Отец. Нет, я так не говорил… Впрочем, да, хотел… Ну и что? Конечно, хотел.

Каха. Отец не говорил мне: ты должен быть лидером. Он просто учил меня играть. С раннего детства. Много учил. Позже, когда я был уже взрослым игроком, он продолжал оставаться моим домашним тренером, особенно если тренировочные сборы и игры проводились в Москве. Так что у меня преимущество перед моими товарищами по сборной, было больше шансов стать хорошим игроком.

Отец. К тому же ты всегда, с самых юных пор, не в пример маленькому Нугзару, горел игрой, желанием тренироваться и соревноваться.

Нугзар. К своему лидерству Каха шел долго, годами. Он утверждал его игрой.

Автор. Петр Яковлевич, но, мне кажется, вы забыли еще один мотив — честолюбие.

Отец. Нет, не забыл. Без честолюбия не выдвинуться ни в каком виде спорта.

Автор. И вы поощряли это честолюбие?

Отец. Разумеется. Я хотел как лучше для команды. Ну, и для сына, конечно.

Автор. Однако будем уж откровенны до конца: в том было и ваше личное честолюбие?

Отец, Вы меня за горло берете… Ну, какой отец не хочет гордиться своими детьми?

Автор. Вы как игрок сотворили себя самостоятельно. Вы ступили почти на целину. Казалось бы, вам было труднее, чем Нугзару и Георгию. Но, с другой стороны, в их время уже иным стал общий класс ватерполистов. Он поднялся, выровнялся, стало труднее проявлять свою индивидуальность. Так кому же все-таки труднее — вам или им?