Дневник матери - Нефедова Нина Васильевна (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
– Всё равно… А посуду я мыть не буду!
– Ну что ж. Значит, обеда на тебя я сегодня не готовлю…
С тяжёлым сердцем я ушла на рынок. К моему возвращению с рынка квартира сияла чистотой, блестели только что вымытые полы, и свежий ветер врывался в открытые форточки.
– Молодцы, девочки! – похвалила я и стала готовить обед.
В кухню вошёл Юра. Я сделала вид, что не замечаю его. Тогда он, чтобы обратить на себя моё внимание, открыл водопроводный кран. А когда это не подействовало, залез на подоконник и принялся что есть силы барабанить по стеклу. Но я и на это никак не отозвалась. Между тем Юре совершенно необходимо было заставить меня заго ворить с ним. Моё молчание было для него непереносимо. Он слез с подоконника и стал крутить ручку мясорубки, привинченной к столу. Я сказала сухо:
– Иди отсюда… Мне неприятно тебя видеть…
Мои слова были неожиданностью для Юры. Он надеялся, что я заговорю с ним о проступке, пожурю и на этом дело кончится. Чтобы скрыть слезы, он выбежал из кухни.
– Где Юра? – спросила я тихонько у Тани, когда та заглянула в кухню.
– У папы в кабинете. Сидит и смотрит в окно… – шёпотом ответила Таня. Я бросила взгляд за окно. Шёл снег. Мягкие пушистые хлопья медленно падали на землю. «О чём-то сейчас Юра размышляет, глядя на эти снежинки?» – подумала я.
– Мама, ты, правда, не дашь ему обедать? – Таня с любопытством смотрела на меня. Я молча кивнула головой.
Но вот и обед готов.
– Девочки! Накрывайте на стол! – крикнула я. В столовой начала греметь посуда, слышно было позвякивание ложек, грохот передвигаемых стульев.
– Мама! А Юра сел за стол! – доложила Таня. Я вошла в столовую. Юра сидел на своём месте и прочно, обеими руками держал тарелку.
– Юра! Я не готовила для тебя обеда…
Уши Юры налились краской. Он вскочил, выбежал из комнаты и закрылся в ванной на крючок.
Обед проходил в молчании. Даже малыши притихли, чувствуя напряжённость обстановки. Таня, наклонясь к Лиде, прошептала ей на ухо: «А Юрка там ревёт, наверное…» Иван Николаевич хмурился. Он то и дело заглядывал в кастрюлю: «Осталось ли для Юры?» И когда я хотела положить ему ещё одну котлету, испуганно сказал:
– Нет, нет… Мне достаточно…
После обеда я легла с книгой отдохнуть. Иван Николаевич тоже прилёг. Девочки занялись вышиванием, малыши тихонько возились в своём уголке с игрушками. В квартире наступила тишина. И вдруг в этой тишине из кухни отчётливо донёсся плеск воды и осторожное позвякивание тарелок. Минут через десять дверь спальни приоткрылась. Юра просунул голову и сказал:
– Мама, я вымыл посуду. Можно мне пообедать?
Иван Николаевич вздохнул с облегчением, повернулся на бок и через минуту уснул. А я отложила книгу в сторону и лежала, раздумывая, правильно ли я поступила.
Я знала, жестоко и недопустимо лишать ребёнка еды. Любое другое наказание, только не «без обеда»! Но, с другой стороны, могла ли я допустить, чтобы Юра не выполнил поручение? Ни в коем случае! Дала бы я ему поблажку сегодня – назавтра мне вдвойне труднее было бы настоять на своём. Нет, никаких поблажек, если требование разумно!
Я знаю, кое-кто мою «жестокость» в отношении Юры сочтёт «педагогической ошибкой». В самом деле, разве нельзя было Юру лишить посещения кино? Но я хотела, чтобы Юра твёрдо усвоил истину – все для одного и каждый для всех и чтобы способ наказания вытекал из характера самого проступка. Юра отказался принять участие в общем труде – я лишила его права пользоваться моим трудом.
И ничего страшного нет в том, что мальчишка пообедал позже на полчаса. Ну, а если бы он отказался вообще мыть посуду? Что тогда? Честно говоря, не знаю, как бы я поступила. Но, вероятно, наказывая Юру, я была уверена в том, что благоразумие в нём возьмёт верх и что «голодовка» его не затянется слишком долго.
Как побудить детей выполнить ту или иную работу? Обычно я прошу, когда уверена, что просьба будет выполнена: «Таня! Принеси-ка мне ножницы!» Когда я сомневаюсь, что просьба моя доставит удовольствие, я говорю спокойным, уверенным тоном: «Валя! После обеда ты вымоешь пол в кухне!» Если же Валя начинает протестовать, я повышаю тон и отдаю приказание.
Не знаю почему, но одно время Лида была очень медлительна в исполнении просьб, мне приходилось по нескольку раз повторять распоряжение. Бывало, скажешь ей:
– Лида! Вымой посуду!
– Сейчас, мама, – с готовностью отвечает она, а сама ни с места.
– Лида! Ты слышала?!
– Сейчас! – и продолжает читать.
– Лида! – повышаю я тон (а в тоне многое можно выразить: и нетерпение, и осуждение, и приказание).
Лида откладывает книгу, встаёт и, еле двигаясь, лениво собирает посуду со стола. Бывало и так:
– Лида, почисти картошку.
– Ой, мамочка, не хочется-а! – начнёт потягиваться, выгибать спину, а сама сбоку поглядывает выжидательно: не сжалюсь ли я, не оставлю ли её в покое. Но я в таких случаях была непоколебима. Лида знала это и, вздохнув, принималась за работу.
Одно время у детей была странная манера отзываться на мои распоряжения. Скажу, бывало:
– Подмети-ка, Таня, пол!
Таня воспринимала это как личную обиду:
– А Лида ничего не делает! Пусть она тоже метёт! Я вымету детскую, коридор и кухню, а она – папин кабинет и столовую.
Пришлось поделить квартиру для уборки, чтобы не было лишних споров. Но я все чаще слышала:
– Ой, что это я одна буду делать! А Танечка так сидит, книжечку почитывает!
Наконец, мне надоели эти препирательства, и я решила положить им предел.
– Вот что, девочки, – серьёзно сказала я, – давайте перестанем разыгрывать сказку о злой мачехе, падчерице и любимой дочке… Люблю я вас всех одинаково, работу даю посильную каждой из вас. Значит, нет ни мачехи, ни падчерицы, ни любимой дочки… Есть дружная семья, в которую каждый из вас вносит посильный вклад. И на твоём месте, Лида, я бы только радовалась, если бы вечером, ложась спать, могла сказать себе: «Сегодня я помогла маме больше, чем Таня».
Девочки пристыжённо молчали, и больше я не слышала: «А Лидочка так посиживает!».
Но вот проходит какое-то время, и у ребят появляется новая дурная привычка – кивать друг на друга, когда я прошу их о чем-нибудь. На сей раз подвержены ей малыши – Валя и Оля. Я говорю:
– Принесите-ка стул… Валя тут же отзывается:
– Лелька! Ты слышала, что мама сказала?!
– Валька! Ты слышал, что мама сказала?!
В результате оба ни с места. Но цель достигнута – любовь к мамочке проявлена, и притом довольно своеобразно – в осуждении братца или сестрицы – вот, мол, какой он или какая она непослушная. Всё зависит от того, кто первый произнесёт эту, ставшую стереотипной, фразу.
Долго так, конечно, продолжаться не могло. Однажды Таня упрекнула меня:
– Мама! Ну, почему ты сразу не говоришь, кто должен принести стул?
«Таня права», – подумала я. Но как признаться в своей педагогической ошибке перед малышами? Тем более что они, по-видимому, были согласны с Таней и насторожённо ждали моего ответа. Я сказала:
– Неужели вы не поняли, ребята, что я испытываю вас? Кто больше любит и уважает меня, тот первый и бросится выполнять мою просьбу.
Я сама не ожидала, что мои слова дадут такой эффект. В первый день мне буквально приходилось мирить детей, оспаривавших друг у друга право принести ложку, полить цветы, подмести пол, сходить за хлебом.
– Мама мне сказала, а не тебе!
– Нет, Валечка, мне! Правда, мама, ведь ты мне велела стереть пыль?
Некоторые родители жалуются на лень своих детей и считают, что они по природе «ленивы» и перевоспитать их трудно. Так, соседка по дому жаловалась мне на своих мальчиков:
– Не слушаются и уроков не учат. Уж и делать-то их ничего не заставляем, учитесь только, так нет, ленятся! Пока отцом не попугаешь, за книги не сядут! Такая уж порода…
Но ведь природной лени не существует, к труду можно приучить любого ребёнка, если решительно взяться за это.
