Ради единого слова - Аграновский Валерий Абрамович (книги онлайн .TXT) 📗
Но я прервусь, потому что чувствую: еще чуть-чуть – и в моем голосе появятся угрожающие нотки, мол, без составления плана не видать журналисту того, сего, пятого и десятого, – и это было бы несправедливо. Многие газетчики прекрасно работают без "холодной обработки", работают легко и просто, а достигают даже большего, чем «плановики». Вот бы, кстати, хорошо и им поделиться своим опытом, чтобы молодые журналисты, примерив оба костюма, взяли вноску тот, что по плечу и по характеру! Я нашел у Горького такое признание: "Плана никогда не делаю, план создается сам собою в процессе работы, его вырабатывают сами герои. Нахожу, что действующим лицам нельзя подсказывать, как они должны вести себя". [45] Однако Горькому принадлежат и такие слова: «В общих чертах план, конечно, есть, я только не пишу его на бумаге». [46] Так или иначе, но окончательный вывод просится сам собой: журналист может работать и по плану, и без него, но только не насилуя собственную индивидуальность. Однако надо попробовать! Право же, не зря Гораций утверждал: «Когда суть дела обдумана заранее, слова приходят сами собой». [47]
На том и покончим с обработкой материала.
ПРОЦЕСС ПИСЬМА
Проблема первого абзаца
Представим себе: руки у журналиста уже чешутся, чернила кипят, бумага «стонет» от нетерпения, материал в истоме можно писать! Однако начну с откровенного признания: ненавижу письменный стол! Для меня истинная мука сесть за него и взять в руки перо. От мысли, что рано или поздно придется это сделать, содрогаюсь, как от удара током. Какое счастье, что существует этап обработки материала: до письма еще вроде бы далеко, и можно заставить себя разобраться в блокнотах. Всего лишь почитать. Кое-что перепечатать. Чуть-чуть подумать. Самую малость…
Именно на этот период и приходится «раскачка». Постепенно втягиваясь, через час, через сутки или двое погружаешься в работу, и уже ничто не может оторвать тебя от некогда ненавистного письменного стола. Материал – как на ладони. План – крепкая веревочка к цели. Можно "строчить"!
И вот тут-то возникает пресловутая проблема первого абзаца. Танталовы муки! Уж очень редки случаи, когда первый абзац дается без боя, без трепки нервов, без сомнений и поисков, легко и естественно. Сколько иронически-грустных советов приходится выслушивать журналистам по этому поводу: "Что может быть проще: начинай сразу со второго абзаца!" "Пиши первый, потом второй, а первый спокойно вычеркивай!" и т. д. Помню, когда я был на военных сборах в авиационной школе и в один прекрасный день, как и мои товарищи, «вручил» свою жизнь кусочку мануфактуры, то есть парашюту, сам инструктор серьезно сказал нам, уже готовым к прыжку и стоящим у самолета: "Главное, без волнений. Если не откроется основной парашют, открывайте запасной. Не откроется запасной, тоже не беда: придете на склад, и вам обменяют оба".
Первый абзац довольно часто не "открывается".
Тому, полагаю, несколько причин, и прежде всего психологическая. Дело в том, что у иных молодых журналистов (как, впрочем, и у некоторых, уже вкусивших успех на газетном поприще) нередко возникает страх: а вдруг читатель, пробежав глазами первые строки очерка, отложит газету в сторону? Видите ли, скучно ему покажется! Это значит – провал?! Не-е-ет, надо как-то заставить его читать дальше! Взять за «живое»! Чем-нибудь ошарашить!
И начинаются мучительные поиски интригующего начала – мучительные, потому что они, как правило, совершенно не органичны теме очерка. Например: "Над городом уже спускались сумерки, когда вдруг странная тень мелькнула в свете уличного фонаря. Чей-то голос позвал: "Тонька, это ты?" И сердце Антонины сжалось от дурного предчувствия…" Написав такое, молодой журналист обычно ставит жгучее многоточие (за которым подчас скрывается не мысль, а безмыслие) и впадает в уныние: ах, плохо, ах, глупо, и все равно редактор сократит, и что-то надо взамен придумывать! А все потому, что героиня очерка «Тонька» – заводской рационализатор, передовая женщина, и торопится она домой после заседания БРИЗа, где принималось ее очередное рацпредложение, а дурное предчувствие у нее оттого, что муж опять будет ревновать к изобретателю Клейменову.
Еще пример: "Что вы наделали! – воскликнул Мохов, схватившись двумя руками за голову. – Теперь меня задавят!" И он, нетвердо ступая, пошел прочь…" Расшифровываю: Мохов – прораб, а «наделала» на его участке передовая бригада, выполнив норму на 140 %, и теперь Мохова «задавят», увеличив производственный план очередного квартала.
И еще пример, последний: "Нет, просто не укладывается в голове, не могу поверить, что такое возможно, да еще в наше время, мне кажется, это сон, какое-то кошмарное наваждение, но это так, это случилось, от этого не уйти…" Что случилось?! Что не укладывается в голове журналиста? Что кажется ему кошмарным наваждением, да еще "в наше время"?! Муж оставил жену с ребенком и подал в суд на раздел жилплощади. Ни больше ни меньше.
Я мог бы бесконечно долго цитировать «жутко» интригующие начала банальнейших по своей сути очерков, но довольно – тенденция обнажена.
Однако опытные и в некотором роде маститые журналисты, тоже переболевшие в молодости "потрясными началами", спокойно отказываются от них и при этом пользуются неизменным успехом у читателя. Они давно уже поняли, что, во-первых, современный читатель если и «клюет» на интригу, то очень скоро ее раскусывает, и тогда нет предела его раздражению. Они знают, кроме того, что многие читают газетные материалы не с первого абзаца, а с подписи и, если видят знакомую, уже зарекомендовавшую себя фамилию журналиста, прочитывают все.
Наконец, в-третьих, опытные литераторы убедились, что все же есть нечто способное мгновенно возбудить читательский интерес, – это свежая, оригинальная или острая мысль, органически соответствующая теме повествования, и информация, дающая повод для размышлений. Вот первые строки нескольких произведений:
"Человечество не хочет жить без великих людей: в ту неделю, когда умер Микеланджело, родился Галилео Галилей (Я. Голованов. Этюды об ученых. М., 1970, с. 41);
«Наверное, не все мы представляем себе, что значит сейчас быть хорошим инженером. Чтобы договориться о таком, на первый взгляд элементарном определении, нужно кое-что еще выяснить. Прежде всего, какова роль инженера в нашем обществе?» (А. Смирнов-Черкезов. Связь вещей. М., 1970);
«Настоящий летчик-испытатель должен свободно летать на всем, что только может летать, и с некоторым трудом на том, что, вообще-то говоря, летать не может». Это изречение, давно ставшее в авиации классическим, принадлежит летчику-испытателю Сергею Александровичу Корзинщикову" (М. Галлай. Третье измерение. М., 1973, с. 9);
«…Древняя матросская поговорка: „Плавать по морю необходимо…“ Некогда море для человека было бесконечным, безбрежным, неясным и потому постоянно манящим: а что там дальше, за горизонтом? В далекие времена, когда никто еще не знал, что Земля – это шар, была отлита строка человеческой мудрости, полностью поговорка пишется так: „Плавать по морю необходимо, жить не так уж необходимо“. Глубина мысли состоит в том, что люди всегда дороже жизни ценили познание окружающего мира» (В. Песков. – «Комсомольская правда», 7 марта 1974 г.);
«Людей какой профессии больше всего на свете? Молва гласит: врачей. А вот статистика всех времен буквально вопиет против этого утверждения» (И. Зюзюкин. – «Комсомольская правда», 3 марта 1968 г.).
Обратите внимание, слова-то какие «скучные»: «человечество», "роль инженера", "познание окружающего мира", «статистика», «утверждение»… Но не боятся авторы, не прибегают к мнимо спасительным «вдруг» и "однажды ночью" спокойно и неторопливо развивают свои мысли, уверенные в том, что читателю не будет скучно и он дойдет до конца.
45
Там же, с. 224.
46
Там же, с. 88.
47
Цит. по: М. Монтень. Опыты, кн. I, с. 523.
