Русская печь - Федотов Г. Я. (читать книги онлайн без .txt) 📗
Провожая человека в дальнюю дорогу, в старину говорили:
«Одевайся потеплее, с печным теплом в дорогу не ездят». Однако сказочный печушник-лежебока Емеля-дурак опроверг эту истину, превратив русскую печь в комфортабельное по тем временам средство передвижения: и слезать с печи перед дорогой не надо, и тепло печное с тобой. Достаточно было только сказать: «По щучьему велению, по моему прошению, печка, ступай к царю!» Справедливости ради надо сказать, если сказочный ковер-самолет был предтечей современных воздушных лайнеров, то печь, на которой Емеля ездил на аудиенцию к царю, следует считать предшественницей паровозов и современных экспрессов.
Что и говорить, каждый не откажется погреться на печке, коли представится такая возможность. Даже не терпящая русско го духа Баба Яга, не прочь была погреть свои косточки на русской печи. В одной народной сказке Иван-царевич вошел в избушку на курьих ножках и увидел такую картину: «На печи лежит Баба Яга — Костяная нога, нос уперла в потолок и кричит оттуда: «Что здесь русским духом пахнет?» Он ей и кричит:
«Вот я тебя, старую чертовку, ссажу с печки!» Она соскочила с печки, Ивана-царевича накормила, напоила и спать положила». В сказке не сказано, где Баба Яга уложила спать доброго молодца. Но, думается, вряд ли она могла уступить ему место на обожаемой ею печи.
Бывали случаи, когда преимущества русской печи неожиданно признавались ее недоброжелателями. Об этом мне рассказал пожилой крестьянин: «Случай этот произошел во время оккупации немцами Смоленщины. Когда они вошли в деревню, то стали распихивать солдат и офицеров по избам. К нам подселили какого-то очкастого, вроде бы офицера. Я в их чинах не шибко разбираюсь. В избе нас проживало пятеро: трое ребятишек да дед с бабушкой. Немец оказался очень важным, на все морду морщит и носом брезгливо по углам водит.
Чем обогреваетесь? — спрашивает он деда.
Как чем, — отвечает дед, а сам чело русской печки поглаживает, — вот она, родимая, всех нас и греет и кормит.
фу, — говорит офицер, — эта печка для Ванюшки-дурака!
На другой день приволокли двое солдат чугунную печку. Установили ее за перегородкой и подвели к ней от самоварной вьюшки через всю избу железную трубу. Дровец в нее понабросали, подожгли, и она пошла гудеть как самовар. Быстро жару нагнала. Немец радуется. Так и пошло. Утром солдаты дров принесут и топят печь, пока офицер завтракает. А как все они уйдут, мы тут же русскую печь затапливаем. Вечером солдаты опять дров принесут из нашего дровника и топят чугунку до тех пор, пока офицер не ляжет спать.
Так и жили. Мы всей гурьбой кто где: бабушка с нами у печи на полатях, а дедушка на печке. Немец на железной койке за перегородкой похрапывал. Под утро встанет, дрожит и, не дожидаясь солдат, говорит:
Затапливай, дед, быстрее печь. И снова гудит чугунка, пока он не уйдет. Так жили до тех пор, пока не ударили на дворе лютые морозы. Днем еще терпимо, а вот ночью даже деревья за окном от холода растрескиваться стали. Да так громко, что немцы сначала подумали на партизан, но потом успокоились. Только мороз им все равно покою не давал. Нам-то что, деду на печи тепло, да и мы на полатях не горюем, правда, только ближе к печке жмемся. А немец внизу на своей железной койке кряхтит да с боку на бок переворачивается.
Как-то раз случилось, что дедушке среди ночи вдруг приспичило. Он слез с печки — полушубок на плечи, ноги в валенки и на двор. Когда вернулся в избу, сунулся на печку, а оттуда на него гер-офицер как зыкнет. Делать нечего, лег он внизу на лавку. Хоть на лавке не то, что на печке, да и насиженное место жалко, а все же (как потом говорил нам дедушка) гордость за свою печку, которая передюжила чугунную ветродуйку, примирила его с таким сиротским положением. Утром, как только немец слез с печки, бабушка в зьми да и спроси его:
Как, батюшка, спалось? А немец отвечает:
Ванюшка-дурак — хитрый дурак.
Может, батюшка, в печи попариться желаешь?
А как это можно?
Тут ему и рассказали, как в русской печи вместо бани можно мыться и париться. Он удивился, однако попробовать сам не захотел. С тех пор так и повелось, как сильный мороз, он — шасть на печку. Да слава богу, что он слишком поздно печку оценил. Наши к тому времени пошли в наступление. Немцы удрали так быстро, что второпях даже деревню нашу спалить не успели».
Хотя теплая лежанка русской печи была в крестьянской семье по душе каждому домочадцу, все же основное право лежать на ней принадлежало старикам и детям. О людях пожилых так и говорили: «И по летам и по годам одно место: печь».
Молодых наставляли: «Корми деда на печи: сам там будешь». А осенью, когда только начинали топить печи, домочадцы незлобно шутили, что бабушка с дедушкой на зиму печь межуют.
Детишкам всегда находилось место на печи даже среди бела дня.
Не было ничего лучшего, как, вернувшись с улицы, забраться на печь к бабушке или дедушке, как об этом написал поэт XIX века И. Сурков:
Весь ты перезябнешь,
Руки не согнешь,
И домой тихонько,
Нехотя бредешь.
Ветхую шубенку
Скинешь с плеч долой;
Заберешься на печь
К бабушке седой.
И начну у бабки
Сказки я просить;
И начнет мне бабка
Сказку говорить,
Как Иван-царевич
Птицу-жар поймал,
Как ему невесту
Серый волк достал.
Слушаю я сказку —
Сердце так и мрет;
А в трубе сердито
Ветер злой поет…
Сказки, рассказанные бабушкой или дедушкой на печи, глубоко входили в детское сознание, формируя поэтическое восприятие мира. Немало русских поэтов считали русскую печь своей поэтической колыбелью, кораблем, плывущим по волнам воображения. По этому поводу известный современный поэт Н.Тряпкин на писал такие строки:
Ах ты, бабка Настасья!
Что было бы нынче со мною,
Если бы в детстве своем
Я не видел, старушка, тебя?
Вспоминаются долгие зимы,
Покрытые снежною мглою,
И твое воркованье
У печного того корабля…
Мы с тобой на печи —
И сладки нам любые морозы,
И любая метель за стеной
Навевает блаженные сны.
Да к тому ж еще кот,
Без единой крупиночки прозы,
Между нами урчит
Про кошачьи свои старины.
И уж если теперь
Мои песни хоть что-нибудь значат,
И уж если теперь я и сам
Хоть на что-то гожусь —
Ах, всему тому корень
Тогда еще, бабушка, начат —
Там у нас на печи,
По которой и ныне томлюсь.
Бывало, что среди бела дня забиралась на печку погреться молодуха. Но не только погреться, а заодно сделать в тепле какую-либо несложную женскую работу. Бывало, что нужно было, например, довязать носок или заштопать порвавшуюся одежонку, а где надо и заплатку наложить. Но лежанка русской печи, особенно в морозные и ненастные дни, место опасное — того и гляди можно незаметно задремать. Недаром была широко известна поговорка: «Рукодельница Софья на печи засохла». И вот, чтобы не случилось конфуза, крестьянки Калужской губернии напевали песенку вроде этой:
На печке сижу,
Посиживаю.
Ой люли, люли,
Посиживаю.
Ой люли, люли,
Приплачиваю.
Мужа все браню,
Прибраниваю…
