Зайнаб (СИ) - Гасанов Гаджимурад Рамазанович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Но не тут-то было. Тагир все еще подливал масло в огонь. Резким движением, как пушинку, приподнял жену на руки, смачно поцеловав ее в губы, усадил ее, возмущенную, не чуть ли плачущую, рядом с собой.
— Выпьем, Аслан, за твою и мою жену. Кто мы с тобой без них, без их слез, капризов, уколов и скрытых женских хитростей?
От этих слов у Аслана последний глоток спиртного застрял в горле, и он закашлялся, подозрительно вскидывая на него покрасневшие от кашля глаза. Они убегали от прямого, лобового взгляда Тагира, как мыши. «Неужели Тагир узнал о нашей тайне», — испугался он, зная взрывной и мстительный характер своего школьного друга. Он сунул сигарету в зубы, зажег сигарету и отвернулся, отмахиваясь от сигаретного дыма.
Сколько не старались Зухра и Аслан не выдавать себя, делая вид, сто они безразличны друг другу, но каждый неосторожно брошенный взгляд, сделанное не так движение, их ужимки, жесты, игра глаз, движение губ выдавали их Тагиру. Мимо его наблюдательного взгляда без его реагирования не пробегала элементарная мелочь, на которую мало кто обратил бы внимание. Он вел себя как очень ловкий азартный игрок за карточным столом, который одновременно мог заглядывать на чужие карты, в рукав спрятать негодную карту, с колоды незаметно подобрать нужную, одно временно шутить, балагурить, подливать пьянеющему каждым разом Аслану спиртного, преподносить ему жирный кусок мяса.
Зухра давно почувствовала, что здесь Тагир с ними затеял недобрую игру. Она засомневалась с той минуты, зная, что Аслан любит выпить, когда ему стакан за стаканом стал подливать спиртное, хваля друга, превозвышая его достоинство, честь его рода, не давая ему отдышаться. Сердце подсказывало, не зря Тагир выманил их в эти безлюдные горы, не зря болит ее душа. Она чувствовала, вот-вот что-то очень страшное, от чего она с Асланом задрожат от ужаса так, что земля застонет от содрогания! Аслан, пьяный в доску, не чувствовал волнения Зухры. Та, пренебрегая осторожностью, всяческими приличиями чужой жены, открыто делала знаки Аслану, чтобы тот прекратил пить. Но было уже поздно. Она пила только чай, заваренный из листьев черной смородины, чебреца и то с опаской, полностью не доверяя ему. Но, кажется, проморгала. У нее кружилась голова, темные круги завертели перед глазами, жалуясь на головную боль, зажала ее в руки:
— Голова… голова раскалывается, — заплетая язык, еле выговорила эти слова и упала под ноги Тагиру.
— Зухра, что с тобой? — вскрикнул Аслан, позабыв, где он находится, вскочил, но не удержался на ногах, упал так, как будто подломили ему ноги.
Тагир рассмеялся, сопровождая его падение свистом:
— Сегодня целый день вы искали момента, чтобы уединиться и лечь рядом. Я предоставил вам, «воркуши», такую возможность.
Зухра очнулась от того, что кто-то обливает ее голову мерзлой водой. Она приоткрыла глаза, оглянулась, не соображая, что с ней, где она находится. С нее полностью была сорвана одежда, она сидела, облокотившись о ствол березы и привязанными к нему руками. Над ее головой стоял, ехидно улыбаясь, ее муж. От холода у нее зуб не попадал на зуб.
— Ты не обижайся на меня, любимая, за то, что ты лежишь обнаженная и в таком пикантном положении. Не напрягайся, не утруждай себя, пытаясь встать. Оглянись назад, увидишь и поймешь, в каком положении ты находишься. Она глянулась, увидела, как она веревками из сыромятной кожи привязана к стволу березы. Зухра окончательно приходила в себя, теперь она стала понимать, в какой капкан заманил их Тагир.
— Я знаю, мне пощады нет! — закаменело ее лицо. — Воспользовавшись тем, что мы еще законные супруги, я осмелюсь тебя попросить об одном одолжении: пореши со мной быстро, не тяни резинку… — на глазах появились слезы, — я ко всему готова.
— Нет, дорогая, все свершится так, как я задумал! — он вытащил из внутреннего кармана плоскую бутылку с кизлярским коньяком, отвинтил пробку и отхлебнул два глотка. Он был хорошо выпившим, но крепко стоял на ногах. Закрутил пробку и засунул бутылочку обратно в карман. — Видишь кожаную сумку, висящую напротив тебя? Правее, правее, да, очень хорошо! Он пьяно рассмеялся. — В этой сумке находится то, кто заберет твою, — пнул ногой в бок привязанному к другой березе Аслану, — и его душу. Холодные, скользкие существа, с черными немигающими глазками, расплющенными головами, плоскими разветвленными языками… Они не страшные, нет, только приползут к вам вплотную, на мгновение, шипя, приподняв головы и готовясь к нападению. В вас вонзят всего лишь два тонких, как иголки, клыка и уплывете в далекое плавание… Такие красивые, безобидные бестии! Вчера на их глазах один за другим обезглавил всех их детишек. Сейчас они такие злые, что им разницы нет, на кого нападать, лишь бы кому-нибудь из людей отомстит. Отомстят они вам двоим, как только они увидят вас, решат, что это вы убили их детенышей. — он ненавидяще взглянул на лежащего под его ногами Аслана, нервно засмеялся. Принес в казане из-под родника воды, брызнул ее ему в лицо.
Аслан вздрогнул, сделал резкое движение, чтобы встать, но не получилось. Он лежал, спиною прислонившись к стволу дерева, он был веревками привязан к стволу. Долго не соображал на пьяную голову, что он здесь делает. Тагир, подмигивая ему, похлопал его по плечу:
— Правда, друг, я это все хорошо придумал? Если у кого и есть друг, то должен быть такой, как у меня!
У Аслана трескалась башка, он привязан к дереву, наверное, Тагир придумал эту игру, сам ничего не соображает, рядом привязанная к дереву и совершенно голая лежит Зухра.
Тагир понял, в чем причина. Он отлил из кружки полстакана спиртного, одной рукой запрокинул голову Аслану назад и влил в его рот его содержимое.
Вдруг у Аслана резко прояснились мозги, теперь он стал понимать, какую игру с ним и Зухрой затевает Тагир.
— Эй, ненормальный, а ну-ка немедленно развяжи нас… Не соображаешь, что надолго загремишь в тюрьму.
— Нет, соображаю, друг, еще как соображаю! Но только я должен убедиться, что эти твои медвежьи лапы никогда в жизни не прикоснутся моей жены. Хотелось бы войти в твое и ее, — кивнул головой в сторону жены, — положение, но не получается… Прости меня за это. — взглянул на сумку, висящую на сучке березы напротив себя, снял ее с сучка, развязал темемки сумки и бросил ее между женой и Асланом.
Из сумки, шипя и раздрожаясь, высунулись две плоские змеиные головы. Они повернулись сюда, они повернулись туда, с шипением высовывая рогатый черный язык, зашуршали по траве. Чуть приподняв головы над поверхностью невысокой травы, они повернулись в одну, повернулись в другую сторону, слушая, откуда раздаются крики, увидели и резко остановились, извиваясь, переплетаясь кольцами, гипнотизирую Зухру и Аслана перед решительной атакой. Вдруг они выпрямились, сверкая на солнце чешуей, выпрямились и устремились в атаку…
Тагир, чтобы не слышать дикие вопли своей жены и Аслана, заткнув уши пальцами, устремился в глубь леса. Вернулся обратно поздно, может, через час, может, через полтора часа. Там было гробовое молчание. Еще издали увидел, как ее жена и Аслан неестественно опустив головы на грудь, выстягнулись на всю длину тела. Его поразил не их неестественный вид, а то, как завернувшись кольцами, змеи лежали у жены на груди, а у Аслана на животе. Когда Тагир увидел эту картину, он не испугался, не закричал, не запричитал. Подошел, крючковатым суком осторожно снял змей, по одной закинул обратно их в сумку, завязал тесемки и отложил в строну. Развязал еще не остывшее тело жены от ствола березы, разостлал бурку, приподнял ее, прижимаясь щекой к щеке, уложил на спину, чуть повернув голову в сторону Мекки. Перед ней опустился на колени. В друг ему растянулись в улыбке ее по-детски припухшие губы, которые хотели высказать ему что-то, позабытое из их прошлой жизни. Наклонился и поцеловал их.
— Прости меня, милая, я не доглядел тебя… Я тебя предостерег от злых языков сельских сплетниц, а предательского удара единственного друга тебя уберечь не сумел. Кажется, я не стою тебя, не стою…
