Буржуазный век - Фриче Владимир Максимович (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Только проститутки конкурировали с дамами в наготе. Превзойти смелостью знаменитых модниц они все же были не в состоянии.
Если мода имущих классов отличалась от моды средних таким безобразным образом, если стремление к освобождению, лежащее в основе моды эпохи революции, сказалось именно в стремлении к бесстыдно-эротической наготе, то это, впрочем, вполне логично. Способы решения вопроса о костюме стремящимися к обособлению классами и слоями всегда подсказываются им специфическими условиями их существования.
Мы знаем: первыми эксплуататорами нового времени были как в Англии, так и во Франции разбогатевшие парвеню, класс, для которого женщина могла иметь значение только как предмет наслаждения. Эти люди уже не нуждались в женщине как в союзнице в борьбе за свои политические права, ибо последние были ими уже завоеваны и обеспечены.
Так как, с другой стороны, не было никакой принудительной причины разыгрывать по отношению к низшим классам людей высоко нравственных, то общая тенденция моды, естественно, и развивалась в том же грубом направлении, как и чувственные удовольствия и развлечения этого класса. Так же логично и то, что мелкая буржуазия по этому пути пойти не могла, да и в самом деле не пошла, потому что здесь условия жизни и классовые интересы носили прямо противоположный характер: здесь женщина была прежде всего матерью, хозяйкой и товарищем.
В эпоху империи эта разнузданная оргия во всех областях, а следовательно и в области моды, проявлялась уже не так решительно. Однако самый принцип моды революционной эпохи уцелел. И это понятно. Базис общественного здания не изменился. По-прежнему буржуазия оставалась новым властителем мира. Несмотря на Наполеона, во всех странах настоящим императором была она. По-прежнему нуждалась она также в силе и в мускулах, чтобы продолжать свое завоевание мира. Все это должно было символизироваться в моде, как и прежде. Так как, с другой стороны, Наполеон был не кем иным, как представителем формы нового времени, то опять-таки не только во Франции, но и во всем мире люди охотно восприняли в свой костюм линию величия, сложившуюся на почве победы Наполеона во Франции.
Одна из главных задач буржуазной женской моды состояла в том, чтобы устранить характерную черту моды всего старого порядка, а именно разъединение женского тела на грудь, лоно и бедра, и снова вернуть ему также и в костюме гармоническое единство. Эта задача и была разрешена, как видно, модой революционной эпохи.
В конце ампира мода снова вернулась назад, к прежним своим тенденциям: она должна была отражать теперь то же, что и идеал физической красоты, а именно что женщина была свободным человеком только в идее. В качестве же предмета наслаждения, ценимая лишь в зависимости от ее эротических качеств, женщина всегда, во все времена, была лишь соединением груди, лона и бедер. Поэтому и была вновь провозглашена эта формула. Ибо костюм эпохи революции позволял выставлять напоказ только грудь, что и делала эта мода в самых преувеличенных размерах.
Подчеркивать при помощи костюма не только грудь, но и другие части тела возможно только путем затягивания талии. Если в эпоху революции талия затягивалась под грудью, то теперь спустилась снова ниже, и в 1820 г. цель была достигнута.
При помощи корсета, процветание которого относится как раз к этой эпохе, можно было не только придать груда какую угодно форму, но и продемонстрировать взорам талию и бедра. Таким путем снова дошли до так называемой осиной талии (Wespentaille), разделяющей фигуру на две половины.
Затаенная похотливость эпохи Biedermeierzeit (стиль бидермейер – обывательства. – Ред.) впервые праздновала здесь настоящие оргии.
Наряду с корсетом той же цели должна была служить юбка. Приблизительно в это же время стали увеличивать число юбок, чтобы сделать талию еще более тонкой. Стремление как можно откровеннее воздействовать на чувственность становилось всеобщим. Так называемая Wespentaille придавала талии стройность, которой она на самом деле не обладала. На этом пути пришлось, однако, остановиться раньше, чем хотели, так как число юбок нельзя увеличивать до бесконечности: иначе тяжесть костюма стала бы слишком ощутимой, да и фигура женщины производила в таком случае скорее неуклюжее, чем чувственное впечатление.
Необходимо было отыскать новое решение задачи, и его нашли, как и раньше, в фижмах, вошедших в 40-х гг. в употребление, а в 50-х гг. превратившихся в знаменитый кринолин.
При помощи кринолина можно было придавать бедрам уже какую угодно пышную форму. Как видно, кринолин вовсе не произвольная выдумка Второй империи во Франции, и еще менее он изобретение императрицы Евгении, а итог всех тенденций моды, действовавших после исчезновения идей великой революции.
И только поэтому кринолин и совершил свое триумфальное шествие по всем странам.
Как ни органичен и логичен кринолин как результат долголетней эволюции, ни одна мода XIX в. не отличалась такими смешными формами. И потому наряду с модами революционной эпохи он нашел наиболее яркий отголосок в литературе и в искусстве. Он вызвал не только огромное число газетных статей во всех странах, но и специальные исследования, всецело посвященные ему. Из немецких сочинений достаточно указать на статью эстетика Фр. Фишера в 3-м томе его "Kritische Gange" ("Критические заметки". – Ред.). Большинство этих статей и сочинений объявляли войну кринолину как вершине безвкусия, как моде ординарной, как заблуждению и т. д. Для карикатуристов кринолин был, так сказать, "даровым кормом", на который они и набросились во всех странах с величайшей жадностью. В парижском "Charivari" содержится более ста карикатур на кринолин. Лучшие принадлежали, конечно, Домье.
В 1856 г., когда кринолин вошел в моду, на страницах "Charivari" помещалось ежедневно от двух до трех карикатур на него. В таком же духе действовал и лондонский "Punch". Многие из появившихся тогда – в виде отдельных листов – роскошных литографий, служивших главным образом для украшения стен, как более поздние олеографии, также высмеивали формы и неудобства кринолина.
Если для всех критиков кринолина остались тайной как причина его распространенности, так и его конечные тенденции, то все же некоторые из них, и прежде всего Фр. Фишер, высказали немало ценных замечаний об этой моде. Последний метко замечает, что начавшаяся после 1848 г. политическая реакция, превратившая мужчин в баб, в особенности благоприятствовала господству кринолина.
"В 1848 г. настроение было бодрое, мужественное, активное, богатое надеждами и – иллюзиями. Потом последовала реакция, а в такие эпохи люди охотно отказываются не только от своих грез, но и от надежд, от мужественного стремления вперед, от веры в высшие блага человечества, от всякого пафоса. Буржуазия набрасывается на индустрию и деньги. Тон снова задает аристократия, светское общество, приучающее и буржуазию предаваться рафинированным удовольствиям и находить высшее наслаждение в иронии пресыщения. Иметь убеждения считается смешным, быть энергичным провозглашается наивным. Как не стать и костюму бесцветным, висящим и вместе узким. В такие изысканно-блезированные эпохи обычно тон задают женщины. И не впервые, и не во второй, нет, уже в третий раз это женское господство находит свое внешнее выражение в кринолине".
Аналогичную мысль проводит Пельтан в своей уже цитированной книге о Второй империи "Современный Вавилон".
"Неопровержимой исторической истиной является тот факт, что костюм становится тем объемистее, чем скуднее умственная жизнь эпохи. В наше время размеры его почти превзошли границы возможного, и требуется немало искусства, чтобы дама в таком колоссальном облачении не потеряла равновесия".
Однако самое злое замечание Фр. Фишера о кринолине – и в этом усматривает он исконную цель – следующие его слова:
