Великая мать любви - Лимонов Эдуард Вениаминович (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
От паркинга мощеная камнями дорога вела вверх к забору из колючих кустов. Из-за кустов доносились вскрики большой толп' звуки музыки и всплески воды.
- Ну влипли, - сказал Никита. - Сколько же он пригласил людей Автомобилей уже с сотню. И шесть автобусов, - сказала Пам, оправляя юбку. Саймон просил народ объединяться, из-за ограниченности паркинга. Сто, и в каждом четверо или пятеро, плюс автобусы - шестьсот человек будет. И сейчас лишь половина двенадцатого. В прошлом году гостей было полторы тысячи... Кошмар что творилось.
Мы преодолели наконец забор из кустарников и увидели прям перед собой большой дом в стиле ранчо, за ним меж деревьев блеснул зеркало пруда или бассейна. Чуть дальше внизу колосилось урожаев желтое поле, и за ним виднелось еще одно ранчо. У края поля, за оградой, как в ковбойском фильме, паслись и ржали несколько лошадей. На этом пейзаже повсюду расположились группы людей. Три оркестра играли фольклорную музыку, от нескольких жаровен к нам прилетали запахи жареного мяса. Розовый голый здоровяк с маленьким членом плюхнулся в пруд. За ним еще один. Третьей прыгнула грудастая женщина, взмахнув грудьми.
- Вода в пруд поступает от настоящего горного источника, - скаэала Пам. - Это вам не лос-анджеловский бассейн. - Забавно, - сказал я. - А почему они голые? -- Old fashion californian style" *, - комментировала моя религиозная Джули с презрением. Может быть боялась, что я тоже последую примеру аборигенов, и разденусь. Стану ходить среди людей, размахивая членом, а ей будет стыдно за меня. - Во времена хиппи нудизм был моден в Калифорнии, дяди и тети выросли, но привычки остались... Они выглядят глупо... Я подумал, что с ее очень большими шведскими грудьми моя подружка, оголившись, потеряла бы религиозно-кроткую ауру.
* Устарелый калифорнийский стиль
- Следует сказать "Хэлло!" хозяину... Вон он идет в нашу сторону, - Пам метиулась к мужчине в вылинявших джинсах и легкой синей рубашке со стеклышками, вшитыми в воротник и манжеты. Он прижал Пам к себе. Высокий, седой и сутулый, Саймон пожал всем нам руки.
- Good to see you, boys, - сказал он. - Welcome. I like Russians *. Я был на Эльбе, вы знаете... И я никогда не изменил своего фронтового мнения, чтобы политишианс не лили. Надеюсь, вам будет весело у меня...
- И все это принадлежит вам? - Никита обвел руками, как бы плывя куда-то, горизонт. - Вся гора?
- Гора и часть ущелья. И все это я построил сам, с сыновьями. И большой дом, и второй дом, и конюшни. - Но ведь вы писатель? - вмешалась Джули.
- Да. Так сложились обстоятельства. Однако мне больше нравится физический труд. - Саймон почесал шею. - Я делаю "trash books"* -. Он сообщит это таким тоном, каким люди говорят "Я в иншуранс бизнес." Без гордости, но и без сожаления. Trash books прозвучало без эмоций.
- Получается, что вы не жертва Голливуда? - Я прилично заулыбался, так как Саймон Нортон мне понравился. Ханжество в моих глазах самый серьезный недостаток. Саймон, кажется, был начисто лишен его.
- Ха-га-га... Я-таки немало потрудился на чертовой кухне. Четверть века. Выдоил из них немало. Земля эта куплена на голливудские мани. Но последние лет десять я делаю исключительно trash books. У меня четыре сына, я был три раза женат, мне нужно кормить человек двадцать, потому я ушел в trash books business.
- Саймон! Старый жулик! - Выскочив из таборной живописной группы новых гостей на нашего хозяина набросилась дама с крупным круглым задом, затянутым в пижамные штаны. Во всяком случае штаны были подозрительно полосатыми и легкими.
- Вайолет! Old beach!* - Они обнялись и расцеловались с явным удовольствием.
- Бойз! - обратился он к нам, держа даму в объятиях. - Имейте все удовольствия, чувствуйте себя как дома. Я никого не представляю, ибо в такой толпе, это бесполезно. Знакомьтесь сами. Вино и пиво в бочках на территории и два бара имеются в доме. Чего надо - / will be
* Хорошо видеть вас. ребята. Добро пожаловать. Мне нравятся русские. * Бросовые книги, мусорные книги. Старая сука.
around.' - И он повлек олд бич Вайолет к дому, по пути не забывая касаться выдающихся частей дамы.
- Вы знаете его историю? - В голосе Пам звучало восхищение. Он был тяжело ранен в голову в последние дни войны. Пролежал в ком несколько месяцев. Выжил. Утверждает, что помнит тот свет. Что там холодно, темно и неуютно. Просветленный, решил использовать эту жизнь с наибольшим коэффициентом. Оказался в голливудских сценаристах случайно, только потому, что переселился из Чикаго в Калифорнию. В Калифорнию же его привлек не Голливуд, но природа. До того как стал сценаристом, ничего, как сам он утверждает, не писал кроме писем. И вот, не желая этого, он заработал кучи денег. Он бы самым дорогим диалогистом Голливуда, дороже Натана Аргуса.
- На потребу дня... - пробормотал Никита. Ему не понравилось восхищение его подружки Саймоном. - Что? - переспросил я.
- Он работает на потребу дня, - строго сказал мой друг модернист ' - Ты тоже. Вечной литературы нет. Литература старится. Идеи старятся. Человек, утверждающий, что читая Данте в приблизительном переводе, испытывает наслаждение - лжец и сноб.
Улыбающаяся блонд в красном купальнике и босиком сунула на в руки бумажные стаканчики с вином. Мы послушно глотнули. Взвизгнули скрипки народного, а ля Нэшвилл, оркестра из пяти музыкантов, заухал контрабас и несколько пар выделились из толпы. За танцевали на небольшом пятачке земли, лишенном растительности Пыль веселыми струйками выползала из-под ног.
- Я все же предпочту Данте в переводе, голливудскому сценарию, -сказал Никита.
Я не стал ему возражать. Мы спорили почти каждый вечер и чаще всего на именно эту тему. Никита был уверен, что создает произведения, которые надолго переживут Никиту. Я же, напротив, считал его писателем специфического отрезка времени. Я вменял ему в вину отсутствие героя, то что персонажи его бродят в непроницаемой пыли подобной той, в какой мы приехали в гости к Саймону, что в Никитиной прихоти они почти неотличимы от пейзажа. - Можно, разумеется, выбрать себе творческим методом литературный пуантилизм и всю жизнь дрочить точечки, однако ни Сера, и Синьяк никогда не стали художниками первого класса! - кричал ему. - Времена орнаментальной прозы прошли, это был тупик. С рукоделия литература вернулась к ясности и в ней опять ценится метод и выдумка, но темперамент и талант. Он соглашался со мной.
