И все они – создания природы - Хэрриот Джеймс (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
По ступенькам на сцену вскарабкалась Маргарет Уорд, и ее отец превратился в каменного истукана. Уголком глаза я видел, с какой силой мозолистые пальцы Джеффа сжимают колени.
Маргарет играла очень мило, пока не дошла до довольно сложного аккорда, и тут нам в уши ударил режущий диссонанс. Она поняла, что сбилась, попробовала еще раз, и еще раз, и еще… вздергивая голову от тщетных усилий.
– Нет, деточка, до и ми, – ласково поправила мисс Ливингстон, и Маргарет опять ударила по клавишам, – изо всех сил и не по тем.
– Господи, она совсем запуталась! – охнул я про себя и вдруг заметил, что сердце у меня бешено колотится, а мышцы просто судорога сводит.
Я покосился на Джеффа. Побледнеть при таком цвете лица невозможно, но его лоб и щеки пошли жуткими пятнами, а ноги конвульсивно подергивались. Видимо, он почувствовал мой взгляд, потому что обратил на меня полные муки глаза и изобразил жалкое подобие улыбки. Его жена вся вытянулась вперед с полуоткрытым ртом.
Пока Маргарет рылась в клавишах, переполненный зал застыл в мертвой тишине. Казалось, прошла вечность, прежде чем девочка взяла правильный аккорд и отбарабанила остальное без единой дополнительной ошибки. Хотя слушатели облегченно перевели дух и громко захлопали больше от облегчения, чем от восторга, я всем своим существом понял, что этот маленький эпизод обошелся нам очень дорого.
Во всяком случае, я погрузился в какой то тягостный транс и тупо следил, как на табурете одна маленькая фигурка сменяет другую. Но сбоев больше не было. А затем подошел черед Джимми.
Бесспорно, нервничали не только все родители, но и большинство исполнителей, однако к моему сыну это не относилось. Он беззаботно поднялся на сцену, только что не насвистывая сквозь зубы, а к роялю прошествовал с некоторой заносчивостью. «Тьфу, подумаешь!» – говорило каждое его движение.
Я же при его появлении окостенел. Ладони вспотели, в горле поднялся тяжелый ком. Конечно, я пытался себя пристыдить. Но тщетно. Что я чувствовал, то чувствовал.
Играл Джимми «Танец мельника» название это будет гореть в моем мозгу до смертного часа. Естественно, веселый бойкий мотив я знал наизусть до последнего звука. Джимми заиграл с большим подъемом, вскидывая руки и встряхивая головой, как Артур Рубинштейн в зените своей славы.
Примерно на середине «Танца мельника» быстрый темп сменяется с энергичного «та-рум-тум-тидл-идл-ом-пом-пом» на медлительные «та-а-рум, та-а-рум, та-а-рум», а затем устремляется дальше прежним карьером. Композитор тут весьма искусно внес разнообразие в вещицу.
Джимми лихо проскакал первую половину, замедлился на таких мне знакомых «та-а-рум, та-а-рум, та-а-рум» и я ожидал, что он рванет дальше во весь опор, но его руки замерли, глаза несколько секунд пристально вглядывались в клавиши, а затем он снова проиграл медленные такты, и снова остановился.
Сердце у меня подпрыгнуло и ухнуло куда-то в пятки. Давай же, миленький, давай! Ты же знаешь вторую половину! Сколько раз я ее слышал! Моя безмолвная мольба была пронизана черным отчаянием. Но Джимми, казалось, ничуть не был обескуражен. Он поглядел на клавиши с легким недоумением и почесал подбородок.
Вибрирующую тишину нарушил нежный голос мисс Ливингстон.
– Лучше начни с начала, Джимми.
– Ага! – бодро откликнулся мой сын и вновь с неколебимой уверенностью заиграл «Танец мельника», а я, зажмурившись, ждал приближения рокового перехода «Та-рум-тум-тидл-идл-ом-пом-пом, та-а-рум, та-а-рум, та-а-рум…» И тишина. На этот раз Джимми вытянул губы, положил ладони на колени и наклонился над клавиатурой, словно полоски слоновой кости что-то от него прятали. Ни смущения, ни паники, только легкое недоумение.
Тишину в зале можно было резать ножом, и, конечно, грохочущие удары моего сердца слышали все вокруг. Я почувствовал, как дрожит колено Хелен рядом с моим. Я знал, что еще немного и мы не выдержим.
Голос мисс Ливингстон был нежнее зефира, не то я, наверное, взвыл бы.
– Джимми, деточка, не начать ли нам еще раз сначала?
– А? Хорошо.
И он вновь взял ураганный темп, полный огня и неистовства. К этому времени остальные родители уже знали первую половину «Танца мельника» не хуже меня, и мы все вместе ждали грозного перехода. Джимми достиг его с рекордной быстротой. « Та-рум-тум-тидл-идл-ом-пом-пом «, а затем «та-а-рум, та-а-рум, та-а-рум «. И все.
Колени Хелен стучали друг о друга, и я с тревогой посмотрел на ее лицо. Оно оказалось очень бледным, но все же у меня не создалось впечатления, что она созрела для обморока.
Джимми сидел спокойно, и только его пальцы барабанили по деревянной полосе у клавиш. А у меня точно стягивали удавку на горле. Выпученными глазами я безнадежно посмотрел по сторонам и увидел, что Джефф Уорд по ту сторону прохода держится из последних сил. Лоб и щеки у него опять пошли пятнами, у скул вздулись желваки, а лоб лоснился от пота.
Напряжение достигло предела, и вновь жуткую атмосферу слегка разрядил голос мисс Ливингстон.
– Ну, ничего, Джимми, детка, – сказала она. – Пойди пока на свое место и немножко отдохни.
Мой сын встал с табурета, пересек сцену, спустился по ступенькам и сел во втором ряду среди своих товарищей.
Я тяжело откинулся на спинку. Ну, что же, малыш осрамился. И как! Хотя он словно бы не очень расстроился, я был твердо убежден, что его грызет стыд: ведь только он один застрял на середине.
На меня накатила волна липкой горечи. Многие родители оборачивались и слали нам с Хелен кривые улыбки дружеского сочувствия, но легче мне не становилось. Я почти не слышал продолжения концерта. А жаль. Потому что старшие ученики играли очень неплохо. Ноктюрны Шопена сменились сонатами Моцарта, и у меня осталось смутное воспоминание, что какой-то высокий юноша как будто бы сыграл «Экспромт» Шуберта. Прекрасный концерт, прекрасные исполнители – все, кроме бедняги Джимми, единственного, кто не сумел доиграть до конца.
В заключение мисс Ливингстон подошла к краю сцены:
– Я хотела бы поблагодарить вас, уважаемые дамы и господа, за теплый прием, который вы оказали моим ученикам. Надеюсь, вы получили не меньше удовольствия, чем мы сами.
Опять раздались аплодисменты, заскрипели отодвигаемые стулья и я тоже встал, чувствуя себя довольно муторно.
– Ну, как, Хелен, поедем? – спросил я, и моя жена кивнула в ответ. Лицо ее было застывшей скорбной маской.
Но мисс Ливингстон еще не кончила.
– Прошу вас, уважаемые дамы и господа, немного подождать. – Она подняла ладонь. – Тут есть один молодой человек, который, я знаю, мог бы сыграть гораздо лучше. И мне было бы грустно уйти домой, не предоставив ему еще одной возможности показать, на что он способен! Джимми! – Она наклонилась над первым рядом. – Джимми, может быть… может быть, ты попробуешь еще раз?
Мы с Хелен обменялись взглядом, полным холодного ужаса, а по залу разнесся бодрый голос нашего сына:
– Ага! Попробую.
Я не поверил своим ушам. Вновь поджариваться на медленном огне? Да, ни за что! Но, увы! Слушатели покорно опустились на свои места, а знакомая маленькая фигурка взбежала по ступенькам и промаршировала к роялю.
Откуда-то из неизмеримого далека до меня долетел голос мисс Ливингстон:
– Джимми сыграет «Танец мельника»!
Этих сведений она могла бы нам и не сообщать. Мы их как-то уже усвоили.
Словно в кошмаре, я опустился на свой стул. Несколько секунд тому назад я ощущал только неимоверную усталость, но теперь меня свела такая судорога напряжения, какой я еще ни разу не испытывал. Джимми поднял руки над клавишами, и по залу словно прокатился невидимый девятый вал.
Малыш начал, как обычно, – с полной беззаботностью, а я конвульсивно заглатывал воздух, чтобы перетерпеть роковой миг, который приближался с беспощадной быстротой. Я же знал, что он снова остановится. И знал, что в то же мгновение рухну без чувств на пол.
Смотреть по сторонам у меня не хватало духа. Собственно, я крепко зажмурился. Но музыку слышал – так ясно, так четко… « Та-рум-тум-тидл-идл-ом-пом-пом, та-а-рум, та-а-рум, та-а-рум…» Нескончаемая пауза, и вдруг: «тидл-идл-ом-пом, тидл-идл-ом-пом» – Джимми залихватски понесся дальше.
