Эти загадочные животные - Царева Ирина (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Однажды, когда ребенку было полтора месяца, мать забежала взглянуть на сына, лежащего в люльке, и, страшно закричав, упала без чувств. Ее крик услышали люди. Женщину привели в чувство, и она рассказала, что увидела огромную черную змею, обвившуюся вокруг колыбели.
Мать Ибрагима убедила себя, что ей, измученной горем потери мужа и усталостью, змея просто почудилась. Но через четыре месяца, когда она была во дворе, услышала раздавшийся из комнаты детский смех. Войдя к ребенку, мать вновь увидела змею — она обвилась вокруг Ибрагима, поддерживая его в вертикальном положении.
Женщина поняла, что это не видение, а реальная рептилия. Сквозь слезы она стала просить змею: «Оставь нас в покое. Нет с нами отца, чтобы защитить ребенка. Если с ним случится что-то, я умру. Уходи…» Змея отпустила ребенка и уползла.
С этого дня малыш стал ходить. Его добровольная нянька появлялась каждый день, помогая ему в его первых шагах. Вползала в комнату только тогда, когда матери в ней не было, а с ее появлением покорно удалялась.
Через некоторое время ребенок заговорил. Змея регулярно посещала его, он вместе с ней играл с игрушками. А однажды, когда мать вошла в комнату и змея тут же уползла, сказал: «Из-за тебя Македеш уходит». Откуда взялось это имя, так и осталось тайной.
По письму соседей приехали специалисты из Москвы. Все, описанное ими, подтвердилось. Удалось даже установить, что Македеш — самка в возрасте 21 года, а змеи этого вида живут не больше 24 лет.
Осенью змея исчезла. И больше не появилась…
Девочка Сян Фэнь из китайской провинции Ляо-нин с двух до шести лет воспитывалась свиньями. В семье она была нежеланным ребенком (ждали сына), и как только малышка перестала нуждаться в материнском молоке и научилась самостоятельно передвигаться, на нее просто перестали обращать внимание. Забравшись как-то в свинарник, девочка так и осталась там. Свиньи для нее стали единственными живыми существами, с которыми она общалась.
О Сян Фэнь просто забыли. Обнаружил ее учитель ботаники, собиравший в предгорьях вблизи села гербарий. В стаде лакомившихся желудями свиней он увидел ребенка. Девочка была невообразимо грязная, бегала на четвереньках, хрюкала и визжала.
Учитель сообщил об этом властям, и ребенка забрали. Психологи, которым девочка была передана, были свидетелями трагической сцены: увидев свинью, кормящую свой выводок, 6-летняя Сян Фэнь бросилась к ней, отбросила одного из поросят и, хрюкая и повизгивая от удовольствия; стала сосать ее молоко.
Прошло более 10 лет. С большим трудом девочка научилась ходить. Ортопедам пришлось основательно повозиться со скрюченными в коленях ногами ребенка, которые отказывались разгибаться после стольких лет хождения на четвереньках. С речью было еще труднее…
Правдивы ли все эти и подобные им истории, облетевшие всю мировую прессу? В общем, да. Разумеется, они приукрашены в деталях, но сами события вряд ли придуманы. Как правило, вокруг них сразу возникает много шума, их обсуждает пресса, опрашиваются свидетели, да и сам возвращенный людям ребенок — лучшее доказательство для сомневающихся — становится объектом всеобщего внимания.
Но то, что в природе действительно имеют место случаи усыновления и воспитания животными человеческих детенышей, не должно рождать в нас блаженную уверенность, что для каждого потерянного в лесу или брошенного ребенка обязательно найдутся добрые лохматые и клыкастые родители. Само по себе такое явление большая редкость. На каждый такой случай приходится множество других — когда дети становятся жертвами хищников. Например, в Индии в слоях наиболее отсталого и бедствующего населения доведенные до отчаяния люди порой избавлялись от лишнего рта, особенно если это была девочка или хилый больной ребенок. И практически все они погибали от голода или их убивали дикие звери.
Как и для любого маловероятного события, для «усыновления» ребенка зверем необходимо очень редкое, особое стечение обстоятельств. И именно из-за его редкости такой факт вызывает большой интерес общественности.
Вероятно, именно поэтому в моем архиве хранится только одна, не ставшая достоянием прессы, история нежной заботы собаки о заброшенном человеческом детеныше, в то время как другие темы представлены сотнями свидетельств от самых разных людей. Автор письма, которое я приведу ниже, по вполне понятным причинам не захотела, чтобы любопытствующая публика нарушила покой уже налаженной жизни, и разрешила напечатать свой рассказ, не называя ни ее имени, ни места событий.
Моя мать — собака. Это можно понять по-разному, но в этом вся истина.
У меня никогда не было отца. Я не уверена, что женщина, родившая меня, знала, кто он. Мне же узнать это было не дано. Как не дано было узнать своих дедушку и бабушку, которых она тоже вряд ли помнила. Ее звали Марина. Я ее звала так же. Слово «мама» предназначалось совсем другому существу — это была вырастившая меня собака. Откуда она взялась, чьей она была прежде, я не знаю. Просто, сколько помню себя, помню ее. У нее и имени-то не было. Просто Марина обращалась к ней обычно так: «Эй-ка, ты, поди сюда!» И на это «Эй-ка» собака откликалась. Я не знала, что это значит, и думала, что Эйка — это имя. «Мама Эйка» звала я ее. Шесть лет она была рядом со мной. И вряд ли я была бы жива, если бы не она — моя мама. Иногда мне кажется, что если бы мы жили с ней вдвоем в лесу, то я перестала бы быть человеком, а стала бы маленькой собачкой, не знала бы языка, бегала на четвереньках, охотилась бы на зверьков… Но рядом были люди — Маринины знакомые, такие же, как и она. Иногда они разговаривали со мной, иногда даже кормили, и я знала, что я ребенок человека. А как мне хотелось быть настоящим ребенком мамы Эйки — единственного живого существа, которое меня любило! Мне даже сны снились, в которых я была щеночком.
Мама Эйка кормила меня неизвестно где раздобытыми ею объедками. Она следила, чтобы я не отравилась испорченной пищей. Я помню, как она, рыча на меня, вырвала из моих рук кусок найденной мной в доме Марины несвежей колбасы.
Сколько раз, дрожащая от холода, я зарывалась в ее теплую шерсть, а мама, обхватив меня лапами, горячо дышала, согревая мое замерзшее тело. Когда я болела, она носила мне какую-то траву и заставляла ее жевать, придавливая мои плечи к подстилке своими лапами и толкая травинки в мои губы носом. Она ложилась на больные места головой или грудью, и боль уходила. И еще она разговаривала со мной. Не лаяла, а именно «говорила». Это были звуки, похожие на бормотание, в котором все время повторялся звук «р-р-р», произносимый с разными интонациями. Мне тогда казалось, что я понимаю ее. Она утешала меня, говорила, что люди не все плохие, что я еще буду счастливой, что все изменится, надо только верить в это…
Мама Эйка умерла. Наверное, от старости. И она знала, что умирает, потому что в последние дни перед смертью не отходила от меня. В глазах ее стояли слезы, она лизала мне руки и лицо, бормотание ее становилось все короче, переходя в тихое подвывание. В последний раз она облизала мое лицо и уползла, оглядываясь на меня и тихо поскуливая. Я чувствовала, что она прощается. Мертвой я маму не видела — наверное, так она хотела, потому и уползла куда-то. Но это было неправильно: я бы похоронила ее (мне ведь было уже почти девять лет), и у меня осталась бы могила, к которой я могла бы прийти, поплакать и поговорить.
Марина умерла через месяц после мамы Эйки. Заснула пьяная и не проснулась. Ее, конечно, похоронили. Но мне у ее могилы сказать нечего.
Потом был детдом. Говорят, что жизнь в детдоме очень страшная, но мне там было хорошо. Там были разные люди, но даже самые добрые не смогли заменить мне маму Эйку.
Сейчас у меня семья. Я сама мать. И помня свое детство, я одариваю своих детей любовью и заботой, которым научила меня моя мама — собака с сердцем человека.
Эта история не менее удивительна, чем «Маугли» Киплинга. Готовые превозносить мать-волчицу, отца-волка, мы остаемся слепы к потрясающему своей человечностью отношению домашних питомцев к нам и нашим детям. Если же обратить внимание на то, что происходит ежедневно и ежечасно рядом с нами, то на многие вопросы можно найти ответы.
