Друг, воспитанный тобой - Рябинин Борис Степанович (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
Вот уж кто неисправим в отношении кошек, кур! Только покажись, кочерыжка кверху — и понесся… не удержите ничем.
Он душит хорьков, идет и за уткой. Необыкновенно азартный, может даже погибнуть, увлекшись охотой. Однажды Фоксик переплыл за подраненной уткой быструю и широкую реку, чтоб принести хозяину-стрелку, а на обратный путь не хватило сил — на середине быстрое течение подхватило, утонул.
Упорства фоксу не занимать. Фоксика поймали и посадили в клетку. Как бы не так! Он сломал все зубы, но вырвался из плена. А велика ли собачка… с добрую кошку! В то же время фокс легко приучается подолгу сидеть в рюкзаке при перевозках, чем пользуются охотники.
Любопытен нрав фокса. Он и ваш, но он и сам по себе. Вероятно, эта независимость да самостоятельность и составили фокса славу очень своеобразных существ. «Интересные собаки». Сколько раз мне доводилось слышать эту фразу.
О популярности фоксов, в частности, говорит тот факт, что на недавней международной выставке фокстерьеров в Лондоне было выставлено более семи тысяч собак. Знаменитый Груфт, специально приспособленное для выставок помещение, вмещающее около восьми тысяч собак (для каждой — отдельный бокс, тут же описание — родословная, награды), был полнехонек (воображаю, какой там стоял шум, лай — оглохнешь!). А всего поступило около 12 тысяч заявлений, и устроителям выставки пришлось допустить лишь тех животных, кои уже имели отличия и награды.
Если вы еще не успели прочитать «Трое в лодке, не считая собаки» Джерома К. Джерома — немедленно прочитайте. Описание Монморенси и его поступков — классика.
«Посмотрите на Монморенси — и вам покажется, что это ангел, по каким-то причинам, скрытым от человечества, посланный на землю в образе маленького фокстерьера. Монморенси глядит на вас с таким выражением, словно хочет сказать: «О, как испорчен этот мир и как бы я хотел сделать его лучше и благороднее»; вид его вызывает слезы на глазах набожных старых дам и джентльменов.
Когда Монморенси перешел на мое иждивение, я никак не думал, что мне удастся надолго сохранить его у себя. Я сидел, смотрел на него (а он, сидя на коврике у камина, смотрел на меня) и думал: эта собака долго не проживет. (Так, к слову, и вышло с моим Антошкой. — Б.Р.). Его вознесут в колеснице на небо — вот что с ним произойдет. Но когда я заплатил за дюжину растерзанных Монморенси цыплят; когда он, рыча и брыкаясь, был вытащен мною за шиворот из сто четырнадцатой уличной драки; когда мне предъявили для осмотра дохлую кошку, принесенную разгневанной особой женского пола, которая обозвала меня убийцей; когда мой сосед подал на меня в суд за то, что я держу на свободе свирепого пса, из-за которого он больше двух часов просидел как пришпиленный в холодную ночь в своем собственном сарае, не смея высунуть нос за дверь; когда, наконец, я узнал, что мой садовник выиграл тридцать шиллингов, угадывая, сколько крыс Монморенси убьет в определенный промежуток времени, — я подумал, что его, может быть, и оставят еще немного пожить на этом свете. Слоняться возле конюшен, собрать в кучу самых отпетых собак, какие только есть в городе, и шествовать во главе их к трущобам, готовясь к бою с другими отпетыми собаками, — вот что Монморенси называет «жизнью»… Жизненный идеал Монморенси состоит в том, чтобы всем мешать и выслушивать брань по своему адресу. Лишь бы втереться куда-нибудь, где его присутствие особенно нежелательно, всем надоесть, довести людей до бешенства и заставить их швырять ему в голову разные предметы — тогда он чувствует, что провел время с пользой.
Высшая цель и мечта этого пса — попасть кому-нибудь под ноги и заставить проклинать себя в течение целого часа. Когда ему это удается, его самомнение становится совершенно нестерпимым… такая собака не нуждается в науськивании. Ее толкает на все эти проделки врожденный инстинкт, так сказать, «первородный грех».
Правда хорош? Вот эта бесшабашная удаль больше всего и приходится по сердцу, западает в душу настолько, что, когда под колесами автомобиля сложил свою буйную голову мой Антошка, дома у нас долгое время был всеобщий траур, а после и слышать никто не хотел, чтоб взять собаку другой породы: только фокса, только этого дьяволенка!
Очень мил мне и шотландский терьер — скотчик. И вправду как чертенок! Черный-черный, без единого пятнышка, глаза как угольки. Низенький, но шустрый; и тоже с норовом; чего захочет — своего добьется! Приятный, ласковый, однако если их сиятельство в дурном расположении духа или заняты какими-то личными делами, под руку лучше не суйся, покажет зубы. В общем — терьер. Все они таковы, за исключением разве эрделя.
Несколько слов о черном терьере. Все терьеры иностранного происхождения. Черного мы вывели сами, «намешав» крови нескольких пород. Получился крупнее крупного эрдельтерьера и ни на кого не похожий. Недоверчивый, злобный, хорошо сторожит. Шерсть жесткая, блестящая, с чуть заметной сединой. Любителям он понравился, и его уже не редкость встретить в частных руках. Сварливая животина, но пес любопытный.
А длинненькая, приземистая, на кривых, будто изломанных в суставах ножках семенит вперевалочку, помахивая задорно задранным хвостом-прутиков, — кто это?
Такса. Конечно она.
Англичане называют таксу «собака-сосиска». Во Львове я слышал, как говорили: «Таксы у нас продаются на метры…» И вправду, природа, создавая таксу, забыла приделать ей третью пару ножек: пузо чуть-чуть не волочится по земле… Впрочем, по-моему, это все-таки поклеп, наветы злопыхателей: у хорошей таксы живот всегда подтянут выше уровня груди.
Бедная собачуха. Изощряются над нею в остроумии. Хотя чем она бедная? Она и на своих четырех чувствует себя превосходно. В хорошем житье так балуется, что становится деспотом в доме. Не так встал — залает. Не так сел — опять лает. Не ту шляпу надел — исходит лаем, прыгает, старается снять с головы.
Умнейшая бестия. Знает каждую вещь, привыкла к порядку. Щенка-таксика поместили в хороший дом. Первые три дня был тихий, потом стал все забирать в свои руки.
Из секции такс (кстати, как правильно сказать: «таксистов»? — но таксист — это водитель автомобиля-такси; «таксолюбов?» — как-то не хорошо. Может быть, «таксоводов»?)… да, так пришли из секции любителей этих собачек проверить, как живется таксику.
— Что-то она у вас тощевата…
Хозяйка пошла пятнами: «Она супов не ест, по утрам пьет кофе, ест слойки, любит салаты…»
Вот так! Видали барыню?
На фронте была найдена такса около убитого немецкого офицера. В землянке, сидела на подушке. Тоже, вообразите, сцена — не часто увидишь. Грохот, разрывы снарядом и бомб, сыплется земля, а на подушке — псина. И не слезает! Привезли с подушкой. Потом подушку выбросили — больше блох, чем пера.
Стали с собакой разговаривать.
— Дай лапу.
Не понимает. По-русски ни в какую!
Вдруг однажды заговорили по-французски. Собаченция сразу оживилась. Что ни прикажи, все исполняет. Пожалуйста! По-немецки — пожалуйста! Только по-нашему не знает. Потом научилась.
Заговорят громко — подойдет и за брюки подергает. Не надо, мол! Тишину любила. На фронте, что ли, ей надоел грохот?
Такса высоко ценима охотниками и вообще одна из самых любимых в мире домашних собак. Она очень привязчива, трогательно предана, легко поддается разнообразной дрессировке.
Так же, как фокс, такса — норная собака. (Потому и такое тельце: с длинными прямыми лапами; толстая — поди попробуй забраться в узкую тесную нору!) И, подобно фоксу, на охоте такая же азартная. Как говорит Брем, к авторитету которого мы уже не раз прибегали здесь, «такса необыкновенно увлекается преследованием дичи и залезает в самую ужасную чащу; благодаря своему прекрасному чутью она быстро находит дичь и тут не забивает все на свете… Целыми часами преследует она вспугнутого зайца, часами роется в норе кролика, неутомимо бегает за дикой козой, совершенно упуская из виду как время, так и пространство. Утомившись, такса ложится отдыхать, а затем снова принимается за охоту. Вследствие этого такса обыкновенно пригодна только для одного рода охоты — для того, чтобы выгонять из нор животных, живущих под землей». Брем подчеркивает, что «сравнительно с незначительной величиной их, таксы оказываются очень сильными животными, обладающими к тому же необыкновенным мужеством». Правда, дальше он говорит о них и такое: «Таксы умны, понятливы, верны своему хозяину, обладают приятным, веселым нравом, очень бдительны, с трудом дают себя сманить чужому, но, к сожалению, они хитры и вороваты, а в старости становятся к тому же угрюмы, ворчливы, кусливы и часто даже коварны». Вот так. Но кто не меняется к старости?
