О всех созданиях – больших и малых - Хэрриот Джеймс (полные книги txt) 📗
– Нынче я вас совсем загонял, молодой человек. Теперь поглядите-ка корову. У нее горошина в соске.
В дни ручного доения "горошины" и иные закупорки сосков были частым явлением. Причиной могли быть кусочки молочного камня, крохотные опухоли, повреждения выстилающей ткани соска и еще всякая всячина. Крайне увлекательная, хотя и весьма узкая область, и к корове я направился с живым интересом.
Впрочем, я был еще на некотором расстоянии от нее, когда мистер Стоукилл положил мне ладонь на плечо.
– Погодите, мистер Хэрриот, не трогайте ее пока, не то она вас лягнет. Очень у нее норов подлый. Погодите минутку, я ее привяжу.
– Хорошо, – сказал я, – только веревку дайте мне.
– Да лучше бы я сам…– начал он нерешительно.
– Нет-нет, мистер Стоукилл, не затрудняйтесь. Я отлично знаю, как помешать корове брыкаться, – сказал я сдержанно. – Будьте добры, дайте мне веревку.
– Да ведь… она такая… Брыкается почище лошади. Удойная, это верно, да только…
– Не беспокойтесь, – уронил я с улыбкой. – У меня она не порезвится.
Я начал разматывать веревку. Приятно было показать, что я умею обращаться с животными, хотя диплом получил всего несколько месяцев назад. К тому же не так уж часто нас предупреждают, что корова склонна брыкаться. Однажды корова лягнула меня так, что я отлетел к противоположной стене, а фермер сказал только: "Уж такая у нее привычка".
Да, хорошо, когда тебя предупредили! Я опоясал корову веревкой перед выменем и туго затянул скользящую петлю. Точно так, как нас учили в колледже. Она была рыжей, шортгорнской породы, с косматой головой и, когда я нагнулся, поглядела на меня с задумчивым интересом.
– Ничего, ничего, милуша, – сказал я ласково, подлез под нее и осторожно потянул сосок. Брызнула струйка, другая, и что-то закупорило канал. А, вот она! Довольно-таки большая, но движется свободно. Можно будет выдавить наружу, не разрезая замыкающую мышцу.
Я взялся за сосок покрепче, потянул посильнее, и тотчас раздвоенное копыто ударило меня по колену, как развернувшаяся стальная пружина. Коленная чашечка не приспособлена для того, чтобы ее лягали, и несколько минут я прыгал по коровнику, шепотом ругаясь на чем свет стоит.
Старый фермер виновато ходил за мной.
– Вы уж простите, мистер Хэрриот. Такой у нее подлый нрав. Дайте-ка лучше мне…
Я предостерегающе поднял ладонь:
– Нет, мистер Стоукилл! Я уже надел на нее веревку. Просто затянул недостаточно туго.
Я подковылял к корове, распустил узел, а потом налег на веревку с такой силой, что у меня потемнело в глазах. Когда я кончил, живот у нее приподнялся и она обзавелась талией, словно затянутая в рюмочку модница былых времен.
– Тут уж ты не попляшешь! – буркнул я и снова нагнулся к вымени. Раза два брызнуло молоко, затем помеха снова закупорила выход, и в отверстии показалось что-то беловато-розовое. Еще чуть-чуть нажать, и я выковыряю его иглой от шприца, которую держал наготове. Я вздохнул всей грудью и нажал.
На этот раз копыто впечаталось в лодыжку. Ей уже не удалось поднять его повыше, но боль была такой же отчаянной. Я сел на табуретку для доения, засучил штанину и поглядел на лоскуток кожи, который свисал, точно флажок, у конца длинной ссадины, оставленной копытом.
– Да хватит с вас, молодой человек! – Мистер Стоукилл снял с коровы веревку и сочувственно поглядел на меня. – Обычным манером с ней не совладать. Я же ее дважды в день дою, так уж знаю.
Он принес засаленный плужный ремень, несомненно бывший в частом употреблении, и затянул его на заплюсневом суставе неугомонной коровы. На другом конце ремня был крюк, и старик зацепил его за кольцо, ввинченное в стену. Ремень туго натянулся, сдвинув ногу чуть-чуть назад.
Старик кивнул:
– Вот теперь попробуйте.
Отдавшись на волю судьбы, я снова ухватил сосок. Но корова словно бы поняла, что проиграла, и ни разу даже не пошевельнулась, пока я выдавливал и выковыривал "горошину", которая оказалась молочным камнем. Стояла как миленькая и ничего не могла поделать!
– Спасибо, молодой человек, спасибо вам! – сказал старик. – Какой увесистый! Он мне сильно мешал. А главное, не разобрать было, что это такое. – Он поднял палец: – И последняя для вас работенка. Телушка. Что-то у нее с животом неладно, мне кажется. Видел ее вчера вечером, ее маленько раздуло. Она у меня в сарае.
Я надел шубу, и мы вышли наружу, ветер набросился на нас с ликующей свирепостью. Лицо мне полоснуло как ножом, нос сразу замерз, глаза заслезились, и я укрылся за углом конюшни.
– Где телка? – с трудом выговорил я.
Мистер Стоукилл ответил не сразу. Он закуривал сигарету, словно не замечая ярости стихий. Защелкнув крышку старой медной зажигалки, он указал большим пальцем:
– А за дорогой. Вон там.
Я посмотрел в направлении его пальца через занесенные стенки на узкую расчищенную полоску шоссе между белыми валами и на крутой склон, ровная белизна которого уходила к свинцовым тучам. То есть ровная, если не считать крохотного строения, серого каменного пятнышка в поднебесье, где в сотнях футов над нами склон переходил в широкую плоскую вершину.
– Извините, – пробормотал я, все так же прижимаясь к стене. – Я не вижу.
Старик, спокойно стоя лицом к ветру, удивленно взглянул на меня:
– Не видите? Да вон же сарай! Так и торчит!
– Сарай? – я ткнул дрожащим пальцем. – Вон то строение? И телка там? Да не может быть!
– Там, там. Молодняк я держу повыше.
– Но… но… – язык отказывался меня слушаться. – Нам же туда не подняться. Снега намело выше пояса.
Он неторопливо выпустил дым из ноздрей.
– Еще как поднимемся, будьте спокойны. Вот погодите чуток.
Он скрылся в конюшне, и, подождав минуту-другую, я заглянул внутрь. Старик седлал толстого каурого жеребчика. Я с удивлением смотрел, как он вывел конька наружу, не без труда влез на ящик и взгромоздился в седло.
Поглядев на меня с этой высоты, он бодро взмахнул рукой:
– Поехали! Вы все с собой нужное взяли?
В полном недоумении я рассовал по карманам бутылку с микстурой от газов, пробойник с гильзой, пакет с препаратом горечавки желтой и стрихнина. А мозг тупо сверлила мысль, что на холм мне никогда не взобраться.
По ту сторону шоссе в снежном валу был прокопан проход, и мистер Стоукилл направил в него конька, а я кое-как плелся следом, уныло поглядывая на бесконечную белую крутизну впереди. Мистер Стоукилл обернулся.
– Хватайтесь за хвост, – сказал он.
– Простите?
– За хвост хватайтесь.
Как во сне я сжал жесткие волосы.
– Да не так. Обеими руками, – терпеливо объяснил фермер.
– Вот так?
– Молодец! А теперь держитесь крепче.
Он прищелкнул языком, конек решительно затрусил вперед, а за ним и я.
И все оказалось так просто! Мир проваливался вниз у нас из-под ног, а мы возносились все выше. И, откидываясь, я с наслаждением смотрел, как развертываются извивы узкой долины, и вот уже открылась вторая, поперечная, а за ней белые холмы огромными белыми волнами вздымались к черным тучам.
У сарая фермер спешился.
– Все в порядке, молодой человек?
– Все в порядке, мистер Стоукилл.
Входя следом за ним в сарай, я улыбнулся. Старик как-то сказал мне, что оставил школу в двенадцать лет. Ну а я почти все двадцать четыре года моей жизни провел в учебных заведениях. Но вспоминая последние часы, я должен был признать, что, конечно, могу похвастать книжной премудростью, однако знаний у него больше.
11
На рождество мне всякий раз вспоминается одна кошка.
В первый раз я увидел ее однажды осенью, когда приехал посмотреть какую-то из собак миссис Эйнсворт и с некоторым удивлением заметил на коврике перед камином пушистое черное существо.
– А я и не знал, что у вас есть кошка, – сказал я.
Миссис Эйнсворт улыбнулась:
– Она вовсе не наша. Это Дебби.
– Дебби?
