Великий Бисмарк. Железом и кровью - Власов Николай (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
В то же время нельзя не отметить, что в «сильной позиции» Германии были и свои слабые стороны. В традиционной европейской логике баланса сил ситуация, в которой одна из великих держав начинала приближаться к гегемонии, у нее вскоре появлялся противовес в виде блока других европейских государств. Центром этого блока в данном случае должна была неизбежно стать Франция; ее враждебность и стремление к реваншу превратились в постоянный фактор европейской политики. Вопреки своим собственными правилам, Бисмарк вынужден был играть на шахматной доске, часть полей которой – все, что касалось компромисса с западным соседом, – была ему практически недоступна. Особенности географического положения Германской империи, граничившей с тремя великими державами, делали ее особенно уязвимой по отношению к враждебным коалициям. Поэтому угроза «окружения» постепенно становилась доминирующим фактором в восприятии германским обществом и правящей элитой собственной безопасности. Как писал британский посол лорд Рассел, «опасность, которой князь Бисмарк сегодня боится в наибольшей степени, есть взаимопонимание между Россией, Францией и Австрией, которое изолировало бы Германию»[501]. Относительно реальности такого альянса можно спорить, но в представлениях политической и военной элиты империи подобная угроза, безусловно, существовала.
Все это логичным образом приводило к тому, что в качестве своей основной задачи Бисмарк видел ослабление и изоляцию Франции. Для этого, в свою очередь, необходимо было поддерживать хорошие отношения как с Австро-Венгрией, так и с Россией, при том, что у этих двух монархий были серьезные разногласия на Балканах. Решение этой задачи требовало немалого мастерства, а главное – по сути, противоречило самой логике европейского «баланса сил», не допускавшего доминирующего положения какой-то одной державы на континенте. Преодолеть эту тенденцию было бы настолько же сложно, насколько непросто, например, преодолевать земную гравитацию; поэтому не случайно «железного канцлера» историки часто сравнивают с жонглером, который умудрялся удерживать в воздухе одновременно несколько шаров. Однако эта игра требовала не только немалого искусства, но и постоянных усилий; предоставленные сами себе, шары немедленно упали бы, что фактически и произошло при преемниках Бисмарка.
Можно сказать, что избранная «железным канцлером» стратегия обеспечения безопасности и внешнеполитических интересов Германской империи была изначально обречена на провал, поскольку противоречила логике существовавшей системы международных отношений. Однако вопрос заключается в том, имел ли он реальную возможность избрать альтернативную стратегию. Многие историки более поздней эпохи, особенно писавшие свои работы уже после Второй мировой войны, ставили Бисмарку в упрек то обстоятельство, что он пытался действовать, опираясь в первую очередь на военную мощь Германии и систему альянсов, порой противоречивших друг другу. Однако могла ли новая империя двигаться иным путем, например, сделать ставку на демонстрацию своих мирных намерений, отказ от применения силы и взаимопонимание со всеми соседями?
Нельзя сказать, что Бисмарк не предпринимал никаких шагов в этом направлении. После 1871 года он неоднократно заявлял, что Германия «удовлетворена» и не претендует ни на какие территориальные приращения. Это было особенно актуально, поскольку европейское общественное мнение смотрело на новую державу, родившуюся из пламени трех войн, с большим подозрением. По сути своей заявления Бисмарка соответствовали истине. Он действительно считал, что дальнейшие территориальные захваты Германии совершенно не нужны, более того, были бы нежелательны. «Мы могли бы в лучшем случае получить еще больше поляков, учитывая, что еще не переварили тех, которые и так у нас есть», – заявил он, к примеру, в беседе с депутатами в 1873 году[502]. Однако с первых месяцев существования империи он избрал активную, наступательную стратегию, которая была способна только усилить недоверие соседей к новой державе.
Можно долго спорить о том, имелась ли реальная альтернатива этому курсу и как она могла бы выглядеть. Существует достаточно много доводов как «за», так и «против». Угроза французского реваншизма, позиция влиятельных военных кругов, необходимость использовать образ «внешней опасности» для успешного проведения внутренней политики – все это толкало Бисмарка по избранному им пути. Вопрос, однако, заключается в том, был ли сам «железный канцлер» тем человеком, который мог избрать иную стратегию? Ответ на него будет однозначно отрицательным.
Бисмарк был лишен любых идеалистических представлений и верил в то, что безопасность государства может быть обеспечена только его сильной позицией. Достигший германского единства военным путем, рассматривавший политику как борьбу, сражение, он не мог действовать иначе, поскольку это потребовало бы кардинального изменения всей структуры его мышления и системы ценностей и приоритетов. Совершенно очевидно, что у зрелого, успешного политика такая перемена была попросту невозможна. Как писал Лотар Галл, «канцлер действовал, исходя из убеждения, что трения и конфликты являются основной субстанцией любой политики и что тот, кто действует не активно, не наступательно, скоро станет просто объектом развития. (…) К его наиболее ярко выраженным политическим убеждениям принадлежало, что тот, кто предоставит другому выбор оружия и поля боя, вскоре станет проигравшим»[503]. Именно поэтому «железный канцлер» сразу же приступил к усилению позиций Германии в Европе.
В рамках этой стратегии, однако, в его руках всегда находился целый набор альтернатив, между которыми он мог выбирать. Эта гибкость во многом и позволила Бисмарку в течение почти двух десятилетий добиваться успеха в своей внешней политике. Р. Шмидт насчитывает пять основных линий, по которым развивалась дипломатия Германской империи в эпоху Бисмарка.
Первой из них являлось «восстановление союза трех черных орлов», то есть трех консервативных империй Европы – своеобразное второе издание Священного союза, появившегося по итогам Наполеоновских войн в 1815 году. Сотрудничество с Веной и Петербургом обеспечивало Германии практически неуязвимую позицию и позволяло изолировать Францию на основе «монархической солидарности». Однако прочность такой конструкции в последней трети XIX века была более чем сомнительной, особенно учитывая противоречия между Россией и Австро-Венгрией, да и сама идея борьбы монархов против революции становилась на тот момент анахронизмом.
Вторая линия заключалась в поддержании неизменно хороших отношений, более того, тесном сотрудничестве с Россией. Это практически избавляло Германию от угрозы войны на два фронта, однако в то же время грозило столкнуть ее с Веной и Лондоном. Впрочем, основное сопротивление подобной комбинации оказывало германское общественное мнение, которое, как уже говорилось выше, было настроено практически в полном составе враждебно к России. К тому же существовали опасения, что односторонняя привязка к Петербургу сделает Германскую империю сателлитом восточной соседки, чего Бисмарк при любых обстоятельствах хотел бы избежать.
Третья линия предусматривала отвлечение внимания европейских держав на не связанные с Германией проблемы, в первую очередь касающиеся колониальной политики. Изначально не заинтересованный в приобретении колоний – известно, что в 1871 году он с ходу отверг предложение французов отдать вместо Эльзаса и Лотарингии Индокитай, – Бисмарк считал Африку и Азию идеальным пространством для того, чтобы сталкивать там интересы других великих держав и тем самым обеспечивать реализацию германских интересов в Европе. Эта политика, однако, имела в дальнейшем довольно ограниченный успех.
Четвертая линия была направлена на максимальное ослабление Франции, в идеале исключение ее из числа великих держав. Это позволило бы Германской империи приобрести гораздо более широкое пространство для маневра, поскольку сняло бы с повестки дня главную угрозу ее безопасности. Однако эта линия была наименее реалистичной, поскольку не отвечала интересам ни одной из европейских держав, кроме самой Германии.
