Необязательная страна - Наср Вали (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
Такая быстрая перемена стратегий – объявление о нашем неизбежном уходе из Афганистана – оказала разрушительное воздействие на ситуацию в регионе. Силовые игроки по всему Ближнему Востоку внимательно наблюдали за тем, как Америка поэкспериментировала со своими стратегическими планами и количественными показателями задействованных войск, продемонстрировала решимость воевать, а затем быстро потеряла интерес ко всему этому делу. То, что они увидели, их не впечатлило. Невообразимый ход перемен в политике представил Америку нерешительной и ненадежной. Можно было предположить, что у нас действительно нет ни стратегии, ни долгосрочных целей. Единственной нашей целью, по-видимому, было выбраться вначале из Афганистана, а потом из всего этого региона вообще под предлогом «стратегического поворота» к Азии.
Норвежский историк Гейр Лундестад пишет, что в 1960-е годы западногерманские руководители оправдывали вьетнамскую войну перед лицом протестующих немецких студентов, потому что считали, что Америка поступает правильно, отстаивая свою стратегию и защищая своего южновьетнамского союзника. Налицо была верная посылка: если наступит такое время, Америка защитит и их тоже. «Неизбежно встает вопрос: можно ли вообще доверять Америке?»29
С приходом Обамы к власти в 2009 году и по 2011 год включительно наш выигрыш в борьбе с талибами и рычаг во взаимоотношениях с Пакистаном заключался в том, что мы будем твердо придерживаться нашей стратегии30. Спорный вопрос, следовало ли нам вообще принимать стратегию ПРОПО, но, коль скоро мы ее приняли, нам не стоило отбрасывать ее так быстро. После объявления президентом планов нашего ухода мы утратили рычаги воздействия, а с ними и наше влияние на то, что произойдет в конце концов в Афганистане. Но важнее другое: кто в итоге станет верить нашим намерениям или нашим обязательствам? Может ли одна «КТ-плюс» работать в перспективе без поддержки наших войск или без сотрудничества, доверия и поддержки со стороны наших друзей и страха у наших врагов? Куда там! Талибы знают, что, если наши войска уйдут, они уже не вернутся – затраты будут очень велики. Если они нас прижмут, скорее, мы свернем наши операции по программе «КТ-плюс», чем разместим больше войск для ее защиты.
Президент Обама не получил хороших вариантов во время пересмотра стратегии и решил, что будет лучше сменить курс и прекратить ПРОПО до того, как провалы этой стратегии станут очевидными, а затраты на ее реализацию возрастут до небес. Лучше сократить чьи-то потери, особенно с учетом того, что можно заявить о некоей победе, ссылаясь на военных. Начать с того, что, если бы у него были лучшие варианты, – если бы он потребовал такие варианты, как следовало бы сделать главе исполнительной власти Соединенных Штатов Америки, – тогда, возможно, Америке не понадобились бы все эти выверты с дорогостоящей ПРОПО.
Президент не рассмотрел один вариант – дипломатический, который означал бы совершенно иной итог войны и то, как она отразилась бы на Соединенных Штатах.
2. Афганистан. Примирение?
Дело шло к полуночи, и было это 20 января 2009 года. Я собирался идти спать, когда мой айфон просигналил о получении СМС. Пришло сообщение от Ричарда Холбрука. В нем говорилось: «Ты еще не спишь, можешь говорить?» Я позвонил ему. Холбрук рассказал мне, что президент попросил его поработать в качестве его представителя по Афганистану и Пакистану. Он будет работать при государственном департаменте и хотел бы, чтобы я присоединился к нему. «Об этом еще никто не знает. Не говори никому. Ну, может быть, скажи жене». (Это сообщение оказалось на следующий день на веб-странице газеты «Вашингтон пост».) «Ничего еще не подтверждено, но, в общем-то, это дело решенное. Если у тебя другие предложения, говори прямо сейчас». Потом он засмеялся и сказал: «Если ты работаешь на кого-то еще, я тебе ноги переломаю. Будет очень интересно. Мы добьемся успеха. А сейчас иди спать». До того как он отключился, я поблагодарил его за предложение и сказал, что счастлив буду работать с ним (так оно и было – как оказалось, то был резкий поворот в моей судьбе) и что для меня большая честь поработать в правительстве.
Впервые я встретил Ричарда Холбрука в 2006 году на конференции в Аспене. Мы сидели рядом во время обеда и говорили об Иране и Пакистане. Холбрук не обращал внимания ни на вступительные слова, ни на последовавшие развлечения, ни на еду, которую приносили в промежутках. Он засыпал меня вопросами. Мы много общались на протяжении последовавших трех лет. Мы встречались на деловых ланчах или в его кабинете в Нью-Йорке, а после того как я присоединился к нему во время президентской кампании Хиллари Клинтон в 2007 году, мы часто общались по телефону.
Холбрук был блестящим стратегическим мыслителем из плеяды таких гигантов американской дипломатии, как Аверелл Гарриман и Генри Киссинджер. Он рассматривал проблему под разными углами, а потом планировал, как за нее браться. Он знал, что могли бы сказать чиновники, как отреагировали бы политики, какой заголовок будет первым в СМИ, какой будет реакция общественности и как история рассудит то или иное дело. Он был созидателем. Его кредо было – делать, а не существовать.
Холбрук твердо держался за американские ценности. Он был идеалистом под маской прагматика. Я не переставал удивляться его энергии и жизненному тонусу. Он неутомимо добивался своих целей и был непреклонен в отстаивании американских интересов и ценностей. Говоря словами его ближайшего друга и опытного дипломата Строба Тэлботта, он был «неугомонным американцем», который верил в то, что Америка является силой добра в мире31.
Перед новым президентом стояла важнейшая внешнеполитическая задача – навести порядок в расстроенной внешней политике Америки и исправить ситуацию, приведшую к ослаблению внимания к мусульманскому миру. Холбрук сказал мне, что правительство – это совокупность представляющих его людей. «Если хочешь что-то поменять, занимайся именно этим. Если хочешь, чтобы тебя услышали, начни работу там, где хочешь быть услышанным». Он убеждал меня доказывать свои слова делом. Он знал, что я предпочитал работать по Ближнему Востоку, в частности по Ирану. Но у него были другие мысли: «Это (Афганистан и Пакистан) значит гораздо больше. Это то, на что обращает внимание президент. Именно тут тебе и место».
Холбрук умел убеждать, а я в глубине души знал, что мы находимся на развилке дорог. Независимо от обещаний, какие делал кандидат Обама на пути в Белый дом, от Афганистана отныне зависело будущее его самого и Америки в одинаковой мере. Холбрук ясно представлял себе это будущее далеко впереди, куда никто другой в администрации не мог заглянуть.
Первые месяцы работы в отделе специального представителя по Афганистану и Пакистану (СПАП) стали периодом творчества и надежды. Холбрук получил небольшой самостоятельный участок на втором этаже госдепартамента, заполнив его молодыми дипломатами, гражданскими сотрудниками и экспертами из других организаций. Ежедневно ученые, журналисты, иностранные послы и прочие знаменитости, члены конгресса и представители администрации президента приходили туда для того, чтобы узнать о том, как вырабатывается стратегия «Аф-Пак». Даже Голливуд проявил интерес к отделу СПАП. Анджелина Джоли предложила помощь для беженцев в Пакистане, а обычно спокойный кафетерий госдепартамента гудел, как улей, когда Холбрук с Натали Портман пили там кофе, беседуя об Афганистане.
СПАП стал экспериментом того, что Холбрук называл «коллективной работой правительства над большой проблемой». Он подразумевал под этим работу правительства внутри правительства, но вопреки правительству такая идея по очевидным причинам не пользовалась поддержкой бюрократического аппарата.
Однако госсекретарю Клинтон эта идея нравилась, и она занималась вопросами СПАП. Если бы она была избрана президентом, она, по всей вероятности, дала бы Холбруку работу в Белом доме с таким же широким кругом полномочий или назначила бы его государственным секретарем. Ходили слухи, что она ратовала за его назначение своим заместителем, но в Белом доме сказали «нет». Создание нового отдела, который носил в какой-то мере межведомственный характер и имел целью сформулировать эффективную политику, стало если не самым лучшим, то по крайней мере одним из лучших способов решения вопроса. Отдел функционировал в тесной связи с госсекретарем в те два года, которые я в нем проработал. Мы часто с ней встречались, информировали ее о ходе нашей работы или о наших планах, направляли ей всю информацию и писали памятные записки и справки, представляющие позицию государственного департамента на дебатах в Белом доме. Она стала опираться на отдел СПАП, доверять его выводам и ценить его работу – отдел СПАП неоднократно выделялся среди других подразделений госдепартамента, особенно в какие-то критические моменты. Клинтон проводила больше времени в этом отделе, чем в других подразделениях госдепа, лучше узнавая его сотрудников.
