Осторожно, история! Мифы и легенды нашей страны - Рыжков Владимир Васильевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt) 📗
«Не все еще потеряно. Есть шанс превратить Ватерлоо в Маренго, поражение в победу. И тогда вместо дышащего ненавистью Блюхера, спешащего на помощь чопорному индюку Веллингтону, укрывшемуся за рядами красномундирных наемников, на поле сражения появятся пылкие, страстные, готовые принести себя в жертву генералы Дезе. Смотрите, вот, вдали в облаках пыли показались колонны войск, спешащих на поле великой битвы. Сомните ряды, терпение, ждать осталось недолго».
Во время парада 9 мая на трибуне сидят Брежнев, Сталин, Наполеон и Суворов. Суворов говорит: «О-о, Леонид Ильич, мне бы такие катюши, как у вас, я бы турок и французов гнал в течение минуты». Сталин говорит: «Леонид Ильич, ну, мне бы такие сейчас современные танки, как у тебя, и ракеты с ядерными боеголовками, я бы уй-юй-юй Гитлера». А Наполеон сидит и читает газету «Правда». Его спрашивают: «Товарищ Бонапарте, вы чего думаете-то о нашей армии современной?» И Наполеон отвечает: «Э-э, мне бы такие газеты. Вы бы до сих пор не знали, что я при Ватерлоо проиграл».
Так называемый освободительный поход русской армии в Европу, чтобы добить Наполеона – классический двуликий Янус. Русские и правда внесли решающий вклад в победу над великим корсиканцем. С другой стороны, вряд ли, разгромив Бонапарта, Россия подарила европейцам свободу. Французам после свержения Наполеона вернули Бурбонов, хотя нет ни малейшей уверенности в том, что они мечтали именно об этом. А в 1815 году по инициативе Александра I возник печально известный консервативный и охранительный Священный союз, который, опираясь на принцип легитимности, превратился в жандарма, который подавил не одно народное восстание.
Курьезно, но Александр был совсем не против республиканцев в Париже, чем вызывал даже панику среди роялистов. Когда союзники обсуждали будущее Франции, царь заявил, что Россия готова признать всякое правительство, лишь бы оно понравилось самим французам и гарантировало Европе прочный мир. Предлагались самые разные варианты. «Все это интриги, – отвел опасные предложения хитроумный Талейран. – Лишь старая династия Бурбонов – это принцип». Слово «принцип» подействовало на Александра магически, поскольку оказалось созвучным тем идеям, что формировались в его голове относительно будущего устройства общеевропейского дома.
Русский император был убежден, что стабильность в Европе способны гарантировать только мораль и признанные большинством европейских стран правила игры, то есть как раз принципы. На этой же почве возник и Священный союз монархий, который был важен российскому императору своей опорой на нравственные, христианские принципы.
Прочие европейские монархи поначалу восприняли этот своеобразный документ, где было больше рассуждений о Господе, чем юридических обязательств, как царскую блажь. Затем, однако, быстро сообразили, насколько этот расплывчатый моральный манифест важен для их собственного выживания. Монархия – легитимна, а следовательно, революция безнравственна. Так священный закон и надел в Европе форму полицейского.
С одной стороны, Венский конгресс 1815 года установил определенные консервативные нормы правления. Но с другой – оставил в неприкосновенности гражданские завоевания Наполеона, и прежде всего его знаменитый Гражданский кодекс. Его никто не отменил даже на территории Германии. Можно сказать, что и Россия его ввезла, правда, в несколько извращенной форме, то есть в виде программ декабристов.
Тем не менее сам Александр, хотя его идеи изрядно исказили, следовал букве Священного союза, порой даже в ущерб российским интересам. Например, он отказался поддержать восстание в дружественной русским Греции, потому что оно произошло против законной власти.
Но в то же время известно, что первым служебным заданием Александра Сергеевича Пушкина, когда он был чиновником для особых поручений при Министерстве иностранных дел, была доставка секретных писем в Кишинев генералу Ивану Инзову. В этих письмах были инструкции о взаимодействии с греческими активистами революционного движения, которые в то время концентрировались в Кишиневе. Причем первым президентом независимой Греции стал бывший министр иностранных дел России граф Каподистрия. Поэтому говорить однозначно о том, что Россия не поддержала греческое восстание, не приходится. Россия вела сложную дипломатическую игру, ей было не с руки признавать Грецию в одиночку. Но в дальнейшем Россия, как и другие государства Европы вместе с Великобританией, признала независимость Греции. А графу Каподистрия не так давно в Санкт-Петербурге был установлен памятник в честь его службы России и Греции.
«Я покидаю дело Греции, потому что усмотрел в войне греков революционный признак времени. Что бы ни делали для того, чтобы стеснить Священный союз в его деятельности и заподозрить его цели, я от него не отступлюсь. У каждого есть право на самозащиту, и это право должны иметь также и монархи против тайных обществ. Я должен защищать религию, мораль и справедливость».
В этой цитате Александра вообще заключено очень многое. Для него Священный союз, родившийся на обломках наполеоновской империи, нес в Европу, во-первых, восстановление монархий, но главное – это пресечение в зародыше всего, что могло бы перерасти в революцию. А за Россией в европейской свободной прессе намертво закрепилось прозвище «жандарма Европы».
С другой стороны, не стоит преувеличивать полицейско-политические действия России той эпохи. Если посмотреть общий перечень так называемых буржуазных революций, то Россия в какой-либо степени участвовала в подавлении только двух из них – в Польше и в Венгрии. В подавлении демократических революций во Франции, Бельгии, Нидерландах, Испании, Греции и других странах Россия никакого участия не принимала. Зато первое предательство Европы по отношению к России было совершено в 1854 году, когда в защиту режима Османской империи были посланы союзные корабли Великобритании, Франции и Сардинского королевства.
Наиболее парадоксальной является венгерская революция 1848 года. По просьбе австрийского императорского двора Россия помогала ее подавить – ввела в Венгрию ограниченный контингент войск. Причем этот ограниченный контингент в отличие от австрийских войск не запятнал себя репрессиями. Было заключено перемирие, и после этого появилась двуединая австро-венгерская монархия на очень льготных для венгров условиях. И до сих пор Венгрия тепло вспоминает о тех годах, когда ее территория была чуть ли не на 70 % больше, чем сейчас, в рамках весьма толерантной Австро-Венгерской империи.
Во время подавления этой революции произошла очень некрасивая история – уже был заключен мир, уже повстанцы сдались и русские офицеры праздновали это с венгерскими офицерами, сдавшимися в плен. И вдруг пришло распоряжение царя Николая передать этих пленных офицеров австрийцам. Их, разумеется, передали, и часть из них австрийцы повесили. В знак протеста целая группа русских офицеров подала в отставку и уехала в Америку. И затем успешно составляла костяк офицерского корпуса у Авраама Линкольна во время Гражданской войны в США.
Федор Иванович Тютчев в 1848 году очень четко сформулировал расстановку сил в Европе в своей статье «Россия и революция», реагируя на волну революций и революционного движения в Европе, в первую очередь в Германии: «Уже давно в Европе существует только две действительные силы – революция и Россия. Эти две силы сегодня стоят друг против друга, а завтра, быть может, схватятся между собой. Жизнь одной означает смерть другой».
Пусть Россия активно и не вмешивалась во все революции, которые происходили, но позицию свою высказывала совершенно определенно, выступая категорически против демократических и национально-освободительных движений в Европе. Но при этом Россия же стала единственной континентальной державой, поддержавшей в Гражданской войне в Америке Линкольна. А конституция Польши, дарованная ей императором, была одной из самых прогрессивных в Европе.
