«Здесь было НТВ», ТВ-6, ТВС и другие истории - Шендерович Виктор Анатольевич (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
Нам было неловко, а на президенте, в ясном свете зимнего дня, лившемся в просторные кремлевские окна, сверкала божья роса.
Как поступает человек, которому раз за разом лгут в лицо? В самом тихом случае – он просто встает и уходит. Наверное, так и надо было сделать, но никто не решился (все-таки президент России!), и мы просидели три с половиной часа. Пару раз, кажется, я терял дистанцию и срывался. Я устал так, будто на мне все эти три часа возили воду; ребята сидели подавленные; на Светлане лица не было. А Президент был бодр, корректен и обаятелен – и прощаясь, всех еще раз обошел и за руку попрощался.
Симпатичный человек.
В самом начале той встречи, едва только Путин сел напротив нас и начал говорить вступительные слова, Сорокина написала что-то карандашом в блокноте – и придвинула блокнот ко мне. «Все бесполезно», – прочел я. Путь, который нам предстояло пройти за три с половиной часа, она прошла за тридцать пять минут приватной беседы с президентом России.
До встречи в Кремле мы еще питали какие-то иррациональные надежды – 29 января 2001 года поняли, что приговорены. Свет этих голубых глаз дал нам понять, что НТВ не жить.
Могли бы понять и раньше.
Ровно за год до нашей встречи с Путиным, в январе 2000-го, с НТВ ушел Олег Добродеев. Для нас это было громом среди ясного неба – но, как выяснилось впоследствии, его уход был итогом большой работы партии и правительства.
Впрочем, в случае с Добродеевым все не так просто. Фигура Олега Борисовича и его судьба стоят того, чтобы остановиться на них поподробнее.
Мы любили его. Думаю, что имею право так сказать от имени многих энтэвэшников первого и второго призыва. Олег Борисович был для нас больше чем начальник: зайти к нему в кабинет, показать материал или текст, поделиться своими соображениями и услышать его мнение – было нормой и, замечу, удовольствием. Безусловный профессионал и обаятельный человек.
Я числил его своим другом.
Первый тревожный звонок был именно звонком, раздавшимся у меня дома после очередной программы «Итого». В программе прошел очень смешной сюжет про армию, его написали мои коллеги, Юра Исаков и Саша Каряев; их перу принадлежали и «Газеты будущего», и все сюжеты из рубрики «Зоология», но тот удался особенно. До сих пор помню описание призывников, которые, «кося влажным глазом, уходят от призыва на длинных плоскостопых ногах». Чудо!
Добродеев позвонил сразу после программы.
– Витя, – сказал он. – Ты знаешь, я никогда не вмешивался – но мы не имеем права так говорить о своей армии. Идет война…
Я много раз слышал подобное от генералов, считающих образцом гражданской позиции журналиста газету «Красная Звезда», но не думал, что придется объясняться по этому поводу со своими. Я был неприятно Удивлен.
– Ты звонишь как начальство, – уточнил я, – или мы разговариваем?
– Разговариваем, – ответил Олег. Тогда я сказал, что армия эта – не моя, и война не моя. Я спросил Олега, служил ли он. И, поскольку ответ на этот вопрос знал, вкратце рассказал Добродееву, что думаю об этом рабовладельческом институте.
– Нас тут шесть человек, – мягко прервал меня Добродеев. – Вполне референтная группа. И всем очень не понравилось.
Я ответил Олегу, что, видимо, у нас не совпадают референтные группы – и мы договорились обсудить проблему при встрече. Мы оба были расстроены, и не зря. При встрече выяснилось, что наши позиции разнятся не только по «чеченскому вопросу». Добродеев видел главную угрозу России в центробежных тенденциях – а мне всегда казалось, что главная угроза ей – распад нравов в Кремле и тамошняя имперская практика, благодаря которой центробежные тенденции, разумеется, нарастают. Я сказал это, и Добродеев поморщился.
Примерно в те же месяцы, говоря о балканском кризисе, он заметил, что Милошевич, конечно, негодяй, но Россия все равно должна быть на его стороне, иначе…
– Мы можем потерять Балканы, – сообщил Олег, и я впервые расслышал в его голосе геополитическую озабоченность. Но мы были друзьями, и я еще мог позволить себе снижение тона.
– Олег, – спросил я. – Тебе нужны Балканы? Добродеев снижения тона не принял.
– Нет, нет, – сказал он. – Ты не понимаешь…
И вдруг я понял, что он разговаривает со мной, как с малым ребенком – одаренным, но не постигающим всей сложности мира. А он, давно допущенный к самым что ни на есть государственным верхам, эти материи понимал. И эту свою допущенность к верхам – ценил.
Ценил, пожалуй, больше, чем следует журналисту.
Историк, интеллигент, умница – Олег Борисович на глазах проникался геополитическими задачами и уходил в «государственники». И как по другому поводу говорится в голливудских фильмах: мы теряли его.
…«Россия – страна казенная», – заметил Антон Павлович Чехов. За век с лишним более частной страной Россия не стала, и «государственность» наша по-прежнему подразумевает некоторое презрение к отдельному человеку, который – невелика птица, потерпит.
«Государственник» же, напротив, стало звучать как звание, уважаемое и вполне доходное, вроде купца первой гильдии. Носителю звания сегодня полагается пачка индульгенций на совершение безобразий средней степени тяжести. Звание стало передаваться с молоком матери. Один молодой корреспондент НТВ, при первых звуках травли со всех ног рванувший в сторону РТР, так и сказал, оправдываясь перед будущими хозяевами за свою либеральную молодость: я, сказал, латентный государственник.
Недавно я видел его в Останкино. За пару лет на казенных харчах наш латентный раскормился так, что в лифт входил боком.
Уходя работать на ВГТРК, Олег публично пообещал подать в отставку в тот день, когда «Вести» соврут или не сообщат о чем-либо важном для страны. Видимо, он надеялся проскользнуть между Сциллой и Харибдой – остаться «государственником» и честным журналистом одновременно.
Но уж такое у нас государство, что надо выбирать что-то одно.
Поддержку родной ему армии и не менее родного главнокомандующего Олег Борисович начал осуществлять на РТР сразу и в полном объеме: кандидата в президенты Путина В.В. показывали на корабле, потом на самолете, потом в шахте, потом с ткачихами; на этом новости заканчивались. Если это журналистика, то я начальник Генштаба.
