Страна сосны и оливы - Шамир Исраэль (книги читать бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Во-вторых, в России – в отличие от Европы – не было деколонизации. Деколонизация полностью изменила психологию жителей Европы. Ранее, в 1950-х годах европейцы не считали жителей Третьего мира равными себе, и не видели ничего плохого в захвате их земель, в изгнании масс туземцев, в карательных экспедициях. Затем, постепенно, после Алжирской войны, в Европе этот подход изменился, произошла революция в отношениях Европы и Третьего мира, возникла вера в равенство европейцев и туземцев. Россия и Америка, в силу специфических обстоятельств, не были охвачены этим процессом, что сказалось в рейдах американских самолетов против Ливии и советских самолетов – против афганских деревень. Это сказалось и в последовательно про-израильской политике Америки, это сказывается и в легком отношении русских иммигрантов к проблемам палестинцев.
В-третьих, многие русские иммигранты выросли во времена Сталина, решавшего национальные проблемы похожим образом – по отношению к крымским татарам, чеченцам, ингушам и прочим. Как и многие советские люди, русские иммигранты тоскуют по Сталину и “суровой простоте” его решений. “Им бы Сталина” – слышу я каждый день от русских иммигрантов.
В-четвертых, новые иммигранты, столкнулись с враждебным – или в лучшем случае равнодушным – израильским обществом, и инстинктивно стали искать общий знаменатель, что-нибудь объединяющее их с израильтянами. Общий знаменатель израильского общества – это не позитивные ценности, их не осталось в обществе иммигрантов, это ненависть, ненависть к арабам, ненависть к другим иммигрантам. Общество “израильтян” (“иерусалимцев” и прочих коренных еврейских жителей страны) бесконечно удалено от новых иммигрантов, а оно – единственное общество с позитивными ценностями. “Израильтян”, восточных евреев и прочих иммигрантов могут объединить только негативные ценности.
Русские евреи – как и восточные евреи до них – ревновали “первый Израиль” к палестинцам. Ведь левые больше интересовались обидами палестинцев, нежели бедами новых иммигрантов. К нам, к иммигрантам, многие относились как к нелюдям – от Яира Котлера в газете “Гаарец” до самого отчаянного антисиониста д-ра Исраэля Шахака, злобно описывавшего привольную жизнь новых иммигрантов, которые все получают бесплатно.
Выросшие в России потомки евреев не имели никаких – общих с израильтянами —характеристик. Поэтому их могла объединить только ненависть. Она объединяет, когда больше нечему. Повлияло и то, что группы, проповедующие любовь – израильские левые – отказались от нас, предпочли “пантеров”, палестинцев, кого угодно, но не нас – самый последний сорт израильтян. Группы, проповедующие ненависть – правые и религиозные – нас приняли.
В-пятых, в Израиле левые партии представляют и объединяют “израильтян”, коренное, зажиточное еврейское население. Прием в левые партии завершен – где-то в 1948 году. Правые партии – это партии еврейских новых иммигрантов. Правые партии тепло относились к русским иммигрантам с самого начала, левые – левее МАПАЙ – флиртовали с восточными евреями и были готовы пожертвовать русскими во имя этого флирта. Русские евреи ощущали, что им не по пути с богатым “Первым Израилем”, и немногие, готовые пойти с Рабочей партией, сделали это из карьеристских соображений. Так, Гриша Фейгин, символ прихода русских евреев в МАПАЙ, выступил впоследствии за освобождение “еврейских террористов” – “еврейских героев”, говоря его словами. Правые партии предлагали союз не имеющих власти, воспевали миф еврейской общности; левые не предлагали ничего. Впоследствии, когда некоторые русские иммигранты встретились с “израильтянами” в их мире – в университетах, в первую очередь – они поняли израильский этос и пришли к позициям Рабочей партии.
Я верил, что можно найти общую платформу для участников национально-освободительной борьбы в России и для израильской левой, но из этого ничего не вышло. Так расстроился Герцен, увидев польских борцов под знаменем Наполеона III.
Русские в Израиле любят Кахане. Так, в Иерусалиме выходила независимая русская газета “Иерусалимский курьер”, под редакцией Эллы Сотниковой. Эта газета представляла лучшую часть русской интеллигенции в Израиле – и последовательно печатала про-Кахановские статьи. Такие же статьи печатались и в других русско-израильских газетах. Русские сторонники Кахане довольно активны и откровенны. Один из них, экс-москвич Павел Гильман, он же Пинхас Гиль, призвал на страницах русской газеты депортировать всех арабов, если уж нельзя уничтожить их физически (это он называл “решением на любителя”). Статья называлась просто “Убрать их”. В другой статье он же благословлял “еврейских террористов”, группу, занимавшуюся террористическими актами на Западном берегу. Эта статья, соответственно, называлась “Молодцы!” Оруэлловский штрих – когда, после моего обращения в прокуратуру, Гильмана и газету, где он печатал свои гнусности, привлекли к суду за подстрекательство к насилию и мятежу – практически единственный случай привлечения расистов к суду в Израиле – кахановцы организовали митинг протеста против зажима печати под лозунгом “Фашизм не пройдет”. Другой русский, Борис Камянов, так комментировал нападение кахановцев на автобус, везший палестинских рабочих на работу в Израиль с Западного берега: “В таких автобусах к нам приезжают убийцы”. Но “правизна” русских иммигрантов находит выход не только в национальном вопросе.
Русские евреи заняли антисоветские позиции, хотя бы потому, что такова общеизраильская позиция. Советский Союз помог Израилю победить в войне 1948 года, когда западные державы наложили эмбарго на поставки оружия воюющим сторонам: Чехословакия, по указанию Москвы, поставляла оружие Израилю, а арабы не могли купить оружия. Все же после войны 48-го года Бен Гурион взял про-западный курс, и уже в Суэцкой кампании 1956 впервые использовал жупел “советской угрозы” для оправдания агрессии: израильтяне распространили слухи о том, что в Синае были найдены огромные запасы советского оружия, что весь Синай был превращен египтянами в передовой склад для Советской армии. Потом выяснилось, что это была «утка» – на Синае было несколько пушек, считаные снаряды и винтовки времен прошлой войны. Тем не менее Израиль использовал тот же прием и впоследствии, вплоть до Ливанской войны. Для получения массивной американской помощи Израилю пришлось подчеркивать свою позицию “бастиона против советской угрозы”. Поэтому израильский антисоветизм имеет практическую подоплеку, и из практических соображений он может и исчезнуть. Но русские евреи приняли эту позицию всерьез. Впрочем, большинство эмигрантов Третьей волны, от Парижа до Нью Йорка, ненавидят советскую власть и социализм – возможно, и потому, что этого от них ожидают.
В области информации это сказывается особенно ярко – израильская русская пресса и радио все еще живут в дни холодной войны, где-то в начале пятидесятых. Шаг в сторону расценивается как побег, и инакомыслящий эмигрант быстро лишится заработка в ждановской среде. Эмигрантская пресса и радио требуют патриотизма, веры в правоту Израиля, ненависти к Советскому Союзу и к социализму.
Так не слишком счастливо сложились судьбы последней волны иммиграции в Израиль. Волна эта хлынула потому, что русские евреи не представляли себе реального Израиля. Оторванные годами “железного занавеса” от мира, они – мы – создали себе миф и кинулись очертя голову. С тех пор русские евреи в России получили возможность – которая всегда была у евреев Америки и Европы – узнать, что их ожидает в Израиле. Им стало понятно, что в Израиле нет места для большого числа образованных, да и необразованных людей. Укоренившееся население “первого Израиля” не собирается пропускать новых иммигрантов на важные позиции.
В книге русско-израильского врача д-ра Нудельмана “Кровопролитие в медицине” приводятся десятки примеров того, как израильские врачи не давали работать врачам-иммигрантам из России, и последние были вынуждены переквалифицироваться или уехать из Израиля. Только наиболее крепкие смогли пробиться в медицину. Из десятков пишущих русских иммигрантов ни один не смог занять прочное место в израильской прессе. Ни один не попал на дипломатическую службу, на сцену театра, в парламент – а иммигрантам 70-х годов хотелось улучшить свою карьеру при переезде, не ухудшить ее. Израиль оказался страной, где даже русские евреи не смогли удовлетворить свои амбиции; страной, куда можно приехать, устроиться, выжить, прожить жизнь, но не страной, где растут. Если уж “первый Израиль” и собирался уступить какие-то позиции, не русским иммигрантам, но многочисленным и куда более важным восточным евреям должны были достаться эти места.
