Великий Бисмарк. Железом и кровью - Власов Николай (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Законопроект о школьном надзоре был в итоге успешно принят. Находившийся в отставке Мюлер прокомментировал это в одном из своих писем: «С наибольшим удовольствием Бисмарк совсем изгнал бы церковь и религиозные идеи из общественной жизни и сделал бы личным делом каждого»[450].
Тем временем накал борьбы нарастал. Если закон о школьном надзоре носил достаточно нейтральный, хотя и серьезно ущемлявший права церкви, характер, то дальнейшие шаги становились все более репрессивными. Любопытно, что большинство мероприятий в рамках Культур-кампфа носили не общеимперский, а прусский характер. Объяснялось это не в последнюю очередь желанием сохранить автономию южногерманских государств, светские власти которых также в известной степени боролись с политическим католицизмом, однако весьма болезненно относились к вмешательству со стороны Берлина.
Весной 1872 года Бисмарк сделал явно провокационный шаг, предложив князя Гогенлоэ на пост прусского посланника при Святом Престоле. Гогенлоэ, являясь кардиналом, был тем не менее противником иезуитов и не поддерживал строго реакционный курс римской курии. В связи с этим он был изначально неприемлемой для Ватикана кандидатурой. Когда папа отверг кандидатуру Гогенлоэ, это было использовано «железным канцлером» как повод заявить о враждебности католической церкви по отношению к новой империи. Выступая в рейхстаге по этому вопросу, Бисмарк произнес одну из самых знаменитых своих фраз: «Мы не пойдем в Каноссу, ни телом, ни душой!», намекая при этом на известное путешествие германского императора Генриха IV, который в 1077 году отправился в итальянский замок Каносса, чтобы униженно просить прощения у папы Григория VII.
Несколько недель спустя на свет появился закон о запрете деятельности в Германской империи ордена иезуитов и других родственных орденов. Эти католические ордена распускались, их члены, являвшиеся иностранными подданными, выпроваживались за границу. Любопытно, что законопроект появился по инициативе либерально-консервативного большинства рейхстага, которому Бисмарк, безусловно, оказывал большую поддержку. Папа не остался в долгу, заявив о том, что, «возможно, скоро с высоты упадет маленький камушек, который разрушит основание колосса»[451]. Несдержанность понтифика была тут же использована «железным канцлером», который с помощью верной ему прессы усилил накал пропагандистской борьбы.
Весной 1873 года прусский ландтаг принял целый пакет законопроектов, наносивших новый удар по позициям католической церкви. Первый из них обязывал будущих католических священников иметь аттестат зрелости, который выдавался после окончания гимназии. Кроме того, необходимо было университетское образование, причем студенты-теологи должны были сдавать так называемый «экзамен по культуре», в ходе которого проверялись их знания в сфере философии, истории и германской литературы. Тем самым государственный аппарат должен был получить возможность влиять на подготовку священников в выгодном ему ключе. Второй закон делал назначение епископов и священников зависимым от одобрения государственных структур. Третий практически полностью отменял дисциплинарную власть церковных иерархов. Четвертый закон облегчал гражданину выход из церковной общины. Эти так называемые «Майские законы» были разработаны министерством культов при активном участии либеральных депутатов. Фактически они были нацелены не на отделение церкви от государства, а на подчинение первой второму.
Бисмарк, как всегда в подобных случаях, предпочитал держаться в тени, изображая дело таким образом, что он всего лишь поддерживает либеральное большинство парламента. «Мне никогда не пришло бы в голову заниматься юридической разработкой деталей майских законов, – писал он впоследствии в своих мемуарах, – работа эта не относилась к моему ведомству, а контролировать или исправлять Фалька как юриста не входило ни в мои намерения, ни в мою компетенцию. В качестве министра-президента я вообще не мог выполнять одновременно обязанностей министра по делам вероисповеданий, будь я даже совершенно здоров. Лишь на практике я убедился, что юридические детали были психологически неверно рассчитаны. Эта ошибка стала мне ясной, когда я представил себе честных, но неуклюжих прусских жандармов, которые при шпорах и бряцающих саблях гонялись по спальням и черным ходам за легконогими, увертливыми священниками»[452]. Бисмарк не лукавил в том, что в юридические тонкости он не вникал. В то же время он остался верен себе, сваливая всю ответственность за ошибки и неправильные расчеты на своих сподвижников.
Еще одним противником, с которым Бисмарк считал необходимым бороться, было польское национальное движение. В нем «железный канцлер» усматривал опасность для целостности Германии. Поляки были, во-первых, католиками и потому приверженцами «врагов империи», во-вторых, известными бунтовщиками. Поэтому в первой половине 1870-х годов по его инициативе началась пресловутая политика германизации, суть которой заключалась в том, чтобы насильственными мерами сделать живущих в Пруссии поляков носителями германской культуры. Политика эта, в отличие от Культуркампфа, велась в основном на уровне административных предписаний, часто провинциального уровня, и поэтому редко становилась предметом обсуждения в прусском и германском парламенте. В 1872–1873 годах был опубликован ряд указов, в соответствии с которыми преподавание в школах могло вестись только на немецком языке. Лишь в тех учебных заведениях, где доля учеников-немцев была меньше четверти, разрешалось преподавать польский язык как иностранный. В 1872 году был разработан проект закона об официальном языке, принятый четырьмя годами позднее. В соответствии с ним единственным официальным языком во всех государственных учреждениях Пруссии становился немецкий. Исключения допускались лишь в отдельных регионах и на ограниченный срок.
Необходимо отметить, что сам «железный канцлер» воспринимал политику германизации не как наступление на права национального меньшинства, а как оборону от реально существующей угрозы. Как и многие немцы, он опасался постепенной «полонизации» восточных провинций Пруссии, вытеснения оттуда немцев. В феврале 1872 года он писал прусскому министру внутренних дел Ойленбургу: «У меня такое чувство, что в наших прусских провинциях почва если и не уходит у нас из-под ног, то по крайней мере выхолащивается настолько, что однажды может провалиться»[453]. Польское государство, претендующее на часть немецких земель и апеллирующее к праву нации на самоопределение, – вот тот кошмар, который стоял перед внутренним взором Бисмарка, и не только его.
Поскольку поляки были католиками, политика германизации стала одновременно частью Культуркампфа. Последний тем временем набирал обороты. «Майские законы» 1873 года обострили конфликт с католической церковью до предела. Прусские епископы сразу же заявили о том, что отказываются их признавать. Конфликты между священниками и представителями власти множились, все больше приходов оставались вакантными. Многие немецкие католики, стоявшие ранее в стороне от политики, начали активно поддерживать партию Центра. Выборы в прусский ландтаг в ноябре 1873 года и в рейхстаг в январе 1874 года продемонстрировали стремительный рост числа католических депутатов. Однако либералы тоже улучшили свои позиции.
В проигрыше оказались консерваторы, находившиеся в состоянии глубокого кризиса. В первые месяцы после основания империи Бисмарк не оставлял попыток превратить их в сильную партию, на которую правительство могло бы опереться. Однако начавшийся Культуркампф привел к окончательному расколу между «железным канцлером» и его прежними сподвижниками. Консерваторы, защищавшие традиционные ценности, не могли одобрительно относиться к резкому снижению роли церкви, которую полагали одним из важнейших устоев общества. Еще в ходе обсуждения законопроекта о школьном надзоре один из лидеров прусских консерваторов и давний друг Бисмарка Гейнст фон Клейст-Ретцов горячо выступил против правительственного предложения, заявив, что «бурные потоки безверия, проистекающие от государства, лишенного веры, затопят наши школы»[454]. После этого «железный канцлер», уже вступавший в предыдущие годы в конфликт с бывшим соратником, перестал с ним даже здороваться. Едва ли не единственным человеком в стане прусских консерваторов, с которым Бисмарк поддерживал дружеские отношения, остался Мориц фон Бланкенбург.
