О началах и концах света: Рождение и гибель мира в мифологии, религии и науке - Ивик Олег (книги бесплатно полные версии TXT, FB2) 📗
Естественно, с подобной точкой зрения были знакомы и христианские авторы. Так, Ипполит Римский [235] подробно разбирает взгляды многих языческих философов и сообщает, например, что Анаксимандр Милетский еще VI веке до н. э. считал, что «животные произошли (во влаге) вследствие испарений, производимых солнцем. А человек первоначально был похож на другое животное, именно рыбу» {843}.
Принимая Книгу Бытия за священную истину в последней инстанции, многие христианские богословы не могли в то же время не понимать, что геологические процессы, равно как и процессы образования видов, идут долго. О попытках разрешить эти противоречия подробно рассказывает Толковая Библия Лопухина (далее – Толковая Библия) – комментарии к библейским текстам, написанные и изданные в начале XX века под редакцией крупнейшего российского богослова А. П. Лопухина:
«Мысль о соглашении в этом пункте Библии с наукой сильно занимала еще отцов и учителей Церкви, среди которых представители Александрийской школы – Ориген, святые Климент Александрийский, Афанасий Александрийский и др. стояли даже за аллегорическое толкование библейских дней в смысле более или менее продолжительных периодов. ‹…› Но прямой, буквальный смысл библейского текста, древнехристианская традиция и православное толкование вообще не допускают такого свободного обращения с библейским текстом и, следовательно, требуют буквального понимания имеющегося в нем термина “день”.
Итак, Библия говорит об обычных днях, а наука о целых периодах или эпохах. Лучшим выходом из этого противоречия является, по нашему мнению, так называемая “визионерская” теория. По смыслу этой теории, библейское повествование о творении мира представляет собой не строго научное и фактически детальное воспроизведение всей истории действительного процесса мирообразования, а лишь его главнейшие моменты, открытые Богом первому человеку в особом видении (visio). Здесь вся история происхождения мира, развившаяся в неведомое для нас время, прошла пред духовным взором человека в виде целой серии картин… Каждая из этих визионерных картин образовывала собою особую группу явлений, фактически развивавшихся в течение одного и того же периода, в видении же получившего название того или другого дня.
На вопрос, почему же геологические эпохи творения получили в библейском космогоническом видении название обычного “дня”, ответить сравнительно нетрудно: потому, что “день” был самой удобной, самой простой и легко доступной сознанию первобытного человека хронологической меркой» {844}.
Сам процесс сотворения мира у христиан, как мы уже говорили, в основе своей совпадает с таковым в иудаизме. Но иудаизм за долгие тысячелетия своего существования не мог не снабдить строгий текст Книги Берейшис какими-то оживляющими его дополнениями. Так, например, в более поздних сочинениях было описано рождение в раю Каина и Авеля; возникла Лилит – демоническая женщина, ставшая подругой Адама… Христианские богословы эти дополнения не приняли, но зато написали свои. Ничего особенно нового в картину творения они не вносят, но расцвечивают ее некоторыми подробностями и дополнительными оттенками.
Святой Иоанн Златоуст [236] написал ряд трудов, затрагивающих эту тему. Среди них «Восемь слов на Книгу Бытия» и «Беседы на Книгу Бытия». «Бесед» оказалось целых 67 – судя по контексту, это записи реальных проповедей, которые Иоанн произносил перед своей паствой. Правда, несмотря на название, значительную часть времени проповедник уделял не библейской истории, а нравственному назиданию аудитории. Так, в день, когда он узнал, что его слушатели «сами отдались в сети дьявола», а именно «все побежали на сатанинское то позорище, когда случились конские скачки», – ему было уже не до Книги Бытия. Ведь «одно (смотрение на) состязания коней может причинить душе немало вреда». Хуже того, на ристалище «можно видеть не только бегающих коней, но и слышать крики, богохульства и бездну неприличных слов; там являются перед всеми и непотребные женщины, и женоподобные юноши» {845}… В этот скорбный для проповедника день он говорил о конских бегах значительно больше и вдохновеннее, чем о деяниях Творца. Подобные отвлечения от темы случались с ним нередко. И все же из текстов «Бесед…» и «Восьми слов…» можно вынести достаточно четкое представление о том, как рисовались знаменитому оратору первые шесть дней творения.
Златоуст неоднократно обличает тех, кто сомневается в деяниях Творца: «Что может быть жальче и безумнее людей, которые дерзают утверждать, будто все сущее произошло само собой…» {846} При этом он весьма яростно отстаивает точку зрения, согласно которой до начала творения ничего не существовало. Опережая оппонентов, он говорит: «Но как, скажут, могло что-либо произойти из несуществующего? А ты скажи мне, как может произойти что-либо из существующего?» {847} В этом вопросе Златоуст расходится со своим старшим современником, столь же знаменитым святым Василием Великим [237], писавшим: «Было нечто, как вероятно, и прежде сего мира, но cиe хотя и постижимо для нашего разумения, однако же не введено в повествование, как несоответствующее силам новообучаемых и младенцев разумом. Еще ранее бытия мира было некоторое состояние, приличное премирным Силам, превысшее времени, вечное, присно продолжающееся. В нем-то Творец и Зиждитель всяческих совершил создания…» {848}
Эти два богослова не согласны друг с другом и в вопросе о количестве небес. Златоуст уверяет, что небо одно. «Как же, скажешь, некоторые утверждают, что создано много небес? Они учат так не из Божественного Писания, но по собственным соображениям» {849}. Василий же предлагает исследовать вопрос: «Точно ли два неба?» – и склоняется к тому, что их может быть даже более двух. Он пишет: «Философствовавшие о небе согласились бы лучше лишиться языка, нежели признать cиe истинным. Ибо они предполагают, что небо одно и что нет естества, из которого могло бы произойти второе, третье и так далее небо, потому что вся сущность небесного тела, как они думают, издержана на составление одного неба. ‹…› А мы столько далеки от мысли не верить второму небу, что взыскуем и третьего неба, видеть которое удостоен был блаженный Павел (2 Кор. 12, 2). Псалом же, наименовывая небеса небес (Пс. 148, 4), подал мне мысль и о большем числе небес» {850}.
Поскольку оба богослова имели (и имеют) равный авторитет в христианском мире, вопрос о количестве небес, вероятно, остается открытым. Отметим, что сам он вырос из обсуждения того, что есть «твердь посреди воды», которая «отделяет… воду от воды» {851}, и можно ли считать ее вторым небом. Причем Златоуст, придерживаясь взглядов о единственности неба, предлагает вообще не обсуждать, что же такое вышеупомянутая твердь: «Бог повелел одним водам находиться под твердью, а другим над поверхностью тверди. Но, спросит кто-либо, что же такое твердь? Отвердевшая вода или сгустившийся воздух, или какое-нибудь другое вещество? Никто из благоразумных прямо решать это не станет» {852}.
Перейдем в стан благоразумных и оставим этот вопрос. Кстати, Василий Великий иногда тоже предпочитал отстраняться от спорных моментов. Так, он считает «предметами пустыми» рассуждения о форме Земли. Он без особого уважения отзывается о философах, которые «много рассуждали о форме земли, что она такое, шар ли, или цилиндр, или походит на кружок, со всех сторон одинаково обточенный, или на лоток, имеющий в средине впадину». Вообще говоря, в его время в цивилизованном мире давно уже победили представления о шарообразной Земле, вокруг которой вращаются в пространстве Солнце, Луна, планеты и звезды. Но Василия не интересует строение Вселенной: «…раб Божий Моисей не рассуждал о формах, не сказал, что окружность земли имеет сто восемьдесят тысяч стадий [238], не вымерил, насколько простирается в воздухе земная тень, когда солнце идет под землею, и как тень сия, падая на луну, производит затмения. Если умолчал он о не касающемся до нас, как о бесполезном, то неужели за cиe словеса Духа почту маловажнее объюродевшей мудрости? Не паче ли прославлю Того, Кто не затруднил ума нашего предметами пустыми, но устроил так, чтобы все было написано в назидание и усовершение душ наших?» {853}
