Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - МакГрегор Ричард (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
В обоих случаях наблюдатели сходятся во мнении, что правдолюбы лишь ускорили неизбежное разоблачение, ведь власти рано или поздно все равно были бы вынуждены признать истинное положение дел. Невозможно до бесконечности замалчивать эпидемию, смерти и плач пострадавших семей, коль скоро такие факты распространяются в обществе средствами «сарафанного радио», и их нельзя спрятать за тюремными стенами, как какого-нибудь диссидента. Однако в эпоху тоталитарного правления Мао правительство владело инструментами, позволившими скрыть даже апокалиптический голод, а заодно подавить любые обсуждения этой темы. В Китае не имелось независимых СМИ или гражданского общества, которые могли бы требовать раскрытия информации. Крестьяне, основные жертвы голода, были беспомощны, бесправны и не обладали доступом к политическим центрам власти. Госкомстат владел низкокачественными данными, вдобавок вообще был упразднен в ходе последовавших политических кампаний. А еще партия контролировала исследователей, диктовала, кому чем заниматься и какие регионы посещать. В тот период не имелось ни спутниковых тарелок, ни факсов, которые в 1989 г. позволили миру следить за пекинскими демонстрациями.
Однако в XXI столетии, как свидетельствуют инциденты с атипичной пневмонией и «Саньлу», КПК уже не способна устроить широкомасштабную дымовую завесу. Современный Китай окутан сетями мобильной телефонии и Интернета, к тому же глубоко внедрен в глобальную экономику. Введение ограничений на поездки внутри страны или проблемы с продуктами питания немедленно проявились бы на внешних рынках и вернулись в Китай бумерангом. Но пусть даже КПК утратила возможность подавлять сведения о важных событиях — она по-прежнему контролирует форму и манеру подачи этих сведений.
Партия приняла все меры, чтобы голод официально именовался «трехлетним периодом трудностей», как если бы политика не имела к нему никакого отношения. (В 1980-е гг. и чуть ранее это время официально называлось «тремя годами стихийных бедствий»). КПК признает, что «культурная революция», начавшаяся в 1966 г. и затянувшаяся почти на десятилетие, была полна катастрофических ошибок, но затем риторика меняет курс в пользу партии, утверждая, что именно КПК является единственным органом, способным защитить страну от подобной нестабильности в будущем. На пресс-конференции в августе 2009 г. Ван Ян, секретарь провинции Гуандун и член Политбюро, обрушился на журналистов, задавших ему вопрос о свободе слова в Китае. Ван заявил: «В период «культурной революции» свобода слова имелась, вот она-то и ввергла страну в пучину хаоса». Более свежие воспоминания о событиях 1989 г. замутнены неуемным вмешательством КПК даже в самые крошечные сообщения о разгоне демонстраций и личностях участников. Замалчивание, искажение, полуправда, утаивание фактов и, если требуется, прямая ложь — таковы средства, подкрепляющие рьяные усилия КПК по устранению альтернативной информации.
Несть числа примерам глубоко укоренившейся амнезии. В недавно открытом Шанхайском историческом музее представлена экспозиция из детально проработанных и относительно сбалансированных сценок, воспроизводящих жизнь города в эпоху иностранного владычества. А вот период после 1940-х гг. безо всяких объяснений освещен очень скудно. Вообще не упоминается о том, что в 1949 г. власть в городе перешла к коммунистам, да и следующие полвека потрясений оставлены без внимания, хотя в 1960-е и 1970-е гг., то есть в эпоху «культурной революции», некогда космополитический Шанхай едва удержался на краю гражданской войны. По ходу просмотра возникает смутное подозрение, что чего-то не хватает. Ситуация начинает отдавать трагикомизмом, когда понимаешь, чего именно. Экспозиция возвращается к 1990-м, да и то в форме бессвязных фоторепортажей о праздничных фейерверках над свежевыстроенном метрополисом. От вопроса, чем мотивирован столь вопиющий пробел, директор музея Пань Цзюньсян замялся. «Многие вещи следует оставить истории», — отводя глаза, сказал он и поспешил сменить тему.
Отдел пропаганды ЦК не только заведует средствами массой информации, но и выступает в качестве высшего боевого органа партии в войне за историю. Его часовые расставлены во всех ключевых точках: в школах и других учреждениях министерства просвещения, где осуществляется контроль за текстами учебников; в НИИ и вузах, где отслеживаются результаты научных исследований. В сотрудничестве с Отделом объединенного фронта ЦК КПК Отдел пропаганды разрабатывает так называемые исторически корректные материалы для соотечественников в Гонконге и на Тайване; во всем спектре СМИ ведется надзор за плодами труда любых журналистов, кинорежиссеров и так далее. Подобно Орготделу, Отдел пропаганды не имеет официального телефонного номера и даже таблички на дверях своей пекинской штаб-квартиры, которая расположена напротив правительственного комплекса возле Запретного города. Указания, которые он раздает прессе, держатся в тайне. Одно время существовал внутриведомственный сайт, где редакторы изданий могли консультироваться по вопросам текущей цензурной политики, но даже это начинание прикрыли по причинам, связанным с госбезопасностью. «Они не хотят наследить, ибо опасаются разоблачений», — говорит бывший редактор Ли Датун, уволенный после публикации скандальной статьи по очередному наболевшему вопросу.
На Отдел пропаганды трудятся так называемые экспертные группы из отставных высокопоставленных партийных кадров, которым поручено просматривать газеты и выявлять любые отклонения от официальной линии. Эти анонимные группы обладают колоссальной властью, коль скоро имеют право сигнализировать высшему партийному руководству о тех или иных подозрительных статьях. «Всякий раз, когда члены Политбюро или Секретариата ЦК реагировали на эти докладные записки, разражалась буря, — говорит Ли. — А все остальное время над тобой словно висит дамоклов меч». Еще один газетный редактор сравнил Отдел пропаганды с прокрустовым ложем из греческой мифологии. Прокруст (имя переводится как «растягивающий»), укладывал путников на свое железное ложе и тем, кто был больше его размеров, обрубал ноги, а малорослых вытягивал. Словом, все должны были стать одинакового роста. «Отдел пропаганды изрекает лишь два слова: «да» и «нет», — свидетельствует редактор. — Мы обречены существовать во власти этого урода, который тебя либо вытягивает, либо обрубает, и умеет говорить только два слова».
Живописная характеристика, которую этот редактор дал Отделу пропаганды, несомненно, основана на его собственном неприятном опыте — и все же недостаточно полно отражает растущую изощренность сего органа. Как указывает Анна-Мария Брэйди в своей книге «Маркетинговая диктатура», в целях управления современной рыночной экономикой Отдел пропаганды позаимствовал многие рецепты воздействия на массовое сознание, апробированные на Западе — от рекламы до политтехнологий, — лишь бы сохранить согласие народа на режим однопартийного правления. «Китай моделирует у себя целый ряд западных аспектов, хотя отнюдь не те, которыми любят хвастаться западные либеральные интеллектуалы», — говорит мисс Брэйди.
История — жизненно важный и расширяющийся компонент так называемого патриотического воспитания в школах и беспрестанных, занудных напоминаний о столетнем унижении всей нации под пятой иностранных держав. Если говорить конкретнее, Отдел пропаганды следит за тем, чтобы патриотизм никоим образом не обособлялся от партии. «Основное содержание текущей патриотической кампании состоит в том, чтобы пропагандировать страстную любовь к Коммунистической партии Китая, — писал руководитель Коммунистического союза молодежи Лу Хао, обсуждая новейшие политические установки в 2009 г. — Ключевая задача — направить силы молодежи на объединение всех трех составляющих: социализма, патриотизма и руководящей роли КПК».
Надзор за историей, который осуществляет Отдел пропаганды, уже перерос временные рамки реального нахождения компартии у власти. По версии 2001 г., история КПК берет начало аж в 1840 г., «что и объясняет историческую неизбежность создания КПК». Это утверждение немедленно помещает целую вереницу событий — начиная с первой опиумной войны, открывшей длительный период подчинения Китая воле империалистического Запада, а позднее и Японии — под зонтик пропагандистской системы. Соответственно, сейчас у любого независимого историка появилось больше шансов чем-нибудь да не угодить властям.
