Выдающийся реалист - Еремин М. П. (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
На первый взгляд может показаться, что духовная жизнь тех, на кого жертвы смотрят, как на своих спасителей, более содержательна. Герой "Боярщины" Эльчанинов учился когда-то в университете и при каждой подходящей оказии твердит о намерении начать новую, лучшую жизнь. Курдюмов ("Виновата ли она?") не менее утонченная и возвышенная натура: он интересуется и музыкой, и живописью, и даже гальванопластикой. Так же, как и Шамилов ("Богатый жених"), и Бахтиаров, и Батманов, они при каждом удобном случае стараются показать, что между ними и дворянской массой нет ничего общего, что они выше ее мелочных интересов и с величайшей готовностью отдали бы свои силы какому-то важному делу, если бы давным-давно не разочаровались в такой возможности. Каждый из них мог бы подписаться под этой жалобой Бахтиарова: "С юных лет он хотел быть чем-то выше посредственности и, может быть, достигнул бы этого; но люди и страсти испортили его на первых порах". Нетрудно догадаться, что эти люди настойчиво претендуют на патент "лишнего человека".
В дворянском обществе отношение к "лишним людям" было двойственным. Конечно, Онегины и Печорины не способны на активный протест, "умными ненужностями" назвал их Герцен. Однако чрезвычайно важно, что они не хотели быть вместе с теми,
Кто славы, денег и чинов
Спокойно в очередь добился...
В годы последекабрьской реакции они были воплощенным осуждением господствовавшего тогда строя жизни. Потому-то к ним и тянулись все, кто, хоть порою и очень смутно, чувствовал свой разлад с дворянской средой. "Лишние люди" всем своим поведением тревожили нечистую совесть обывателя. Он ненавидел их, боялся и втайне завидовал им, потому что чуял в них именно умных, хороших людей. Так, рядом с Печориным появилось его карикатурное отражение - Грушницкий.
Писемский всегда отчетливо видел различие между Печориными и Грушницкими и всю силу своей иронии направил против людей, кокетничающих разочарованием. Между его героями - всеми этими Эльчаниновыми, Шамиловыми, Бахтиаровыми, Батмановыми - и "лишними людьми" ничего общего нет. Глубокие, искренние страдания Печорина или Бельтова им просто непонятны. Им органически чужды те страстные искания полезной деятельности, столь характерные для людей типа Бельтова или Рудина. В отличие от Онегиных и Печориных эти герои Писемского осуждают светское общество лишь на словах, а на деле всеми силами стремятся проникнуть в него. Бахтиаров в молодости давал "породистым приятелям лукулловские обеды, обливая их с ног до головы шампанским и старым венгерским", и все только для того, чтобы стать среди них своим человеком. Эльчанинов потому так и обрадовался "покровительству" графа Сапеги, что надеялся с его помощью стать "светским человеком".
По отношению к этим людям ирония Писемского не знает никакой пощады. Даже сами эти претензии на "светскость" не имели под собой, по его мнению, решительно никакого основания. В его изображении все они - заурядные любители "пожить", готовые ради этой перспективы пойти на все, вплоть до поступления на содержание к богатой женщине. У каждого из них в прошлом или в перспективе богатая вдова - дворянка ли, купчиха ли, все равно! Бахтиаров через это уже прошел. Шамилов и Батманов этим кончили, а Эльчанинов и рад бы устроиться на содержание, да случай не выходит, и потому он вынужден просить взаймы по мелочам.
Эти люди были вдвойне опасны: взятыми напрокат фразами о "разочаровании" они обманывали людей, искренне стремившихся вырваться из цепких лап дворянско-обывательской пошлости. Когда гибли жертвы дворянских нравов, то среди их палачей Эльчаниновы, Бахтиаровы, Шамиловы, Курдюмовы играли если не главную, то, бесспорно, самую отвратительную роль.
Этими образами Писемский как бы завершает анализ моральной физиономии дворянского общества сверху донизу. От мрачного, необузданного Задор-Мановского до "элегантного" Эльчанинова, от звероподобного Пионова до корректнейшего Курдюмова тянется фаланга непосредственных исполнителей уродливых законов этой среды.
В статье о втором томе "Мертвых душ" Писемский, говоря о героях Гоголя, между прочим, заметил, что главный их порок заключается даже не в отсутствии образования и не в предрассудочных понятиях, а кое в чем посерьезнее, что для исправления их мало школы и цивилизации. Этой характеристикой гоголевских героев Писемский определил и сущность подавляющего большинства персонажей своих ранних произведений. Нет, их не исправишь просвещением, цивилизация коснулась их только внешней своей стороной. Они прочно срослись с крепостнической почвой и будут держаться за нее до тех пор, пока она не разрушится окончательно.
Страшный мир опустошенности и бесчеловечности отразился в ранних произведениях Писемского. И все-таки жизнь страны в целом не представлялась ему безысходно мрачной. За помещичьей Россией он видел Россию народную, видел и хорошо знал мужика, который, по глубокому убеждению Писемского, был носителем лучших качеств нации.
Как ни тяжела жизнь мужика, он все-таки каким-то чудом сохраняет в себе ту внутреннюю независимость личности, которая, то и дело проявляется в снисходительно-ироническом отношении к барину. Этим чудом, по глубокому убеждению Писемского, был труд, сам процесс работы. Хоть мужик и знал, что он работает не на себя, но он знал также и то, что только его трудом "всякое дело ставится, всякое дело славится". Недаром в народе так уважают хороших работников. Писемский с восхищением живописал именно эти черты народного характера. Его излюбленные герои, такие, как питерщик из одноименного рассказа или Петр Алексеевич из "Плотничьей артели", - это все "строптивые" люди, люди с высокоразвитым чувством собственного достоинства, но зато ведь это и выдающиеся работники, мастера своего дела, способные тонко чувствовать красоту труда. И эти качества проявились бы в народе с еще большей силой, если бы не крепостничество.
Помещики не только присваивают труд крестьян, но постоянно унижают и развращают их. Особое внимание Писемский обращал на то, как насаждается в крепостных холопское терпение и угодничество. Стоит только вспомнить фигуру Спиридона Спиридоныча, лакея Кураевых, чтобы понять, как Писемский относился к лакейству крепостных. Тема лакейства как неизменного спутника барства, пожалуй, наиболее убедительно развита в "Старой барыне". Не говоря уже о Якове Ивановиче - этом "фанатике челядинства", как назвал его Чернышевский, - все, кто соприкасался с Пасмуровой, в той или иной мере заражены лакейством. Лакейство и во внуке Якова Ивановича, рекруте-охотнике Топоркове; наконец, лакейство в большинстве дворовых Пасмуровой, которые в храмовые праздники буйствовали на базарах, похваляясь тем, что они люди Пасмуровой и им от властей не угрожает никакое наказание.
Несмотря на то, что отношение Писемского к дворянству было резко отрицательным, он, показывая развращающее воздействие крепостничества, редко подчеркивал личную вину дворянина. Барин Егора Парменыча ("Леший"), может быть, и "добрый человек", но, как большинство помещиков, он бездеятелен и легковерен. Егор Парменыч прежде, чем стать управителем, был у него лакеем. Именно в этой школе он научился и изворотливости перед сильными и хамской жестокости в своем отношении к подчиненным крестьянам. Барин не является непосредственным виновником несчастий Марфуши, однако нити преступлений Егора Парменыча идут к нему. В конечном счете дело даже не в личности этого барина, а в системе отношений, то есть в крепостном праве. Оно губительно по самой своей природе, и никакая барская доброта не может смягчить его.
В этом проявилась одна из характернейших особенностей стиля Писемского. Писарев, сравнивая творческий метод Тургенева с методом Писемского, заметил: "Читая "Дворянское гнездо" Тургенева, мы забываем почву, выражающуюся в личностях Паншина, Марьи Дмитриевны и т.д., и следим за самостоятельным развитием честных личностей Лизы и Лаврецкого; читая повести Писемского, вы никогда, ни на минуту не позабудете, где происходит действие; почва постоянно будет напоминать о себе крепким запахом, русским духом, от которого не знают куда деваться действующие лица, от которого порой и читателю становится тяжело на душе"*.
