Балтийская трагедия: Агония - Бунич Игорь Львович (читать полную версию книги txt, fb2) 📗
На палубе «Виронии» началось оживление. Все показывали в сторону серого стремительного силуэта лидера, пытаясь понять, что происходит. Было видно, что орудия лидера развернуты в сторону открытого моря. С мостика «Виронии» кто-то закричал сильным голосом:
— Катера! Торпедные катера противника!
И тогда их увидели все — маленькие чёрные точки, развернутым строем несущиеся прямо на десятки сгрудившихся транспортов.
Истерически завизжали ревуны, тревожно запели гудки, завыли сирены. Некоторые суда начали съёмку с якоря, чтобы иметь возможность уклониться от выпущенных катерами торпед. Вслед за «Минском» загрохотали орудиями ещё несколько эсминцев. Катера, развернувшись, стали уходить в сторону моря.
Михайловскому показалось, что он видел прямое попадание снаряда в один из катеров. От маленьких точек вверх взметнулись белые сгустки дыма. На горизонте сверкнули отблески пламени.
На палубе «Виронии» все восторженно закричали «ура».
Стрельба постепенно стихла. Все замахали руками, приветствуя лидер «Минск», идущий малым ходом по рейду.
— Молодец Петунии! — пробасил кто-то. — Дал им жару! [16]
08:15
Короткий отдых быстро привел в себя адмирала Пантелеева. Приняв душ, он вошёл в блистающую чистотой кают-компанию «Минска». Адмирал был моряком до мозга костей. Нигде он не чувствовал себя столь комфортно, как на борту боевого корабля. И ничего он не любил так, как кают-компании кораблей, живущими, несмотря на все политические перемены и катаклизмы, по выработанному веками ритуалу. Отделанные тиком или буком переборки, большой полированный стол для общего обеда, мягкий свет скрытых в потолке плафонов, мягкие кресла и диваны, пианино и шахматные столики, хрусталь, серебро и дорогой фарфор обеденных сервизов — почти всё осталось неизменным при трансформации Императорского флота в Рабоче-крестьянский, включая строгое запрещение матросам (за исключением вестовых) переступать порог кают-компании. Разве что меньше стало офицеров, умеющих играть на пианино. Но адмирал Пантелеев умел и любил играть на фортепиано, хотя за последнее время ему редко предоставлялась такая возможность. Производство в адмиралы и назначение на должность начальника штаба КБФ требовали проведения большей части времени на берегу, что его сильно тяготило. Но уже практически ушли в Лету времена, когда командующие и начальники штабов флотов могли руководить вверенными им военно-морскими соединениями, оставаясь на борту кораблей. Всё руководство в масштабах флота уже велось исключительно с берега...
Офицеры завтракали. Они могли это делать до половины девятого утра. Пантелеев, сидевший между капитаном 1-го ранга Питерским и военкомом штаба КБФ бригадным комиссаром Серебренниковым, чтобы поднять им настроение рассказывал смешную историю, как ещё будучи младшим командиром, случайно окатил из шланга адмирала Галлера.
Грохот орудийных залпов заставил адмирала замолчать на полуслове. Сняв с колен салфетку и взяв фуражку, Пантелеев быстро поднялся на мостик.
— Что случилось? — спросил адмирал капитана 2-го ранга Петунина.
— Торпедные катера противника, — доложил тот, показывая биноклем в сторону северо-восточного горизонта.
Адмирал внимательно обследовал горизонт в бинокль, но не увидел ничего.
— Ушли, — сказал старший артиллерист лидера Волков, недавно повышенный из старших лейтенантов в капитан-лейтенанты.
Адмирал Пантелеев знал, что вчера вечером в сторону финских шхер был послан в разведку дивизион торпедных катеров 1-й бригады. Как раз к этому времени они должны были вернуться. В штабы соединений было дано оповещение. Но до «Минска», видимо, оно не дошло.
Это его промашка, поскольку «Минск», выбранный в качестве флагманского корабля сил прикрытия, непосредственно замыкался на штаб КБФ, а не на штаб ОЛС, как ранее.
Пантелеев ничего не сказал по этому поводу, а лишь осторожно поинтересовался у Волкова:
— Попали?
— Было накрытие, товарищ адмирал, — доложил старший артиллерист лидера. — О прямых попаданиях точно доложить не могу.
Адмирал Пантелеев подавил вздох облегчения и тут же вздрогнул от крика сигнальщика, показывающего в сторону города:
— Товарищ адмирал, смотрите!
08:35
Вскинув бинокль к глазам, адмирал посмотрел в указанном сигнальщиком направлении и стиснул зубы. На флагштоке башни «Длинный Герман» не было советского флага. На его месте полоскался по ветру сине-чёрно-белый национальный флаг республики Эстония. На мостике воцарилось тягостное молчание.
А через мгновение корабли открыли огонь по городу из всех орудий главного калибра. [17]
Адмирал Пантелеев молча стоял на мостике, не спуская глаз с Эстонского флага над Вышгородом и как бы не замечая грохота стрельбы. И, разумеется, не отдавая никаких приказов.
Все были очень возбуждены. Ясное осознание собственного поражения, сдача противнику своей главной базы, двухмесячный хоровод позорных неудач — все это требовало какого-то естественного выхода или выброса ещё не истраченной предвоенной агрессивности.
Три снарядных всплеска, неожиданно поднявшихся недалеко от левого борта лидера, вернули всех находящихся на мостике из повышенного эмоционального состояния к реальности.
Сначала никто не мог толком понять кто и откуда ведет огонь. Потом поняли. В перелеске полуострова Вимси немцы уже развернули полевую батарею. Три орудия били по «Минску», три — пытались достать до транспортов у Найссаара.
Целью немцев, видимо, было заставить «Минск» перенести огонь с города на них.
Так и произошло. Приблизительно оценив место батареи противника, «Минск» дал по ней два залпа. Судя по всему — не особенно удачных, поскольку следующие три немецких снаряда накрыли лидер: один упал с перелетом, два — с недолетом.
«Минск» встрепенулся, как боевой конь, и быстро набирая ход стал отходить подальше в море, идя зигзагом, чтобы сбить противнику наводку. Сейчас получить какие-нибудь серьезные повреждения от артогня было чрезвычайно опасно и могло вообще исключить участие лидера в переходе.
Отогнав лидер, немецкая батарея всеми орудиями стала бить по сгрудившимся у Найссаара транспортам, смутно виднеющимся из-за клочьев белого покрова дымовой завесы.
09:00
Крейсер «Киров» вздрогнул от залпа всеми девятью орудиями главного калибра, что заставило адмирала Трибуца, завтракающего в салоне, недоуменно застыть с гренкой в одной руке и чашкой какао в другой. Командующий флотом заканчивал завтрак в обществе контр-адмирала Дрозда, генералов Николаева и Березинского и двух дивизионных комиссаров Лебедева и Смирнова.
Командующий КБФ недоуменно посмотрел на Дрозда, который взял трубку телефона и связался с мостиком. Повесив трубку, он доложил Трибуцу, что над городом поднят фашистский флаг и комендоры стараются его сбить. Дивизионные комиссары согласно закивали головами, генералы оставались невозмутимыми.
Закончив завтрак, адмирал Трибуц поднялся на мостик. Крейсер продолжал огонь кормовой башней главного калибра, но не по фашистскому флагу, как выяснил Трибуц, а по батарее противника, прорвавшейся к побережью на полуострове Вимси и обстреливающей наши транспорта.
Засечь точное местоположение батареи оказалось делом трудным. С того места, где находился «Киров», было практически ничего не видно, а огонь по квадратам, как обычно, был неэффективен. Корректировать огонь было некому.
Трибуц приказал дать сигнал Раллю, чтобы его «новики», подойдя поближе к берегу, засекли и подавили эту батарею. Быстро же немцы действуют! Уже добрались до оконечности Вимси.
Адмирал посмотрел на небо. Облака стали уже значительно реже. В восточной части горизонта, упершись в море, вертикально стоял солнечный луч. Море ещё катило пенистые маслянистые валы. Они были ещё большими, но прежней ярости в них уже не было. Бушующий последние двое суток северо-восточный ветер сменился на восточный гораздо меньшей силы. Всё говорило о том, что погода вскоре радикально улучшится.
