Вперед, к победе! Русский успех в ретроспективе и перспективе - Фурсов Андрей Ильич (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
С другой стороны, в попытке создать в Европе праворадикальные режимы заинтересованы и те, кто стремится ослабить Европу, полагая, что попытки западноевропейцев решить свои проблемы путем праворадикальной квазиимперскости приведут к взрыву на социально-расовоэтническо-религиозной основе — к взрыву, который подорвет Европу и станет средством, технологией управляемого (ею) извне хаоса. Противоположные по направленности силы делают одно дело — с разными целями. Отсюда — возможность тактического (при этом бесконтактного или через посредников) союза. В истории примеров тому хватает. Так, в конце 1916 — начале 1917 г. совпали интересы Германии, с одной стороны, и Великобритании и США, с другой, в свержении русского царя и дестабилизации ситуации в России.
— Андрей Ильич, а какие мотивы у Китая включиться в эту глобальную игру? Только ли борьба за какие-то источники энергии или что-то еще?
— Я не специалист по Китаю, Китай меня интересует с точки зрения моих профессиональных интересов — анализа мировой борьбы за власть, информацию и ресурсы. Вынужденный быть державой с глобальными амбициями, Китай должен присутствовать на максимальном числе мировых и региональных площадок, захватывая максимум пространства. Это принцип китайской игры «вей ци», которая известна в мире как японская игра «го»: задача — расположить свои «камни» в разных частях доски, соединить их в «цепи» и окружить противника. Поднебесная «выставила» много своих «камней» в Африке, на Ближнем и Среднем Востоке, в Латинской Америке. Правда, в последние месяцы Китай пропустил два удара — Ливия и Судан, который американцам удалось разделить на две части. Но, во-первых, эти удары, несмотря на их чувствительность, с точки зрения мировой игры являются тактическим успехом, во-вторых, убежден, китайцы найдут асимметричный ответ.
Сегодня китайская элита играет в очень сложную игру. С одной стороны, объективно она ведет политикоэкономическое и финансовое наступление на позиции США в мире, при этом ее экономические успехи создают серьезнейшие социальные проблемы, связанные с хрупкой социальной структурой, демографией и экологией. С другой стороны, китайская элита делает все, чтобы избежать военного столкновения с США, однако целый ряд возникающих проблем все более трудно и сложно будет решать невоенным путем. Такая ситуация потребует от китайской правящей элиты верха мастерства и виртуозности.
Вообще нужно сказать, что нынешнее противостояние элиты китайской (восточно-азиатской) и западной, организованной в клубы, ложи и сетевые структуры (прежде всего ее англо-американо-еврейского ядра) — интереснейший и доселе невиданный процесс. Западная верхушка впервые столкнулась с противником, который хотя и представляет незападную цивилизацию, является глобальным игроком; до сих пор глобальным был только капиталистический Запад, опиравшийся в своей экспансии на геокультуру Просвещения.
Противостояние Запада и СССР и, соответственно, западной и советской элит были противостоянием персонификаторов двух версий геокультуры Просвещения: советский проект был вариантом Большого левого проекта Модерна — якобинского; борьба стартовала в рамках европейско-христианского ареала.
Я уже не говорю о том, что контрэлиты, совершавшие революцию в России и персонифицировавшие первую, «интернациональную» фазу (1917–1927/29 гг.) революции в России, а также игравшие активную роль во второй, «национальной» (1927/29-1939 гг.) фазе, либо непосредственно создавались Западом, либо прошли хорошую западную выучку. Они в значительной степени были связаны с западной элитой (финансы, политика, спецслужбы), ассоциировали себя, прежде всего, с мировыми, а не с русскими процессами. Здесь также уместно вспомнить и фразу Троцкого о том, что настоящие революционеры сидят на Уоллстрит, и ту роль, которую Уолл-стрит сыграла в революции и гражданской войне в России.
Устранение «западоидного» лево-глобалистского сегмента советской элиты было необходимым условием для ликвидации возможности превращения России в «хворост для мировой революции» и/или в сырьевой придаток Запада, необходимым условием перехода от стратегии «мировая революция» к стратегии «красная империя» и, в конечном счете, для превращения России/СССР в сверхдержаву. В то же время, как говорят англосаксы, every acquisition is a loss and every loss is an acquisition. Смена элит во время национальной фазы революции, приход во власть представителей широких слоев населения, низов, стал одним из факторов, обусловивших снижение уровня советской правящей элиты (отсутствие связи как с дореволюционной традицией, так и с таковой 1920-х годов), что дало о себе знать после смерти Сталина, особенно в брежневский период, который внешне (а во многом и по сути) был пиком развития СССР.
Собственно, СССР проиграл в схватке элит: часть его правящего слоя перешла на сторону главного противника, а другая — оппоненты — оказались неадекватны и несостоятельны.
Совершенно иная ситуация в Китае.
Во-первых, несмотря на революцию, которая по китайской традиции есть элемент династического разрыва, каких было немало в китайской имперской истории (между Хань и Тан, между Тан и Сун; победа коммунистов в 1949 г. лишь увенчала и завершила столетний очередной период хаоса), китайская элита опирается на трехтысячелетние властные технологии и стратагемы. Прежде всего, существуют отлаженные механизмы взаимодействия между центром и регионами, а также механизмы передачи власти. Кстати, ни тем, ни другим российская и особенно советская правящая элита похвастать никогда не могла.
Во-вторых, за последнюю четверть века китайская элита, особенно ее среднее и младшее поколения, приобрели немаловажный опыт игры на мировой площадке. Достаточно ли этого для успеха — время покажет.
Хотя по такому параметру, как опыт мировой борьбы, китайская элита уступает современной западной, которая начала свое формирование 300–400 лет назад как мировая — в связи с формированием мирового рынка, который, как заметил Маркс, был в той же мере создан капитализмом, в какой создал его. По своей исторической сложности, западная правящая элита не имеет аналогов, и эта многокомпонентность, образующая, однако, единое целое, сама по себе — мощное геоисторическое оружие.
Исторически западная элита вобрала в себя много традиций, причем победоносных: римскую, романогерманскую, англосаксонскую, еврейскую, венецианскую, традиции, связанные с Католической церковью и, в то же время, с разнообразными ересями и протестантизмом.
Каждая традиция обладала своими формами организации-тайными и явными, часто — орденскими структурами. В XVIII–XIX вв. к этому добавились масонские и парамасонские формы, в XIX–XX вв. — клубные (от обществ Родса и Милнера до Бильдербергеров и Трехсторонней комиссии) или даже нео-орденские. Большинство этих организаций исходно носило наднациональный характер или приобретало его. В XX в. они оказались тесно связанными со спецслужбами и академическим сообществом.
Циркуляция элит в «пентаграмме» «наднациональные структуры — бизнес — госструктуры — спецслужбы — академическое сообщество» выращивала умелую, я бы даже сказал, изощренную элиту. Я не идеализирую и не переоцениваю людей типа Арнольда Тойнби-младшего, братьев Даллес, Киссинджера и Бжезинского, но представить аналогичные им фигуры в российской или советской реальности, не говоря уже о постсоветской, невозможно.
За несколько столетий капиталистической эпохи западная элита выработала много эффективных властных, информационных и финансовых технологий, усвоила социально-стратегический опыт венецианцев и еврейских общин, интегрировала его и его носителей. Сложность — сила западной элиты. Впрочем, она же может оказаться и слабостью. Западная элита не является непобедимой. Нужно учиться тактические победы превращать в стратегические. Но это отдельный разговор.
У китайской элиты такой внутренней сложности нет.
Она, в отличие от западной, формировавшейся в постоянно меняющейся среде революций и межгосударственных войн, развивалась в относительно однородной, одноплоскостной имперской среде. Китай — империя, а не система государств, и не случайно с китайской точки зрения вся история Запада — это сплошной хаос. Нр именно такая сложная история кует победителей. Сложность и изощренность китайской правящей элиты — в другом, прежде всего — в умении ставить себе на службу как достижения, так и слабости противника (35-я стратагема — «цепи»).
