ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны - Сондерс Фрэнсис (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
Мэри Маккарти сообщала об этом расхождении в позициях в письме к Ханне Арендт. В нём говорилось, что она «получила сообщение о линии группы Хука. Похоже, поведение Маккарти... не входит в компетенцию Комитета за свободу культуры» [444]. Она также доверительно сообщила, что « Комитет, осознавая отсутствие реальной коммунистической угрозы, заинтересован главным образом в сборе денег для борьбы с коммунизмом в Восточной Европе, или точнее - борьбы с нейтрализмом, который считается первоочередной угрозой. Это было сказано (мне) по секрету» [445]. Далее Мэри Маккарти сообщала, что, с другой стороны, по её мнению, «главной целью борьбы был переход к нейтрализму в стране. Если бы Хук и компания ослабили на мгновение свои попытки, сталинизм возродился бы в государственной власти и образовании. Кульминацией стала бы политика соглашательства за границей. Мне тяжело сказать, что это было - настоящий страх (что кажется фантастикой) или рациональное объяснение. Я не могу поверить, будто эти люди серьёзно думали, что у нас присутствует скрытый сталинизм в широком масштабе, готовый возрождаться при наименьшей возможности... Они жили в страхе повторения ситуации 1930-х годов, когда сочувствующие имели влияние на власть в сфере образования, в печати, театре и т.д. Тогда сталинизм был доходным делом, а эти люди, находясь вне его, стали объектом неуважительного отношения в обществе, мелких экономических притеснений, сплетен и злословий. Они были здравомыслящими и настроенными на успех и культурную монополию. Короткий период взлёта сталинизма в 1930-х годах стал для них настоящим шоком... Они всё ещё продолжают видеть это время во сне; это был реальнее, чем сейчас. Поэтому они почти не замечают фактические ухудшения и не оценивают должным образом роль сенатора Маккарти» [446].
На тот момент расхождения во мнениях относительно маккартизма в Американском комитете особо не разглашались. Но 29 марта о расколе было заявлено публично на телевидении во время спонсируемых Комитетом дебатов под названием «Я защищаю свободную культуру». Дебаты проходили в специально подготовленном для этого звёздном зале отеля «Валдорф Астория». На утреннем заседании Дуайт Макдональд, Мэри Маккарти и Ричард Ровер откровенно выступали против сенатора Маккарти. Однако после обеда Макс Истман, любимец американских левых в начале 1930-х годов, произнёс речь, которая показала, насколько глубоким может быть процесс дерадикализации. Отрицая имевшую место охоту на ведьм, он обвинил коммунистов и сочувствующих в изобретении термина «тактика очернительства». «Как полусожженная ведьма из того ужасного времени, - сказал Истман, - я смею заверить вас в следующем: то, что вы называете охотой на ведьм, представляет собой детские игры на пикнике в воскресной школе в сравнении с тем, что американцы могут сделать, если такая охота реально начнётся» [447]. Он обвинил правительство в «неудачной борьбе с проникновением врагов свободы», после чего предъявил то же обвинение «Фридом Хаус», «Американцам за демократические действия» (Americans for Democratic Action) и Американскому союзу за гражданские свободы (American Civil Liberties Union), членом которого являлся, как группе «растерявшихся либералов, которые во имя культурной свободы оказывают помощь вооружённому врагу, подавляющему любые проявления свободы в мире» [448].
По одним сообщениям, аудитория была ошеломлена, по другим - ликовала. В своей речи в то утро Ричард Ровер сослался на Ирвинга Кристола в качестве примера. Последний заявил, что иногда следует говорить «о Маккарти так же правдиво, как он требует этого от других при порицании коммунистов». Ровер обвинил Маккарти в том, что он «настолько же далёк от правды, как любой советский историк», и мрачно заключил: «Определённая и, возможно, неизбежная правда заключается в следующем: движение святош Вилли уже началось повсюду» [449] (святоши Вилли - это выражение берёт начало в сатирической поэме Роберта Бёрнса «Молитва Святого Вилли» (Robert Burns, Holy Willie's Prayer), в которой автор высмеивает фанатизм и лицемерие главного героя, активно грешившего и одновременно просящего Бога наказать своих компаньонов за грехи. - Прим. ред.). По словам Макса Истмана, после таких сантиментов сам Ровер попросту стал лёгкой добычей для советской пропаганды.
После встречи Ровер написал Шлезингеру письмо, в котором выразил своё разочарование по поводу реплики Истмана и попросил что-нибудь предпринять. К кому же обратился Шлезингер? К Фрэнку Уизнеру Шлезингер позже неубедительно объяснял, что хотя ему и было известно о начальных инвестициях ЦРУ в организацию работы Конгресса за свободу культуры в Берлине, он в дальнейшем «полагал, что платили фонды. Как и все, я думал, они были настоящими... Я не знал, что за всё платило ЦРУ». Спустя полвека Шлезингер всё ещё скрывал какие-либо официальные собственные контакты с ЦРУ по данному вопросу: «Иногда я встречал Фрэнка Уизнера в доме Джо Олсопа. Он по-дружески спрашивал меня, что происходит в американском Комитете, и я ему рассказывал» [450]. Видимо, в рамки этих «дружеских» отношений вписывалось и письмо Шлезингера Уизнеру от 4 апреля 1952 года с некоторыми приложениями. «Все они, - сообщал Уизнер, - представляют довольно тревожную картину» [451]. В ответ на сообщение Шлезингера Уизнер подготовил служебную записку «Отчёт о кризисе в Американском комитете за свободу культуры». Сама записка необычайно показательна и стоит того, чтобы процитировать её полностью:
«Служебная записка ЦРУ от заместителя директора по планированию (Уизнера) помощнику заместителя директора по координации политики.
Тема: Отчёт о кризисе в Американском комитете за свободу культуры.
1. К настоящему документу прилагается направленное мне Артуром Шлезингером-младшим письмо от 4 апреля, а также некоторые приложения, которые представляют довольно тревожную картину. Мне не было известно об этих событиях до получения письма от Шлезингера, и я очень надеюсь получить оценку УКП по данному вопросу, которая, скорее всего, не будет бурей в стакане воды.
2. Моя первая реакция на эту неразбериху заключается в том, что ни позиция приверженцев, ни позиция противников Маккарти не является правильной с нашей точки зрения. Очень неприятно, что это дело вообще приняло такой оборот. Я понимаю, почему Американский комитет за свободу культуры, будучи единственным в своём роде и являясь фактически группой американских частных лиц, заинтересованных в свободе культуры, почувствовал, что должен стать на сторону маккартизма. Однако Американский комитет за свободу культуры был создан не для этого. Насколько я помню, Управление было вдохновителем его создания, если не создателем, с целью обеспечить прикрытие и подстраховку деятельности в Европе. Если это так, то мы должны искать выход из ситуации вместе с Комитетом, поскольку несём безусловную ответственность за его поведение, действия и публичные заявления. При таких обстоятельствах постановка вопроса о маккартизме в смысле его осуждения или поддержки является, на мой взгляд, серьёзной ошибкой. Она втягивает нас в чрезвычайно серьёзную проблему американской внутренней политики. Это, несомненно, приведёт к неприятностям и обрушит на наши головы шквал критики за вмешательство в дела, которые вовсе не являются для нас приоритетными.
3. Если вы соглашаетесь с таким анализом и реакцией, следует немедленно принять решение о действиях в сложившейся ситуации с учётом фактических неблагоприятных обстоятельств. По моему мнению, если возможно, нужно удалить из протокола все дебаты по указанному вопросу с самого начала, чтобы покончить таким образом с этой проблемой. Я понимаю, что это не обрадует ни одну из фракций. Возможно, нам удалось бы донести до членов обеих фракций, что речь идёт о Европе и о мире за пределами США, и мы не должны вмешиваться не в свои дела. А если мы поступим иначе, то все усилия будут напрасны и перечёркнуты в связи с нашим вмешательством во внутриполитические проблемы. Призыв к единству, согласию и сохранению этого ценного начинания мог бы принести пользу. В любом случае, это единственный выход, который приходит мне на ум» [452].
