По Южной Индии - Шапошникова Людмила Васильевна (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
Я собираюсь ехать в Куилон. Для этого надо пойти на автобусную станцию и накануне заказать билет. Длинное приземистое здание станции находится недалеко от Главной улицы. На площади в ожидании автобуса сидят крестьяне. Тут же на земле свалены узлы, мешки, корзины. Уличные разносчики бойко торгуют мандаринами и содовой водой.
Я подхожу к окошку справочного бюро и спрашиваю, как заказать билет в Куилон. Небольшого роста клерк, одетый в форму служащего государственного транспорта, не поднимая головы от стола, бросает несколько отрывистых фраз. Сидящий рядом его товарищ с любопытством смотрит на меня.
— Вы из Европы? — интересуется он.
— Как вам сказать. Моя страна занимает часть Европы и часть Азии.
— Не может быть, — смеется он.
Тогда клерк поднимает голову от стола и пристально смотрит на меня.
— Это, — решительно заявляет он, — Советский Союз. Правильно?
— Совершенно верно, — говорю я.
— О!
— Что же вы там стоите, — спохватываются оба. — Идите сюда, к нам в комнату.
Я вхожу. Меня усаживают на стул и сразу же начинают расспрашивать. Постепенно комната заполняется народом. За билетом мне уже не надо идти. Его приносят сюда же, в справочное бюро. В комнате становится душно. Здесь я вижу и кондукторов, и водителей, и диспетчеров. Все они принадлежат к одному профсоюзу транспортников.
— Наш профсоюз, — говорят они, — очень сильный. Им руководят коммунисты.
— Мы поддерживаем наше правительство, — улыбаясь, замечает черноглазый юноша в фуражке кондуктора.
— Да и оно нас тоже, — слышу я полос из угла комнаты. — В последнее время наша заработная плата была повышена. И вообще сейчас стало легче. Но только кое-кому это не нравится.
— Против нас особенно выступает католическая церковь. Ведь большинство помещиков и бизнесменов — католики.
— Вы, наверно, читаете индийские газеты, но многие из них пишут неправду о Керале и нашем правительстве.
Я говорю, что читаю также «Нью эйдж» и «Нью Керала». Люди одобрительно смотрят на меня.
— Да, эти газеты дают действительную картину положения в штате.
— Что бы там ни писали, а народ поддерживает свое правительство.
— Вот только нам, конечно, сейчас трудно. И эти трудности чувствуются на каждом шагу.
В Индии много импортных товаров. Автомобили и радиоприемники, фотоаппараты и химикалии, карандаши и туалетная бумага, а также многое другое привозятся из-за границы. По непонятным причинам в Кералу эти товары поступают в очень ограниченных количествах или вовсе не поступают. Кто-то искусственно создает затруднения в штате. По этой же причине я не могу найти пленку для своего фотоаппарата. Ее нет в магазинах. На черном рынке пленка идет втридорога. Я хожу из одного фотомагазина в другой, из одной фотостудии в другую, И везде в ответ слышу короткое «нет». Мне уже не на чем фотографировать, а вокруг так много интересного…
Совершенно обессиленная от долгого и бесполезного хождения по жарким улицам Тривандрама, я забредаю в одну фотостудию и сажусь на стул. Я уже здесь была. Хозяин студии смотрит на меня с сочувствием.
— Не достали?
— Нет.
Ненужный фотоаппарат висит у меня на плече. Хозяин заинтересовался его маркой. Я снимаю фотоаппарат и протягиваю ему. На лице хозяина удивление.
— Я не видел еще такой марки. Что здесь написано?
— «Зоркий».
— Но это ведь не латинские буквы?
— Нет, русские.
— Постойте, значит, вы из Советского Союза?
— Значит, — отвечаю я.
— Что же вы мне раньше не сказали?
— Вы меня об этом не спрашивали.
— Мурти! — зовет он своего подручного. На пороге комнаты появляется юноша.
— Это товарищ из Советского Союза, — говорит ему хозяин. — Ей нужна пленка. Надо помочь.
Юноша улыбается. Вечером у меня уже была пленка.
В канун Нового года я бродила по городу. Мне было немного грустно, я вспоминала предновогоднюю веселую суету Москвы, и от этих мыслей не становилось легче. Получилось так, что я должна была встречать Новый год одна на другом конце земли. В самом Тривандраме ничто не говорило о наступлении Нового, 1959 года. Христиане провели свои торжества на рождественских праздниках, Новый год для индусов и мусульман еще не наступил. Вот мы и бродили, я и мои невеселые мысли, по чужому тропическому городу, и многие тысячи километров отделяли нас от Родины.
Вдруг меня кто-то окликнул. Я оглянулась и увидела долговязого парня в домотканом дхоти. Лицо его показалось мне хорошо знакомым, но где я его видела, я не помнила.
— Вы, возможно, меня и не помните, — начал парень, — я волонтер, обслуживал сессию Конгресса историков. Я студент университета. Еще во время сессии я хотел поговорить с вами, да был очень занят. А теперь мне повезло, я вас встретил. Вы куда-нибудь идете?
— Нет. Просто гуляю.
— Можно мне к вам присоединиться?
— Конечно.
Мы медленно пошли через весь город. Уже начинало смеркаться. Студента интересовало многое: характер нашей демократии, наши пятилетние планы, система образования. Он слушал внимательно и не перебивал.
— Да, — сказал он, — коммунисты в вашей стране сделали много. Мне бы очень хотелось поехать в Москву учиться.
Мы подошли, к небольшому индусскому храму на одной из окраинных улиц. Стоячая вода священного водоема у храма зацвела. У ступенек, спускавшихся к воде, лениво бродило несколько коров.
— Вы христианин или индус? — спросила я своего спутника. Он засмеялся.
— Я индус по происхождению. Но в бога не верю. Стало уже совсем темно, и на улицах зажглись фонари.
Их отсветы причудливо падали на широкие листья пальм, раскачиваемых теплым ветром.
— Хотите, я вас познакомлю с моей матерью и сестрами? Они будут вам очень рады.
Мы шли еще некоторое время, и наконец между пальмовыми стволами засветились окна небольшого одноэтажного домика.
— Мы пришли, — сказал волонтер.
У порога домика нас приветливо встретила пожилая женщина в синем сари. Через несколько минут в скромно обставленной комнате, служившей, очевидно, гостиной и столовой, оказалось пять миловидных девушек, очень похожих друг на друга.
— Это мои дочери и сестры этого мистера, — пожилая женщина шутливо кивнула в сторону студента.
Мы быстро перезнакомились и подружились. Три из сестер волонтера были студентками, две уже работали. Хозяйка дома тоже работала.
Вскоре к нам присоединились и соседи моих гостеприимных хозяев. Места всем не хватило, и некоторые уселись на корточках у порога. Одна из девушек доверительно мне сообщила:
— Вас хочет видеть наша бабушка.
В комнату вошла сухая согнутая старушка. Под седыми густыми бровями молодо поблескивали черные глаза. Она не знала английского, а я — малаялам. Мы объяснялись через внучек-переводчиц, но это не мешало нам хорошо понимать друг друга. Бабушка слышала о московском метро и хотела знать подробности. Все то, что я рассказывала, ее очень удивляло и иногда смешило. Мне кажется, не всему поверила эта мудрая старая женщина. Потом мы пили чай. Чай был крепкий и очень вкусный.
— А вы знаете, мы сахар в чай не кладем, — лукаво сощурившись, сказала самая младшая девушка.
— А почему же он сладкий?
— Скажет же! — иронически заметил ее брат. — Мы пьем, чай с гуром. Это особый вид тростникового сахара. Хотите посмотреть?
На столе появился коричневый кусок, напоминающий нашу помадку или постный сахар.
— Гур дешевле обычного сахара, — сказала хозяйка дома, — и в Керале он широко употребляется.
После чая мы опять много говорили о Керале, о Москве. Мои невеселые мысли потерялись где-то в пальмовом тупичке этой тихой улочки.
Часы уже перевалили за полночь, наступил Новый год, а меня все не хотели отпускать…
На следующее утро в мою комнату в общежитии университета постучали. На пороге стоял небольшого роста человек, из-под крутого лба серьезно смотрели умные глаза.
— Я — экономист. Преподаю здесь, в университете, — представился пришелец. — Мне бы хотелось с вами кое о чем поговорить.
