Полное собрание сочинений. Том 3. Развитие капитализма в России - Ленин (Ульянов) Владимир Ильич
В-третьих, капитализм впервые создал в России крупное земледельческое производство, основанное на употреблении машин и широкой кооперации рабочих. До капитализма производство земледельческих продуктов всегда велось в неизменной, мизерно-мелкой форме, – как в том случае, когда крестьянин работал на себя, так и в том случае, когда он работал на помещика, – и никакая «общинность» землевладения не в силах была сломать эту гигантскую раздробленность производства. В неразрывной связи с этой раздробленностью производства стояла раздробленность самих земледельцев [277]. Прикованные к своему наделу, к своей крохотной «общине», они были резко отделены даже от крестьян соседней общины различием тех разрядов, к которым они принадлежали (бывшие владельческие, бывшие государственные и т. д.), различиями в величине своего землевладения, – различиями в тех условиях, на которых произошла их эмансипация (а эти условия определялись иногда просто личными свойствами помещиков и их прихотью) Капитализм впервые сломал эти чисто средневековые перегородки, – и прекрасно сделал, что сломал. Уже теперь различия между разрядами крестьян, между категориями их по надельному землевладению оказываются несравненно менее важными, чем экономические различия внутри каждого разряда, каждой категории, каждой общины. Капитализм разрушает местную замкнутость и ограниченность, заменяет мелкие средневековые деления земледельцев – крупным, охватывающим целую нацию, разделением их на классы, занимающие различное место в общей системе капиталистического хозяйства [278]. Если прежде самые условия производства обусловливали прикрепление массы земледельцев к их месту жительства, то образование различных форм и различных районов торгового и капиталистического земледелия не могло не создать перекочевыванья громадных масс населения по всей стране; а без подвижности населения (как было уже замечено выше) немыслимо развитие его сознательности и самодеятельности.
В-четвертых, наконец, земледельческий капитализм в России впервые подорвал под корень отработки и личную зависимость земледельца. Отработочная система хозяйства безраздельно господствовала в нашем земледелии со времен «Русской Правды» и вплоть до современной обработки частновладельческих полей крестьянским инвентарем; необходимым спутником ее была забитость и одичалость земледельца, приниженного если не крепостным, то «полусвободным» характером его труда; без известной гражданской неполноправности земледельца (как-то: принадлежность к низшему сословию; телесное наказание; отдача на общественные работы; прикрепление к наделу и т. д.) отработочная система была бы немыслима. Поэтому замена отработков вольнонаемным трудом является крупной исторической заслугой земледельческого капитализма в России [279]. Резюмируя изложенное выше о прогрессивной исторической роли русского земледельческого капитализма, можно сказать, что он обобществляет сельскохозяйственное производство. В самом деле, и то обстоятельство, что земледелие превратилось из привилегии высшего сословия или тягла низшего сословия в обыкновенное торгово-промышленное занятие; и то, что продукт труда земледельца стал подвергаться общественному учету на рынке; и то, что рутинное, однообразное земледелие превращается в технически преобразованные и разнообразные формы торгового земледелия; и то, что разрушается местная замкнутость и раздробленность мелкого земледельца; и то, что разнообразные формы кабалы и личной зависимости вытесняются безличными сделками по купле-продаже рабочей силы, – все это звенья одного процесса, который обобществляет земледельческий труд и обостряет более и более противоречие между анархией рыночных колебаний, между индивидуальным характером отдельных сельскохозяйственных предприятий и коллективным характером крупного капиталистического земледелия.
Таким образом (повторяем еще раз), подчеркивая прогрессивную историческую роль капитализма в русском земледелии, мы нисколько не забываем ни об исторически преходящем характере этого экономического режима, ни о присущих ему глубоких общественных противоречиях. Напротив, мы показали выше, что именно народники, умеющие только оплакивать капиталистическую «ломку», крайне поверхностно оценивают эти противоречия, затушевывая разложение крестьянства, игнорируя капиталистический характер употребления машин в нашем земледелии, прикрывая такими выражениями, как «земледельческие промыслы» или «заработки», образование класса сельскохозяйственных наемных рабочих.
X. Народнические теории о капитализме в земледелии. «Освобождение зимнего времени»
Вышеизложенные положительные выводы о значении капитализма необходимо дополнить разбором некоторых распространенных в нашей литературе особых «теорий» по этому вопросу. Наши народники в большинстве случаев совершенно не могли переварить основных воззрений Маркса на земледельческий капитализм. Более откровенные из них прямо заявляли, что теория Маркса не охватывает земледелия (г. В. В. в «Наших направлениях»), тогда как другие (вроде г. Н. —она) предпочитали дипломатично обходить вопрос об отношении своих «построений» к теории Маркса. Одно из таких наиболее распространенных среди народнических экономистов построений представляет из себя теория «освобождения зимнего времени». Суть ее состоит в следующем [280].
При капиталистическом строе земледелие становится особой отраслью промышленности, не связанной с другими. Между тем оно занимает не весь год, а только 5–6 месяцев. Поэтому капитализация земледелия ведет к «освобождению зимнего времени», к «ограничению рабочего времени земледельческого класса частью рабочего года», что и является «коренной причиной ухудшения хозяйственного положения земледельческих классов» (Н. —он, 229), «сокращения внутреннего рынка» и «растраты производительных сил» общества (г. В. В.).
Вот и вся эта пресловутая теория, основывающая самые широкие историко-философские выводы единственно на той великой истине, что в земледелии работы распределяются по всему году крайне неравномерно! Взять одну эту черту, – довести ее, при помощи абстрактных предположений, до абсурда, – отбросить все остальные особенности того сложного процесса, который превращает патриархальное земледелие в капиталистическое, – таковы нехитрые приемы этой новейшей попытки реставрировать романтические учения о докапиталистическом «народном производстве».
Чтобы показать, как непомерно узко это абстрактное построение, укажем вкратце на те стороны действительного процесса, которые либо вовсе опускаются из виду, либо недостаточно оцениваются нашими народниками. Во-1-х, чем дальше идет специализация земледелия, тем сильнее уменьшается земледельческое население, составляя все меньшую долю всего населения. Народники забывают об этом, а между тем специализацию земледелия они доводят в своей абстракции до такой степени, которой земледелие почти нигде не достигает на самом деле. Они предполагают, что особой отраслью промышленности сделались одни только операции по посеву и уборке хлебов; обработка почвы и удобрение ее, обработка и возка продукта, скотоводство, лесоводство, ремонт строений и инвентаря и т. д. и т. д. – все это превратилось в особые капиталистические отрасли промышленности. Применение подобных абстракций к современной действительности немного даст для ее выяснения. Во-2-х, предположение такой полной специализации земледелия обусловливает чисто капиталистическую организацию земледелия, полный раскол фермеров-капиталистов и наемных рабочих. Толковать при таком условии о «крестьянине» (как делает г. Н. —он, с. 215) – верх нелогичности. Чисто капиталистическая организация земледелия предполагает, в свою очередь, более равномерное распределение работ в течение года (вследствие плодосмена, рационального скотоводства и т. д.), соединение с земледелием во многих случаях технической обработки продукта, приложение большего количества труда к предварительной подготовке почвы и т. д. [281] В-3-х. Капитализм предполагает полное отделение предприятий земледельческих от промышленных. Но откуда следует, что это отделение не допускает соединения наемной работы земледельческой и промышленной? Во всяком развитом капиталистическом обществе мы видим такое соединение. Капитализм выделяет искусных рабочих от простых, чернорабочих, которые переходят от одних занятий к другим, то привлекаемые каким-либо крупным предприятием, то выталкиваемые в ряды безработных [282]. Чем сильнее развивается капитализм и крупная индустрия, тем сильнее становятся вообще колебания в спросе на рабочих не только в земледелии, но и в промышленности [283]. Поэтому, предполагая максимальное развитие капитализма, мы должны предположить наибольшую легкость перехода рабочих от земледельческих к неземледельческим занятиям, мы должны предположить образование общей резервной армии, из которой черпают рабочую силу всяческие предприниматели. В-4-х. Если мы возьмем современных сельских предпринимателей, то нельзя отрицать, конечно, что они испытывают иногда затруднения по снабжению хозяйства рабочими силами. Но нельзя также забывать о том, что у них есть и средство привязывать рабочих к своему хозяйству, именно – наделять их клочками земли и пр. Сельскохозяйственный батрак или поденщик с наделом, это – тип, свойственный всем капиталистическим странам. Одна из главных ошибок народников состоит в том, что они игнорируют образований подобного же типа в России. В-5-х. Совершенно неправильно ставить вопрос об освобождении зимнего времени земледельца независимо от общего вопроса о капиталистическом перенаселении. Образование резервной армии безработных свойственно капитализму вообще, и особенности земледелия обусловливают лишь особые формы этого явления. Поэтому, напр., автор «Капитала» и затрагивает вопрос о распределении работ в земледелии в связи с вопросом об «относительном перенаселении» [284], а также в специальной главе о различии «рабочего периода» и «времени производства» («Das Kapital», II. В., 13-ая глава). Рабочим периодом называется то время, в течение которого продукт подвергается действию труда; временем производства – то время, в течение которого продукт находится в производстве, включая и период, когда он не подвергается действию труда. Рабочий период не совпадает со временем производства в очень многих отраслях промышленности, среди которых земледелие является лишь наиболее типичною, но отнюдь не единственною [285]. Из других европейских стран в России различие между рабочим периодом в земледелии и временем производства особенно велико. «Когда капиталистическое производство завершает отделение мануфактуры от земледелия, – сельский рабочий становится все более и более зависящим от чисто случайных побочных занятий, и его положение в силу этого ухудшается. Для капитала… все различия в обороте сглаживаются, для рабочего же – нет» (ib., 223–224) {73}. Итак, единственный вывод, который вытекает из особенностей земледелия в рассматриваемом отношении, это – тот, что положение земледельческого рабочего должно быть еще хуже, чем промышленного. Отсюда еще очень далеко до «теории» г. Н. —она, по которой освобождение зимнего времени есть «коренная причина» ухудшения положения «земледельческих классов» (?!). Если бы рабочий период в нашем земледелии равнялся 12 месяцам, – процесс развития капитализма шел бы точно так же, как и теперь; вся разница состояла бы в том, что положение земледельческого рабочего приблизилось бы несколько к положению промышленного рабочего [286].