Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе - Фарнсворт Уорд (серия книг .txt, .fb2) 📗
Сенека. О гневе, 1.3.6
У бессловесных животных нет человеческих чувств, хотя есть некоторые похожие побуждения. В противном случае, если бы они умели любить и ненавидеть, между ними существовали бы дружба и вражда, раздоры и согласия. Кое-какие следы таких чувств у них, правда, можно обнаружить, однако вообще-то все дурное и хорошее может жить лишь в человеческой груди.
У этой идеи, несомненно, есть предпосылки в сократических диалогах.
Лахет, 197а
ЛАХЕТ. Ответь же нам искренне, Никий, считаешь ли ты более мудрыми, чем мы, тех животных, которых все признают мужественными? Или же ты осмелишься вопреки всем не называть их такими?
НИКИЙ. Но, Лахет, я и не думаю называть мужественными ни зверей, ни какое-либо иное существо, не страшащееся опасности по неразумию и потому бесстрашное и глупое.
(Никий здесь конкретизирует подход, который сначала он приписывает Сократу.) Стоики тоже утверждают, что некоторые человеческие реакции похожи на эмоции, но являются чем-то меньшим.
Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 57.4
Каждый нахмурится при виде грустного зрелища, каждый вздрогнет от неожиданности, у каждого потемнеет в глазах, если он, стоя у края бездны, взглянет в ее глубину. Это – не страх, а естественное чувство, неподвластное разуму.
Некоторых читателей такие доводы вполне удовлетворят. Другие усмотрят в них желание уйти от проблемы, дав ее наиболее сложной части другое название. Но если сократический или стоический взгляд на эмоции не объясняет поведения животных, то это еще не значит, что он неверен. Он просто неполон. Ведь видеть в эмоциях реакции на мысли и знания весьма полезно, и такой подход многое, пусть и не все, объясняет.
Здесь, как и в главе 14, стоит обратить внимание на то, что и при сократическом, и при стоическом взгляде на эмоции под «знанием» понимается нечто большее, нежели то, что в нем усматривают обычно. Некоторые убеждения находятся на переднем плане сознания, и их можно отбросить или пересмотреть, столкнувшись с новыми доказательствами или аргументами. Другие же коренятся глубже, и преобразовать их трудно, даже углубив собственные познания. Например, в какой-то ситуации вы «знаете», что бояться нечего, но все равно испытываете страх; получается, что на самом деле никакого «знания» у вас нет либо, скорее, вы опираетесь на противоречивые мнения о том, чего на самом деле следует бояться. На искоренение некоторых убеждений требуется время, поскольку они крайне глубоки. Вы «знаете», что чего-то не хотите, но по-прежнему испытываете желание – здесь проявляется тот же паттерн: какие-то из ваших убеждений пока не согласуются с другими. Основная цель философии состоит в том, чтобы согласовать все эти убеждения [221]. И это серьезный труд.
Неуязвимость. Как утверждает Сократ, «с человеком хорошим не бывает ничего дурного ни при жизни, ни после смерти» [222]. Стоики придерживались той же точки зрения и, как следовало ожидать, углубили ее. Они связывают подобную неуязвимость с умением человека обособиться от внешнего, то есть от всего, что зависит от других. Отождествлять себя следует только с тем, что зависит от вас самих: от вашего выбора, вашей воли, вашего понимания. Этому не может навредить никакая внешняя сила.
Сенека. О провидении, 6.1
«Но как же все-таки бог допускает, чтобы с добрыми людьми случались несчастья?» – А он не допускает. Он ограждает их от подлинных несчастий: от преступлений и подлостей, от нечистых помышлений и корыстных замыслов, от слепого вожделения и от алчности, покушающейся на чужое добро. Он блюдет и защищает их самих: неужели кто-то станет требовать от бога еще и того, чтобы он охранял поклажу добрых людей? Впрочем, они сами снимают с бога подобную заботу: они презирают все внешнее.
Аналогичное объяснение находим и у Эпиктета:
Эпиктет. Беседы, 1.1.22
Быть закованным. Разве вместе с тем и скорбеть? Быть изгнанным. Так разве кто-нибудь мешает мне вместе с тем смеяться, не поникать духом, благоденствовать? – «Открой тайну». – «Нет. Это ведь зависит от меня». – «Но я закую тебя». – «Человек, что ты говоришь? Меня? Ты закуешь мою ногу, а мою свободу воли и Зевс не может одолеть». – «Я брошу тебя в тюрьму». – «Бренное тело». – «Я обезглавлю тебя». – «Когда же я говорил тебе, что только моя голова неотрубаема?» Вот к чему следовало бы приучать себя занимающимся философией, вот о чем писать каждый день, вот в чем упражняться.
На подобные мысли Эпиктета вдохновлял Сократ, как видно из его ответа ученику, поднявшему эту тему.
Эпиктет. Беседы, 1.29.16–18
– Так, значит, пусть Сократ претерпел такое от афинян? – Рабское ты существо, что ты говоришь «Сократ»? Называй вещь как есть: «Так, значит, пусть бренная вещь Сократа была уведена и поволочена более сильными в тюрьму, и кто-то дал бренному телу Сократа цикуту, и оно окоченело». Это представляется тебе поразительным, это несправедливым, за это винишь ты бога? Так у Сократа не было ничего взамен этого? Где была для него сущность блага? Кому внимать нам? Тебе или ему? И что говорит он? «Анит и Мелет убить меня могут, но повредить мне – нет».
Эпиктет здесь отсылает к отрывку из «Апологии», упоминавшемуся в предыдущей главе. Вот еще один пример той же идеи в изложении Сократа:
Горгий, 527c–d
Сократ. И пусть другие презирают тебя, считая глупцом, пусть оскорбляют, если вздумается, пусть даже бьют, клянусь Зевсом, – переноси спокойно и позор, и побои: с тобою ничего не случится дурного, если ты поистине достойный человек и предан добродетели.
Позиция стоиков – и сократиков, как мы теперь убедились, – часто кажется сумасбродной, поскольку предполагает, что мудрец остается счастливым, даже если вздернут на дыбе [223]. Однако стоики более или менее признавали, что никто и никогда еще не достигал подобного совершенства ума [224]. Они полагали, что если бы такое идеальное состояние было бы достигнуто, то оно позволило бы сохранять душевное спокойствие в любых обстоятельствах. Поэтому они считали Сократа своим героем не только из-за его учения, но и личного примера. Его добродетель оставалась непоколебимой, и именно поэтому он невозмутимо встретил смерть.
16
Сократ и скептики
Помимо стоиков, имелись и другие претенденты на наследие Сократа. Наиболее значимыми в их ряду были философы, которые сейчас известны нам под именем скептиков. В этой главе объясняется, кто такие скептики, как они рассуждали и почему считали себя сократиками. Мы увидим, что философия скептиков еще в большей степени, чем философия стоиков, представляет собой прямое продолжение применения сократических методов.
История. Школа, которую основал Платон, была известна как Академия. После его смерти она продолжала работать еще около 300 лет под руководством других глав, или схолархов. При разных руководителях ключевые идеи, разрабатываемые Академией, иногда менялись. На протяжении большей части своей истории она отождествлялась со скептицизмом [225]. Два руководителя Академии прославились как особо известные скептики: одним из них был Аркесилай, занявший пост в 264 г. до н. э., а другим – Карнеад, ставший схолархом в 167 г. до н. э.
В 88 г. до н. э., во время войны, Академия подверглась разрушению, после чего ее последний глава, Филон, бежал в Рим. Среди его тамошних учеников был Цицерон, 20-летний юноша, которому в будущем предстояло сделаться одним из выдающихся государственных деятелей и ораторов Рима. В настоящее время труды Цицерона выступают наилучшим источником знаний об учении Академии. Философия этого мыслителя была эклектичной; его привлекали идеи разных школ. Однако он на всю жизнь сохранил связь с Академией, а скептиков считал самыми верными последователями Сократа [226].
