Аркадий и Борис Стругацкие: двойная звезда - Вишневский Борис Лазаревич (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
– Разве после Афганистана в армии произошли какие-то реформы?
– После Афганистана произошло кое-что покруче: Перестройка. Не забывайте этого, пожалуйста! Афганская война и фактическое поражение в ней сыграли огромную роль в том, что сперва потребовало реформ, а потом и вовсе развалилось все это не выносящее реформ государство. Конечно, не только война; но, если бы в Афганистане была одержана быстрая блистательная победа, строй мог бы продержаться еще пару десятков лет.
– Вас не удивляет «непотопляемость» Павла Грачева, который уже, кажется, скомпроментирован чеченской акцией со всех сторон – но по-прежнему прекрасно себя чувствует?
– Должность военного министра требует прежде всего преданности сюзерену, и я не вижу, почему у нас должно быть иначе. Пока Грачев предан Ельцину – никто его не тронет, да и сам он, согласитесь, все атаки до сих пор отбивал достаточно успешно. Конечно, военный министр должен отвечать за военные неудачи – но для этого нужно сделать еще один маленький шажок: нужно признать эту войну неудачной. И, насколько я понимаю, мы с Вами считаем ее таковой – а вот верхушка государства уверена в обратном. Во всяком случае, формулировочки типа «все нормально», «успешное завершение операции», «полностью выполненные задачи» и т.п. не сходят с уст руководства… Меня потрясает чудовищная бессмысленность происходящего. Возьмите российского солдата – за что он там воюет? Судя по тому, что мне показывают, – часть солдат вообще не понимает, зачем они там оказались, и действует по единственно возможному военному правилу: приказали – пошли! Часть вроде бы понимает, что воюет за единство России (как ответил бы любой придворный агитатор), но на самом-то деле они воюют вовсе не за это, а за то, чтобы в Грозном переменилась власть. Положение еще ужаснее, когда посмотришь на чеченцев: ведь они-то воображают, что война идет за самое святое – за Свободу! Но разве кто-нибудь на эту свободу покушается? Рядовой чеченец воспитан в представлении, что свобода – превыше всего, он, говорят, даже здоровается при встрече не как мы с вами («будь здоров»), а – «будь свободен!» Но ведь он лишь воображает, что сражается за свою свободу, а на самом же деле он дерется – замечательно, между прочим, дерется! – за то, чтобы им управлял Дудаев и люди Дудаева! Это же бред какой-то: начинать такую грандиозную операцию без какой бы то ни было пропагандистской подготовки. Ничего никому не объяснив – ни москвичам, ни ингушам, ни самим чеченцам, – разве можно так поступать? Ведь это же не милицейская операция, когда «малину» разоряют, «крутых» отлавливают, – это война, настоящая, причем война против целого народа, более того – против своего народа!..
– В каких выражениях Вы предложили бы объяснять людям, на территорию к которым вводят танки и на чьи головы летят бомбы и ракеты, что на их свободу не покушаются?
– Ввод войск бывает разный: в частности, и тогда, когда нужно уничтожить правителя-тирана. Когда американцы вводили войска на Гаити, разве они ущемляли этим свободу гаитян? Наоборот, они освобождали их от хунты, и таких примеров немало. Можно же было объяснить чеченцам, что покушаются отнюдь не на их свободу, а только лишь на свободу Дудаева править их страной и наживаться вместе с приближенными на ее богатствах. Самого Дудаева, кстати, я считаю столь же виноватым в происшедшем, как и наших начальников: его бессмысленное упрямство, политические амбиции, его отвратительная готовность принести тысячи жизней в жертву во имя того, что он будет править Чечнею без Москвы. И из-за этого люди должны умирать? Я понимаю и принимаю войну за свободу и независимость, если гнет невыносим и кровав сам по себе. Бывали в человеческой истории такие режимы, за свержение которых стоило проливать свою и чужую кровь. Но затевать кровавую бойню для того только, чтобы одна (скажем, местная) элита отобрала власть у другой (скажем, – центральной) элиты? убивать и умирать за начальство? Нет уж, увольте, это невозможно ни понять, ни принять.
– Ваше мнение о позиции президента в чеченском конфликте?
– Мне порой кажется, что президент совершил большую ошибку, но в то же время я ловлю себя на следующем невеселом рассуждении. Решаясь на чеченскую операцию, президент, видимо, полагал этот свой политический ход беспроигрышным. Окажись война в Чечне быстрой и победоносной – его выигрыш безусловен. Но и та война, какая получилась, кровавая, затяжная, порождающая и внешние, и внутренние осложнения, – что ж, и она пригодится: возникает законная возможность ужесточить правила игры, окончательно положиться на силу – например, отложить выборы, опираясь на «чрезвычайную» ситуацию… И все же мне кажется, что президент сыграл не лучшую партию в своей жизни, что в конечном итоге – даже если ему удастся отменить или отложить выборы – он проиграл. И единственное, что меня примиряет с ним, – это его твердая позиция по поводу средств массовой информации. Ведь до тех пор пока центральным (а все решают они, а не периферийная пресса и не региональное ТВ) средствам массовой информации не забили кляп в глотку – у всех у нас остается шанс на поворот к лучшему. Как бы плохи ни были дела военные или экономические. По ехидному выражению Андрея Синявского, нынешнее начальство «купило интеллигенцию за свободу слова». Что ж, так оно по сути и есть! Я, например, не знаю другой цены, за которую правитель мог бы меня купить: ни за чины, ни за почести, ни тем более за деньги ему это не удалось бы… Ибо мы живы не до тех даже пор, пока у нас есть кусок хлеба, а до тех, пока у нас есть хотя бы кусок правды.
«Демократия кончается там, где начинается угроза демократии»
На вопросы обозревателя «Невского времени» Бориса Вишневского отвечает писатель Борис Стругацкий
Февраль 1996 года
Комментарий: мы беседовали вскоре после парламентских выборов 1995 года и в преддверии президентских выборов 1996 года. Тогда рейтинг Ельцина был катастрофически низок – около 3%, мало кто мог предположить, что его удастся «надуть» до 60%-ной отметки, и среди интеллигенции (особенно той ее «элитной» части, что всегда поддерживала Бориса Николаевича) стала популярной мысль о том, что выборы неплохо бы отменить, поскольку Ельцин может их и не выиграть. И мы с Борисом Натановичем продолжили старый спор – о целях и средствах. О том, можно ли во имя недопущения к власти тех, кто способен «прикрыть» демократию завтра, отказаться от демократии (отменив выборы) уже сегодня…
– Борис Натанович, Вы ожидали таких результатов парламентских выборов?
– Да, конечно! Еще до выборов я составил свой собственный прогноз, который оказался довольно точным. Я ошибся в «Женщинах России», которые вообще не прошли, но были близки к 5-процентному барьеру, и, как и все, ошибся с КРО, которому я давал 10–15 процентов. Что касается «Дем. выбора России», то я предполагал, что они, скорее всего, не смогут перейти через 5 процентов. Хотя я надеялся и верил, что им удастся это сделать.
– У Вас есть какое-то объяснение результату ЛДПР? Ни один опрос не давал им таких процентов, почти все предполагали, что голоса «уйдут» к Лебедю – а они не «ушли». Почему?
– Мне было совершенно ясно, что Жириновский никогда в жизни не наберет столько, сколько у него было в 1993 году, но мне также было совершенно ясно, что он перейдет барьер, и минимум в два раза. У них есть свой верный электорат – это 6–7 процентов люмпенов и некоторое количество «лихих парней», которых не пугает кровь и которые не видят ничего плохого в том, чтобы немножечко повоевать.
– Так или иначе, но партии и движения, полностью или частично поддерживающие курс президента и правительства, набрали в сумме около 20 процентов голосов. Будь Вы президентом – восприняли бы это как необходимость смены курса?
– Я ни в коей мере не отказался бы от реформ. Я не отказался бы от «столпов» реформы – скажем, жесткой финансовой политики, но постарался бы сделать политику более «социально ориентированной».
