Комментарии к фантастической повести Улитка на склоне - Стругацкие Аркадий и Борис (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
В дневнике довольно подробно расписана вся работа над повестью. Подробно записывается все, что происходит в Лесу, все это сначала сочинялось - какие чудеса в лесу, что там происходит, придумывались отдельные реплики. Оба мы были страшно рады, когда придумали, что крестьяне все врут, что наш герой совершенно не способен отличить их правду от лжи. Наш герой пытается выбраться из Леса, но он ничего не знает, он не знает даже, в какую сторону идти. И когда он пытается у своих односельчан, так сказать, у своих хозяев узнать, куда ему идти, один говорит одно, другой - другое, и все врут. И он как муха, приклеенная к мухомору, никуда не может двинуться. Он крутится на одном месте. Это нам тогда тоже очень нравилось. Нам нравилось, что они многословны - специально отмечено в дневнике с восторгом - а ля Редклифф. Редклифф - это герой Фолкнера (как раз тогда вышла его трилогия "Особняк", "Город" "Деревушка"), человек, который длинно и вязко рассказывает. Но Редклифф, будучи человеком с американского Юга, говорит хотя и длинно, но говорит осмысленно. Наши герои по замыслу должны были говорить не только длинно, не только вязко, но и бессмысленно - так, чтобы все время ускользало ощущение смысла от нашего героя. Нам очень понравилось, что мы придумали нашему герою местную кличку - Молчун. Почему, собственно говоря, Молчун? Он не молчал, он говорил. Дело в том, что по своей земной привычке он говорит раз в пять меньше, чем окружающие. Для того, чтобы высказать мысль, ему достаточно одной фразы. Деревенские говорят ему: "Да ты говори-то поподробнее, только начнешь тебя понимать, а ты уже замолчал"... Я очень рад был вставить это, потому что нечто подобное я заметил на заседаниях нашей секции. Заметил, что мои выступления как-то в общем оставляют... Потому что, принадлежа к людям-научникам, я привык говорить коротко, и только то, что нужно для дела. У меня не было предисловия, завязки, кульминации, развязки. Я просто вставал и говорил то, что думаю. И садился. Я сначала не понимал, думал: может, я невнятно или несвязно говорил? Но потом пришла именно эта мысль, что люди просто не успевают! Они только приготовились слушать, а он уже сел...
Потом мы встретились в апреле. Вот я сейчас не помню кому принадлежала эта гениальная мысль, и, к сожалению, в дневнике этого нет. В дневнике, собственно, сама по себе мысль отсутствует . Понимаете, здесь нет перехода... 28 апреля вдруг появляется запись: Горбовский - Перец, Атос Зыков. Понимаете, появляется Перец впервые. Это значит, что идея о том, что надо убрать будущее и вставить Настоящее, уже появилась. Появляются имена. Начинается разработка линии "Перец" уже в том виде, в котором она есть. "Не состоялась встреча-рандеву с начальником, который иногда выходит делать зарядку", "договаривается с шофером на завтра"... Вот что-то тут произошло. Каким-то образом и кому-то пришло в голову мысль о том, что одну фантастическую линию, линию Леса, надо было дополнить средой, но уже [было "тоже"] символической. Не научно-фантастической, а символической. Какой-то человек должен был мучительно пытаться выбраться из Леса, а какой-то другой человек, совсем другого типа и другого склада, должен мучительно стараться попасть в Лес, чтобы узнать, что там происходит. Как возникла эта мысль - сейчас уже восстановить невозможно. Но я прекрасно помню, как возникла идея художественного приема, на котором стоит вся перецовская часть; точно так же, как вся лесная часть стоит на приеме вязкой речи, точно так же вся перецовская часть стоит на кафкианском мире, на попытке изобразить мир, который неотличим от сна. То есть идет совершенно реалистическое повествование, и вдруг как бы в сон переходит это реалистическое повествование. Этот прием мы, как нам казалось, нашли у Кафки. Я не знаю, можно ли так трактовать Кафку. Наверное, можно. Можно. У него это вообще-то довольно четко видно. Особенно в "Процессе". Когда главный герой, совершая совершенно реалистические поступки, вдруг начинает действовать как бы во сне. Вот этот прием показался нам чрезвычайно полезным, и именно он лежит в основе этой части, которая может быть названа "Управление". И вот как из ситуации рождается концепция. В один прекрасный момент появляется замечательная запись, а именно 30 апреля это все происходит. Уже появляется Управление, Группа Искоренения, Группа Изучения, Охраны, Научной Охраны... Мы накапливаем черточки, элементы мира - нелепого, но внутри себя замкнутого и совершенно непротиворечивого. И вот кому-то из нас приходит в голову блистательная мысль: Лес - Будущее! Вот после того, как была придумана эта концепция, которая осталась, вообще-то говоря, скрытой для подавляющего большинства читателей, нам стало писать очень легко. Лишнее доказательство того, что автор должен иметь определенную концепцию вещи даже не столько для того, чтобы одарить мир некоей идеей, а для того, чтобы у него все скомпоновалось. Как только нам пришла мысль о том, что Лес символизирует Будущее, все сразу же встало на свои места. Повесть перестала быть научно-фантастической (если она и была такой) - она стала просто фантастической, гротесковой, символической, как угодно. Появилась такая свобода, раскованность... Как хорошо! Что такое Лес? Лес - это символ всего необычайного, всего непредставимого. Что такое Будущее? Это то, про что мы ничего не знаем. Мы гадаем безосновательно, у нас есть какие-то соображения, которые легко разваливаются под давлением малейшего анализа. О Будущем мы знаем, на самом деле, честно, положа руку на сердце, о Будущем мы знаем только одно - оно совершенно не похоже на наше представление о нем. Больше мы ничего положительного о Будущем сказать не можем. Точно так же, как Александр Сергеевич Пушкин никогда не мог бы себе представить нашего сегодняшнего мира, то что для Александра Сергеевича главным свойством нашего мира безусловно была бы его чудовищная нелепость, ни на что не похожесть, точно так же и мы, по-видимому, рассматривать мир будущего можем. Мы не знаем, будет ли мир Будущего хорош, будет ли он плох - мы в принципе не можем ответить на этот вопрос. Он будет чужой, совершенно не похожий на наши представления, к нему нельзя будет применять понятия "хороший", плохой", "плоховатый", "ничего себе". Он просто чужой.
