Религия Денег - Неведимов Дмитрий (электронная книга .TXT) 📗
Сложно объяснить, почему уборщик в американской фирме получал в пять раз больше, чем программист в СНГ. Хотя программы, которые приносили доход, который давал зарплату этому уборщику, писал тот самый программист в СНГ. Почему зарплата нашего врача, который ничем не хуже такого же нашего врача, который просто иммигрировал в США, в 200 раз ниже, чем у новоявленного американца? Было также непонятно, каким чудесным образом предполагается, что со временем зарплаты сравняются.
Говоря об экономической эффективности свободного рынка, мне было сложно принять, что расходы на маркетинг в американских компаниях составляют 30-40 процентов, а на разработку (R amp;D) — в лучшем случае 8-10 процентов. То есть на то, чтобы расхвалить продукт, тратится в 3-5 раз больше, чем на то, чтобы его сделать лучше.
Объяснение демократов заключалось в том, что мы слишком долго шли в стороне от рынка, столбовой дороги человечества; законы рынка объективны, мы в силу своей отсталости не понимаем их. Пока у меня не было своего ответа на эти вопросы.
В магазинах было удивительное отсутствие американских товаров, зато изобилие китайских. Одним из моих «открытий» было то, что мыло «Камей» — одно из самых дешёвых и непопулярных. В СНГ в то время непрерывно крутили ролик «Камей — ароматы Парижа», и это мыло воспринималось как символ французской жизни. Я подумал, хорошо ещё, что не завернули что-то более дешёвое с улицы в красивую упаковку, а то ведь тоже можно было продавать под видом ароматов Парижа.
С некоторыми американцами у нас возникли дружеские отношения. Они возили посмотреть на корабль первых переселенцев, дачу-музей Вандербильта с водопроводными кранами из золота, музей-линкор времён Второй мировой войны и торпеды-камикадзе; угощали в придорожных ресторанчиках. Во время нечастых прогулок по Бостону иногда возникало странное ощущение, что я попал в новую Римскую империю.
Проект был успешно сдан. Нашу новую программу купили десятки корпораций, входящие в список «Форчун-500», список пятисот крупнейших компаний США. Среди них были Кодак, Форд, Моторола, Хьюлет-Паккард, Проктэр и Гэмбл, Даймлер-Бенц, Шелл, Боинг, НАСА и многие другие. Мы запустили три новых проекта, все с расчётом на американский рынок.
Одной из новых разработок стал оригинальный семантический анализ текстов патентов, который автоматически выявляет суть изобретения через построение цепочек Субьект-Действие-Объект. Скажем, если прогнать через анализатор предыдущее предложение, то он выделит в качестве главной мысли цепочку [семантический анализ] [выявляет] [суть изобретения].
За пару лет фирма выросла с двадцати до двухсот человек. Мы стали самым большим разработчиком компьютерных программ в своей республике. Технически мы вышли на новый уровень, установили скоростные сети, связали офисы в разных зданиях оптоволокном, поставили выделенные серверы, провели свой канал Интернет.
На хорошие зарплаты пришло много новых людей. Всё чаще мне приходилось заниматься чистым управлением. Хотелось сохранить дух небольшого коллектива, но при быстром росте конфликты возникали тоже быстро. Моя жизнь напоминала бесконечную войну, когда стреляют отовсюду. С одной стороны заказчик, с другой — коллеги и акционеры, с третьей — многорукое государство.
С точки зрения собственной безопасности, нам не хотелось привлекать какое-либо внимание к фирме. Мы использовали Жигули, оставшиеся ещё со времён дружбы с АвтоВАЗом, в то время как местные бизнесмены, разбогатев, сразу покупали иномарку (и рано или поздно получали по голове). Мы не тратили на мебель, сотовые телефоны и офисный антураж. Меня лично новые супермаркеты и импортные товары в ярких упаковках интересовали мало.
Наша деятельность была идеальна для государства — экспорт интеллектуального труда, ввоз технологий, инвестиций и твёрдой валюты. Наладить разработку программного обеспечения, конкурентоспособного на Западе, довольно сложно. От государства хотелось, чтобы оно забирало свою долю налогов и валюты, и просто не мешало работать.
По моим наблюдениям, всевозможные чиновники были совсем не против рынка. Они просто хотели всё контролировать, при этом списывая на рынок любые проблемы. Помню, как однажды мне пришлось доставать с таможни обыкновенную пачку дискет. Четыре дня я сидел в очередях, ездил из одного конца города в другой ради оплаты через сберкассу 5 долларов пошлины, а затем доплаты опять через сберкассу 3 центов из-за изменившегося курса доллара.
Я читал прессу для бизнесменов, пытаясь предсказать движения экономики, колебания курса доллара и политику властей. Налоговое законодательство менялось от одного номера газеты к другому. Иногда в статьях попадались упоминания о «кейнсианской экономике», монетаристской политике и других понятиях. Времени, чтобы разобраться в теории, не было.
Изредка мне удавалось поработать руками на компьютере. Готовя компакт-диск с демо-версией нашей программы, мы наконец-то сделали его с живым видео, трёхмерной графикой, анимацией и звуком. Для одного из фрагментов мы оцифровали видеозапись маркетинговой речи («питча»), которую нам прислали из Штатов. Говоривший на видео от волнения делал паузы и заикался. За пару часов работы на обычном ПК мы вырезали все заикания, и с экрана послышалась гладкая речь профессионального оратора. По работе в журнале я уже знал, что из фотографии на компьютере можно сделать всё, что угодно — ведьму превратить в красавицу, а серый ящик компьютера — в волшебный дворец. Сколько реальности осталось в современном телевидении, а сколько в нём виртуальности?
В 1997 году я окончательно склонился к выводу, что ничего хорошего в СНГ ждать не приходится. Жить в страхе, заводить семью и детей и обрекать их на постоянное выживание, мне не хотелось. Я побывал в командировках и в отпуске в Германии, Франции, Болгарии, Польше, в Крыму; сравнивал. Когда поезд идёт из Германии через Польшу в Белоруссию, то на глазах уходит техническая цивилизация. Вокзал в Бресте, где к вагонам подбегали женщины в серых пальто и платках, предлагая домашнюю стряпню, напоминал сцены из фильмов про государственную границу во время революции.
