Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода) - Парамонов Борис Михайлович (чтение книг TXT) 📗
ГОРОДОВОЙ,
сей истинный и единственный демократ века презренного, "защита сирот и голодных" на улице и абсолютно необходимый и неизбежный на каждой улице, смотрит даже на "Николая Васильевича" как на "Николашку", и при удобном случае его "тащит" и "не пущает".
– Ты хоть и гений, а нужды спрочь тебя выше.
Этот колосс не читает газет и журналов. Он даже безграмотен. Он просто русский человек, серое сердце, не прочь выпить и закусить, - что греха таить, стянет даже цепочку с пьяного (уголовщина, худо), но:
Если муж убивает жену - хватает за шиворот.
Если фабрикант не платит рабочим, предлагает уплатить.
Проститутке напоминает, чтобы сходила к врачу.
Он друг народа. Но Марат есть Марат - тот хвастун: но единственный "ами дю пёпль" и есть городовой. Который даже не смутится "Мертвыми душами", определив:
– Это выдумал наш больной с такой-то улицы, к которому я уже посылал городового врача. Много с этим Гоголем хлопот. Замаялся".
Что гениально в этом отрывке? Во-первых, сама стилистика его, подача Гоголя с точки зрения городового. А главное: Розанов прозревает некую истину о Городовом (с большой буквы), его платоновой идее, его архетипе. Городовой нужен в составе бытия, это необходимый элемент онтологической структуры. Если угодно: Аристотелев неподвижный двигатель. А революция - схождение планет с установленных им орбит, космический непорядок. Бог - это и есть всемирный Городовой. Правда, на это тут же возразит Бердяев, сказав, что у любого полицейского больше власти, чем у Бога, поскольку человек свободен, а потому и революции производит. Но это уже "экзистенциальная философия", а Розанов в эпоху разброда и развала ударяется в древний томизм и хватается за космический строй бытия как за соломинку.
И думаете, он не понимает, что космос - это соломинка? Более того: сам не испытывает ли иногда жажды эту солому подпалить?
В "Последних листьях" есть интересная запись о Чехове.
"Что вышло бы из дружбы с Чеховым? Он ясно (в письме) звал меня, подзывал. На письмо, очень милое, я не ответил. Даже свинство. Почему?
Рок.
Я чувствовал, что он значителен. И не любил сближаться со значительными".
Это сомнительно, что Чехов звал Розанова на сближение. Упомянутое письмо - от 30 марта 1899 г., в котором просто говорится, что им с Горьким очень понравилась статья Розанова "Кроткий демонизм" с критикой кое-каких писаний Михаила Меньшикова. Чехов вообще никого не "призывал", был он человек, несмотря на всю свою общительность и тактичность, холодноватый и терпеть не мог, как он написал брату Александру, "автобиографии и слезоточения". Но мы сейчас говорим о Розанове. У него есть статья о Чехове "Наш Антоша Чехонте" - статья, пожалуй, несколько сентиментальная, не без сопли. Однако Розанов угадал в Чехове так называемые буддистские ноты, учуял некий дух небытия. И статья кончается так:
"Эту мысль о жизни внушает Чехов тем, что грустная дума и тон его весь полон полужизни. Мерцает, мигает, теплится, но не горит. И, глядя на это "мигающее", долго глядя, вдруг преисполняешься мистического страха: "Вдруг погаснет". И кричишь: "Зажигай всё, лучше всё зажигай, нежели эти ужасные темень и хлад, когда вдруг всё погаснет!"
В книге "Война 1914 года и русское возрождение" Розанов написал среди прочего:
"Вся русская история есть тихая, безбурная; всё русское состояние - мирное, безбурное. Русские люди - тихие. В хороших случаях и благоприятной обстановке они неодолимо вырастают в ласковых, приветных, добрых людей. Русские люди - "славные".
Это примерно то же, что Розанов писал о немцах незадолго до мировой войны: я бы не боялся войны с немцами, это народ спокойный и немстительный; право, таким хорошим людям и отдать что-нибудь не жалко.
Соблазн и, если угодно, провокация в том, что с одной стороны это и правильно - что о русских, что о немцах. Есть, конечно, и другая сторона, - Розанову случалось и ее видеть. "Всё зажигай!" - это он же сказал. Примирять все эти противоречия он не хотел и другим не советовал - рекомендовал всё оставлять в пламени и кусательности. Но, как говорится, есть время бросать камни и время их собирать. Сейчас вроде бы русские люди занимаются собиранием (равно как и древним собирательством - на помойках). Городовой еще не стал столпом порядка и тянет цепочки не только с пьяных. Но онтологическое значение его уже осознано, и в Петербурге на Малой Конюшенной улице (бывшая Софьи Перовской) поставлен ему памятник: одно, говорят, лицо с Никитой Михалковым. Будем считать, что происходит примирение - по Розанову непримиримых - русской государственности и искусства.
Кстати, Чехов в письме к Миролюбову (от 17 декабря 1901 г.) назвал Розанова "городовым".
Природные богатство: преимущество или проклятие?
В номере "Нью-Йорк Таймс Мэгэзин" от 1 августа помещена статья Питера Мааса "Триумф тихого олигарха". Тихий олигарх - это Вагит Алекперов, глава нефтяной компании Лукойл. Это выходец из старой советской хозяйственной номенклатуры, специалист-нефтяник, в свое время дошедший до поста заместителя министра нефтяной промышленности, а потом пошедший и дальше. Нам нет смысла говорить о всех этапах его карьеры, как это делает автор статьи, - для нас важнее другой сюжет, в ней присутствующий и, по нынешним временам, чрезвычайно острый: противопоставление двух типов олигархов в нынешней России. Это не обязательно люди типа Березовского или Ходорковского, то есть вышедшие из некоего постсоветского небытия и сделавшие свои деньги в условиях ельцинского беспредела. Алекперов относится к другой породе олигархов, вышедших из так называемых "красных директоров", то есть из кадра советских номенклатурных хозяйственников. Люди этой породы сохранили все инстинкты и интуиции советской эпохи, необходимые для выживания и преуспеяния именно в последнее время.
Понятно, что мы имеем в виду под этим понятием - "последнее время". Это эпоха Путина, конечно, - человека, в свою очередь связанного со старой советской системой тысячами биографических и профессиональных корней. Молодые олигархи, или, в буквальном смысле, "новые русские", не сразу отреагировали на его появление, не сразу поняли, что времена изменились. За это Березовский и Гусинский поплатились изгнанием (а как еще можно назвать их добровольно-принудительную эмиграцию), а Ходорковский вообще сел в тюрьму и, похоже, вряд ли из нее выйдет после идущего сейчас над ним суда. Властям надо ведь как-то мотивировать его длительное заключение во время следствия, - по крайней мере.