Язык символов - Коллектив авторов (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
Колокол звонит для нас. Давайте прислушаемся…
Из истории геральдики
Юлия Кужель
История гербов началась много тысяч лет назад. Каждое племя или род почитало своими заступниками различных животных или птиц: медведей, орлов, волков, оленей и др. Их изображали перед входом в жилище, на стенах, их брали на охоту и на войну. Считалось, что они приносят удачу и защищают от бедствий, поскольку являются проводниками божественной силы. Это и были первые известные нам родовые символы, так называемые тотемы.
В Древнем Египте символы сопровождали всю жизнь человека и имели очень большое значение в жизни государства. Например, имя фараона или знатного человека заключали в особую рамку-картуш, тем самым открывая для него путь к вечности. Физическое уничтожение подобного изображения несло тому, кому оно принадлежало, полное забвение. Так наносили самый страшный вред врагам.
Символические покровители – божества в образе животных – были и у древнеегипетских городов: бык в Мемфисе, корова в Дендере, баран в Элефантине, сокол в Эдфу.
Подобная традиция существовала и в Древней Греции. Символом Афин была сова, Коринфа – Пегас, острова Родос – роза. Их изображения встречаются на монетах и печатях. Многие греческие герои имели также личные символы.
Все древние цивилизации имели в традиции священные изображения, которые сопровождали все важные исторические события.
Вообще говоря, никто до сих пор не знает, когда появились изображения, которые мы сейчас называем гербами. Само слово «герб» (herb, erb, irb) имеет славянские корни и переводится как «наследство». В западноевропейских языках мы встречаем другое значение. Французское слово armes, английское arms, немецкое Wappen переводились двояко: «гербы» и «оружие».
Ключевой точкой в истории гербов стали знаменитые крестовые походы XI—XIII веков. 24 ноября 1095 года множество людей дали обет папе Урбану II освободить Гроб Господень в Святой земле от мусульман. Символом того, за что сражались эти люди, стали кресты, нашитые ими на одежду, – поэтому их называли и крестоносцами.
С этого момента использование крестов получило массовый характер – они служили в походе или в бою знаком, по которому узнавали воина. Средневековые воины по примеру воинов древности стали изображать свои гербы на щитах, плоская поверхность которых идеально для этого подходила. Но, как кажется, главная причина подобного расположения герба не в этом. Ведь щит защищает воина в битве физически, а герб символизирует духовную защиту, одновременно указывая на то, за что сражается рыцарь. Самые первые гербы были очень просты и делили поле щита на четыре части с помощью креста – главного символа этой двухсотлетней войны.
Эта традиция – изображать на гербах святыни рода, города или государства – сохранялась довольно долго. Гербы, заслуженные в сражении и пожалованные государем, становились наследственными и передавались из поколения в поколение. Любые нарушения моральных или других законов пятнали святость родовых или государственных символов и считались великим позором. А захват вражеских геральдических знаков считался подвигом и значил даже больше, чем разгром вражеского войска.
В эпоху расцвета рыцарских турниров (XIII—XIV вв.) пропуском на турнир служил именно герб. Его разбирала комиссия герольдов, и на основании ее решения рыцарь либо допускался на турнир, либо нет.
Со временем гербы очень распространились и усложнились. Появилась необходимость в том, чтобы упорядочить и узаконить правила их построения. Так появилась наука о гербах – геральдика (от ср. – век. лат. heraldus – «глашатай») – и ее особые представители – герольды.
Символика в русской традиции
Огонь в печи
Татьяна Чамова
Из всех новогодних открыток я больше люблю те, на которых изображена утопающая в снегу избушка с вьющимся из трубы дымком. Я всматриваюсь в нарисованное, горящее ярким светом окошко… и попадаю в бабушкин дом, наполненный самым уютным на свете уютом, самым теплым на свете теплом, самой нежной на свете любовью, какие бывают только в детстве.
Зимнее утро. За белыми занавесками постепенно светлеют окна. Еще витая в утренних снах, я слышу: скрипнула дверь. Дохнуло свежестью. Тихие бабушкины шаги, стук дров, сваленных у печки. И тишина, та особенная тишина, в которой происходит что-то очень важное. Я жду… Вот наконец-то послышался такой знакомый звук наступающего дня – веселый треск разгорающихся поленьев! Дом наполняется теплом, запахом горячей смолы и дымка. Мерцающие блики от первых язычков огня уже бегают наперегонки по стенам и потолку – это проснулась печка.
Русская печь… Никакие музеи и никакие рассказы не могут передать того родного и глубокого чувства дома, которое пробуждается в душе, когда разгорается огонь в печи. Ведь для русских людей она всегда была символом очага, семьи, любимым персонажем сказок. Без печи нет избы. Да и в самом древнем слове изба заложено то священнодействие, которое совершается у очага: оно образовалось от санскритского тап, «жар», «тепло», «топиться», через старинные формы истба, истопка, истопник, истопить.
Сложить хорошую печь для дома было делом ответственным. Хорошие печники, как и плотники, были народом непростым. Если хозяева не нравились, они могли сложить печь так, что, как бы жарко ее ни натапливали, хлеба в ней не выпекались, либо была она угарная или жаркая да жадная, требующая много дров. Кирпич для печи делали особенный, из специальной глины, как сказали бы сейчас, экологически чистый; соединяли кирпичи тоже глиняным раствором. Настоящая русская печь должна быть большой, красивой и миловидной, с карнизами и печурками, чтоб гляделась в избе как невеста, – так говорили печники.
Печь в бабушкином доме казалась мне живым существом, доброй, теплой и веселой хозяйкой, похожей на бабушку и маму. У нее были глаза – небольшие углубления, где сушили рукавицы, и большой улыбающийся рот – устье, которое закрывали железной заслонкой, когда печь топили. А за устьем находилась таинственная обитель Огня – большой «зал», который имел под (кирпичный пол) и высокий свод. Печь была настолько велика, что внутри нее мог поместиться человек. В середине «зала» складывали крест-накрест поленья, как для костра, и, открыв заслонку трубы, зажигали огонь, приговаривая: «Святой огонушек, дайся нам!» Была примета: если, зажигая огонь, суетишься, оглядываешься, то за нарушение должного благоговения пламя выйдет из печи и зажжет избу. И уж совсем недопустимо было ругаться при огне, бросать в него мусор, грязь. Очаг требовал от людей целомудрия. Человек, знавший за собой вину, уже не мог приближаться к родному очагу, пока не совершит искупительного обряда.
За подом печи, на котором разводился огонь, тщательно ухаживали, выметая его особым чистым веником или тряпочкой. С помощью ухватов вокруг огня на под ставили чугунки с кашей, картошкой, щами. Пока печь топилась, готовилась еда. Хлеба или пироги пекли уже после того, как прогорят дрова. Из печки вынимали все чугунки и выгребали все угли на загнетку – пространство перед устьем. После того как под выметали, на него с помощью деревянных лопат сажали хлеба. Устье плотно закрывали заслонкой, и печь начинала свое таинство.
Удивительная, особенная тишина царила в доме, когда его постепенно наполнял душистый аромат горячего хлеба, а вместе с ним тепло – и еще что-то, чего не объяснишь словами, что-то вечное и надежное, то, о чем твоя душа знала всегда. Лица людей в доме казались еще роднее и ближе, их глаза начинали светиться любовью и теплом, голоса становились тихими и ласковыми. В такие минуты бабушка обычно рассказывала о давних временах, о своей жизни в родительском доме, все вспоминали случаи, когда удавались самые лучшие пироги. По каким-то неуловимым, таинственным признакам определялось, что они готовы. Тогда открывали заслонку и доставали румяные, жаркие, ароматные пироги! Их рассматривали, как новорожденное дитя, дивились и радовались пышности и пригожести. Когда пироги ставили в печь, всегда загадывали на то, как они поднимутся: если высоко, значит, хорошо все будет в семье, будет удача и лад.