Покер лжецов - Пинскер Борис Семенович (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗

Единственное напоминание об истоках одного из самых необычных и прибыльных направлений бизнеса в истории Уолл-стрит — фотография, висящая в кабинете Джима Мэсси. На ней Гутфренд, Раньери и Боб Далл скрестили руки в знак того, что в том 1978 году они начали большое общее дело. В фирме для совместного руководства отделом закладных оставили Джеффа Кронталя и Мейсона Гаупта — скорее всего, потому, что других знающих людей не было. Но через год Кронталь ушел, чтобы стать вице-председателем нью-йоркского инвестиционного банка L. F. Rothschild, незадолго до того приобретенного — кем бы вы думали? — президентом Сбербанка Эрни Флейшером. В итоге в Salomon остался единственный человек, понимавший рынок закладных, — Мейсон Гаупт. Невежество в области ипотечных облигаций в руководстве фирмы было просто изумительным. После чистки Гутфренд, Войт и Штраус создали частную учебную группу, занятия в которой вел руководитель группы исследования рынка облигаций Марти Лейбович. Тема занятий: вводный курс ипотечных облигаций. Руководителем отдела торговли закладными в конечном итоге был назначен Войт.

Раньери сумел добиться задуманного — поставить отдел закладных наравне с отделами корпоративных и правительственных облигаций. В настоящее время американский рынок закладных является крупнейшим кредитным рынком мира, а в будущем может стать крупнейшим в мире рынком облигаций. Творение Раньери обозначило изменение в установках Уолл-стрит. Исторически Уолл-стрит работала только с одной стороной баланса — с пассивами, обязательствами. Закладные — это активы. Если удалось упаковать и выставить на рынок закладные на жилые дома, то же самое может быть проделано и с дебиторской задолженностью по кредитным карточкам, по ссудам на покупку автомобилей, да и с любыми другими видами кредита.

Накопленный в Salomon Brothers опыт оплодотворил всю Уолл-стрит. Майкл Мортара возглавил отдел торговли закладными в Goldman Sachs, которая лидировала на рынке ипотечных облигаций в первой половине 1988 года, Питер Марро возглавил торговлю закладными в Morgan Guaranty, Энди Стоун — в Prudential-Bache, Стив Баум — в Kidder Peabody, Том Кенделл — в Greenwich Capital Markets, Стив Джозеф — в Drexel Bumham Lambert, Джефф Кронталь — в L. F. Rothschild, Вольф Нэдулман, Натан Корнфельд, Натан Ло, Билл Эспозито, Эрик Библер и Рави Джозеф стали старшими маклерами по закладным соответственно в Security Pacific, Shearson Lehman, Bear Steams, Greenwich Capital Markets, Merrill Lynch и Morgan Stanley. Это лишь горстка виднейших маклеров Salomon Brothers на Уолл-стрит. Под их руководством в этих же корпорациях работают тысячи людей, успешно зарабатывающих на жизнь торговлей ипотечными облигациями.

Наиболее любопытная фигура среди бывших маклеров Salomon — Хью Рубин. После того как его уволили из Merrill Lynch, он был взят в Bear Steams. Ходили слухи, что Bear Steams пригласила его прямо наутро после публикации в «Wall Street Journal» сообщения о его операции, приведшей к потере 250 миллионов долларов. За стенами Merrill Lynch убытки Рубина были восприняты с юмором и скорее как свидетельство успеха. Маклеры из Bear Steams даже заколотили намертво ящик его стола, чтобы он не мог «еще раз спрятать свои бумаги». Маклер по закладным из Salomon позвонил, чтобы посоветовать Рубину использовать для торговли карточку American Express: «Эй, ты меня не знаешь, но я потерял на торговле больше денег, чем кто-либо в истории Уолл-стрит. Так что я знаю, что такое кредит. И когда меня начинает поджимать… я просто достаю эту маленькую карточку…»

Леви Раньери открыл собственную небольшую фирму (Ranieri and Co.) в полумиле к северу от Salomon Brothers. Вскоре после своего увольнения расстроенный и обескураженный Раньери встретился за ланчем с человеком, который когда-то тычками и пинками загнал его в область торговли закладными, — с Бобом Даллом. Далл рассказывает: «У меня были две теории, почему Джон выставил Леви почти сразу после того, как сам же его повысил. Одна — это что Джон неожиданно понял, как сильно ошибся, что Леви слишком патриотичен и, даже в ранге вице-председателя, будет ставить свой отдел впереди всех и всего. Вторая теория — это что кабинет председателя устал от Леви. Ведь на любых совещаниях только его и слышно. Не то чтобы он слишком уж любил сам себя слушать, но у него всегда масса идей. Скверно, что Штраус, Войт и Гутфренд не смогли к нему приспособиться. Им было бы очень полезно прислушиваться к его словам».

Сам Раньери отказывается верить, что с ним расправился человек, защищавший его в самые тяжкие времена, которого он называл «мой ребе». Он считает, что Том Штраус как-то сумел захватить контроль, а Войт выжидал своего часа и дал Штраусу все возможности самому сломать себе шею. (На деле все вышло прямо наоборот. В декабре 1988 года Войт ушел из Salomon, оставив Тома Штрауса в качестве единственной опоры Гутфренда, положение которого весьма пошатнулось.) Раньери не изменил своего отношения к фирме, которое сложилось, когда безымянный и безликий партнер оплатил счета за лечение его жены только потому, что так следовало поступать, когда фирму возглавляли мужчины, считавшие, что «важнее быть хорошим человеком, чем хорошим менеджером», и поступавшие соответственно. Раньери предпочитает думать, что Salomon Brothers временно попала в руки людей, внутренне чуждых и даже враждебных ее культуре. «Случившееся можно понять одним-единственным образом, — говорит он. — Джон Гутфренд не был главным. Главным был Штраус. Томми хотел получить абсолютную власть. И они сумели за год разрушить этот колосс. Если бы Джон сам принимал решения, он бы никогда на это не пошел. Не могу вообразить, что они [Штраус и Войт] наговорили Джону, чтобы заставить его сделать то, что он сделал. Они ведь не могли понять, что величие фирмы было в ее культуре. Они разрушили культуру. Или, как говорят в таких случаях, они нарушили «завет». Они навеки себя опозорили». На этом и окончился путь длиною в 19 лет, приведший из отдела писем на Уолл-стрит на самый верх этой же улицы

Глава 8. От гека к человеку

Убежден, что худшее из того, что можно делать при помощи телефона, не нарушая закон, — это названивать незнакомым людям, пытаясь продать им то, в чем они абсолютно не нуждаются. Я только начинал в Лондоне карьеру продавца, и у меня на коленях лежал телефонный справочник со странно звучащими французскими именами, которые я не умел верно произносить. Мой босс, мой проводник в джунглях, рожденный в Балд-Кноб, штат Арканзас, велел мне сесть на телефон и начать зарабатывать на жизнь. «Обзвони всех в Париже», — проинструктировал он меня.

И улыбнулся.

Он, естественно, не имел в виду всех жителей Парижа. Просто так оно эффектнее звучало. Я должен был обзванивать только французских операторов рынка денег, имеющих в своем распоряжении не менее 50 миллионов долларов. Не было смысла использовать белые страницы парижского телефонного справочника. Я нашел другой справочник — «The Euromoney Guide». Я решил: чтобы твое имя попало в справочник с таким названием, нужно располагать кое-какими деньгами. Первым в перечне имен мне попался некто Ф. Дидроньон. Ну и кто он? Мужчина или женщина? Я спросил моего американского проводника по джунглям, как следует произносить это имя.

— А мне откуда знать! Я думал, из нас двоих ты говоришь по-французски, — ответил он.

— Не говорю. Это я только в анкете так написал.

— Ну-ну, — откликнулся мой наставник, задумчиво почесывая мизинцем висок. — Это пустяки. Все лягушатники теперь говорят по-английски.

От судьбы не уйдешь. Ничего не оставалось, надо было звонить. Но все-таки: как быть с Ф. Дидроньоном? Может, это просто рифма к луковицам? [Onion (англ.} — луковица. — Примеч. переводчика.]А может, это потомок знаменитого философа? Нужно было что-то делать с этим луковичным Дидро, причем быстро. Мой лесной наставник пялился на меня, как если бы я здесь оказался по некоей жуткой ошибке. Я набрал номер.