Восхождение Запада. История человеческого сообщества - Мак-Нил Уильям (бесплатные полные книги .txt) 📗

Во-первых, завоеватели считали, что их племенные и воинские традиции не будут подвергаться существенным изменениям. Войны продолжатся по знакомому сценарию: когда царь решит пойти в поход, он призовет своих могучих воинов, которые выйдут из своих поместий при оружии и на колесницах, готовые к новой кампании. Но магнаты-землевладельцы, зная, что их собственной власти над обширными угодьями ничто не грозит, легко меняли героизм как на новые идеалы, так и на новые предметы роскоши, доступные им как хозяевам и повелителям цивилизованного населения. Они не всегда были рады перспективе новой войны и уж вовсе не подчинялись автоматически царским приказам. Уклонение от военной службы в провинциях ширилось одновременно с возрастанием царских амбиций; для царя, правившего городским населением по канонам бюрократической системы, всегда существовало искушение восстановить самодержавную власть, которой наслаждались его предшественники на троне. Потому оседание победоносных военных ватаг среди цивилизованного населения неизбежно заканчивалось трениями между царем и знатью.

Подробности таких процессов редко встречаются в дошедших до нас записях. Каменная стела, найденная в Вавилоне, показывает, что некие царские прерогативы сохранились. Надписи повествуют о том, что различные касситские монархи даровали знати, или реже городам, иммунитет от царского судопроизводства и налогообложения. Эти дары явно раздавались в большом количестве; и слабость касситского государства в международных столкновениях, похоже, показывает, как мало было позволено центральной царской власти [195].

Дальше к северу на окраинах цивилизации варварский тип феодального правления был более успешным. Приблизительно в 1600-1400 гг. до н. э. цари Митанни создали обширное, хоть и слабо централизованное, государство, распространившее свою власть на север Месопотамии, Сирию и, возможно, также часть Анатолии. В этих областях, где городская жизнь была еще слабой и требовались постоянные усилия для противостояния непрерывным атакам варваров из степей и предгорий, воинский дух и дисциплина, вероятно, разлагались медленнее, чем в касситском Вавилоне. Когда власть Митанни, наконец, ослабела и рухнула (ок. 1380-1270 гг. до н. э.), другое феодальное и имперское государство, Хеттская империя, выросло на северо-западных окраинах цивилизации Среднего Востока. Упадок воинского духа и дисциплины варваров постиг сначала касситов, затем Митанни и наконец хеттов, которые еще в XIV в. до н. э. учились вождению колесниц у специалистов из Митанни [196].

Главным наследником этих варварских империй стал Египет; однако фараоны не ввели никаких важных административных улучшений. В пределах самого Египта бог-царь имел многовековую монополию на власть, которая была восстановлена после изгнания гиксосов. Но реалии управления даже в долине Нила приобретали все большее сходство с центробежными процессами в варварских монархиях того времени. В частности, богатство и привилегии нескольких великих храмов толкали жрецов на попытки создать теократическое «государство в государстве». Кроме того, постоянная армия представляла собой совершенно новый инструмент власти, порой игравший решающую роль в дворцовых интригах и переворотах. Таким образом, привилегированные жрецы и профессиональные военные изменили внутренние реалии египетского государственного управления, хотя их старые формы и способы сохранились в неприкосновенности.

За пределами Египта Нубия на юге была включена в административную структуру египетского государства, но на севере, в Палестине и Сирии, фараоны последовали примеру варваров и оставили местных князей и властителей, требуя от них лишь уплаты дани и отправки воинских отрядов для подкрепления египетской армии во время военных кампаний. Прямое египетское правление в этих провинциях было ограничено военной сферой; в стратегически важных точках были размещены гарнизоны под командованием чиновников фараона [197]. Ничто напоминающее Кодекс законов Хаммурапи или хотя бы его бюрократическую иерархию административных чиновников не связывало азиатские провинции Египта воедино. Возможно, исконно египетская система управления, строящаяся, как это было на Ниле, на теологических принципах, делавших фараона богом на земле, не могла быть перенесена в чужие земли, где ни географические условия, ни религиозные и культурные традиции не благоприятствовали этому. Египетская империя в Азии никогда не была чем-то большим, чем просто собранием раздробленных местных княжеств.

Варварские государства, основанные в XII в. и XI в. до н. э., в некоторых важных отношениях отличались от своих предшественников XVIII-XVI вв. до н. э. Изобилие железа демократизировало воинское снаряжение, так что размах аристократических империй больше не отвечал военным реальностям [198]. Вместо этого племена и разбойничьи банды, проникавшие на территорию Среднего Востока в 1200-1100 гг. до н. э., основывали небольшие государства, где мелкие землевладельцы и крестьяне противостояли — пусть и тщетно в конечном счете — политической централизации, крепко держась старинных традиций всеобщего равноправия, которые определяли ценность человека его силой, храбростью и успехами в битвах.

Среди этих новых государств только Древнееврейское государство достаточно известно, чтобы можно было понять что-либо в его развитии. До эпохи Саула (ок. 1020 г. до н. э.) евреями руководили, но не управляли ими самодержавно, «судьи», и различные племена свободно объединялись в своеобразный религиозный союз, время от времени собираясь на собрания под руководством жрецов святилища в Шило [199]. Ситуация в Палестине, возможно, была необычной тем, что вторгшиеся туда евреи имели только незначительное военное превосходство над атакованными ими ханаанскими племенами. Евреи стремились основывать свои поселения на возвышенностях и на земледельческих окраинах Юго-Восточной Палестины, в то время как более богатые прибрежные равнины занимали более сильные в военном отношении филистимляне, у которых железо было распространено намного шире, чем у евреев [200].

В землях, где захватчики имели большее военное превосходство, они образовывали привилегированный класс; иногда, подобно филистимлянам, живя в городах и оставляя работу в поле порабощенным туземцам. В Сирии и Южной Месопотамии арамейские и халдейские завоеватели, по-видимому, следовали этому правилу, как и дорийцы в Греции. Города-государства и небольшие племенные союзы, следовательно, сменили имперские и феодальные методы управления, свойственные веку боевых колесниц. Этим маленьким политическим структурам была присуща внутренняя нестабильность, поскольку борьба с соседними государствами и народами довольно быстро приводила к сосредоточению все большей власти в руках отдельных военных вождей, которые по мере своих успехов создавали все большие государства с по крайней мере рудиментарными профессиональной армией и административной бюрократией.

Библейский рассказ о возвышении Древнееврейского царства во времена Саула, Давида и Соломона (1020-925 гг. до н. э.) дает яркое представление о некоторых деталях такого процесса среди древних евреев. Народное недовольство налогами и трудовыми повинностями, вводимыми царской администрацией, можно проследить в библейской истории о грехе Давида — предпринятой им переписи своего народа [201]. Осуждение пророком Натаном [202] поведения Давида демонстрирует столкновение между традиционным моральным кодексом и соблазнами, окружавшими владетельных монархов, опиравшихся на профессиональные воинские отряды, состоявшие как из израильтян, так и, как свидетельствует имя Урии Хеттиянина, из иностранных наемников. Во времена Соломона проникновение из Финикии и Северной Сирии элементов цивилизованного государственного управления и религий было очень активным. Но по мере того, как Древнееврейское царство становилось цивилизованным, его правители все больше отходили от старых народных традиций и стандартов поведения. Эта растущая трещина заставила великих пророков VIII в. до н. э. осудить во имя Яхве и чистоты религии неправедные новшества, вводимые царями и их слугами.