Великий Бисмарк. Железом и кровью - Власов Николай (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Новый, 1863 год стал временем обострения внутриполитического кризиса. Собравшийся в середине января на очередную сессию ландтаг вновь занялся вопросами бюджета. Либеральное большинство выступило с жесткой критикой правительства. В ответ Бисмарк начал горячо защищать свою «теорию пробела», говоря о том, что правительство не имеет морального права прекращать функционирование государственного механизма только потому, что не в состоянии договориться с палатой о бюджете. При этом он постарался отвести удар от себя, представив дело так, что депутаты сопротивляются не правительству, а монарху. В своем выступлении 27 января он подчеркнул, что речь идет не о противостоянии правительства и парламента, а о противостоянии парламента и короны. «Вы адресуете упрек в нарушении конституции министерству, а не короне, в том, что последняя верна конституции, вы совершенно не сомневаетесь. Этой трактовке я противился уже на заседаниях комитета. Вы, как и каждый человек в Пруссии, знаете, что министерство действует от имени и по приказу Его Величества. (…) Я отказываюсь признавать разделение короны и министерства не потому, что, как говорилось здесь с трибуны, хочу превратить авторитет короны в щит, прикрывающий правительство. Мы не нуждаемся в щите, мы стоим на почве права. Я отказываюсь признавать это разделение, потому что оно скрывает тот факт, что вы находитесь в борьбе за власть с короной, а не с министерством»[226]. Бисмарк умело пользовался тем, что многие депутаты вовсе не хотели доводить конфликт до прямого противостояния с прусской монархией, что могло иметь совершенно непредсказуемые последствия вплоть до революции в стране. Министр-президент заявил, что уступить парламенту в данном вопросе – значит признать его абсолютное главенство в государственном механизме. Однако этого не будет, это противоречит конституции, которая предусматривает разделение властей. «Прусская монархия еще не выполнила свою миссию, она еще не готова к тому, чтобы стать чисто декоративным украшением вашего конституционного здания, не готова превратиться в мертвую деталь в механизме парламентского правления!» – воскликнул Бисмарк под громкий ропот депутатов. В то же время министр-президент подчеркнул готовность правительства к компромиссу, перечислил все шаги, сделанные в этом направлении, и, отвечая на упрек со стороны одного из депутатов, добавил: «При отсутствии компромиссов возникают конфликты, конфликты становятся вопросами власти; а поскольку жизнь государства не может замереть ни на мгновение, тот, в чьих руках власть, вынужден ее использовать»[227].
Риторика главы правительства, как и следовало ожидать, депутатов не убедила. Нижняя палата ландтага приняла подавляющим большинством голосов адрес к прусскому королю, в котором обвиняла министерство в нарушении конституции. 17 февраля 1863 года депутаты возложили на министров личную имущественную ответственность за расходы, противоречащие действующему законодательству. Либеральная пресса развернула масштабную кампанию, говоря о «неугасимом отвращении, невыразимой тошноте перед лицом негодного берлинского правительства, которое представляет собой противоестественного монстра, противного европейским порядкам»[228]. При этом следует отметить, что и правительство, и парламент не прекращали текущую деятельность. Депутаты не пытались ни бойкотировать работу исполнительной власти, ни предпринимать каких-либо других радикальных мер, которые резко обострили бы конфликт и перевели бы его на следующую, значительно более опасную для обеих сторон стадию. Либералы хотели революции еще меньше, чем король. В эти месяцы много говорилось о покушении на основы конституционного правления, о ползучем государственном перевороте, о нарушении всех мыслимых норм, однако на практике ни Бисмарк, ни его оппоненты, несмотря на громкую риторику, не совершали резких движений, которые привели бы к развалу сложившейся системы органов власти в целом. Ставка делалась скорее на изоляцию и истощение противника. И в этой игре у каждой из сторон были свои козыри: у Бисмарка – поддержка короля, у парламента – общественного мнения. Как писал Х. фон Кроков, «в 1863 году прусский министр-президент был весьма одиноким человеком; не было сильной партии, на которую он мог бы опереться, вместо этого кругом враги, общественное мнение карало его уничижением, если не презрением»[229]. По словам Л. Галла, «никогда более вплоть до 1890 года искушение совершить государственный переворот не подбиралось к нему так близко, как в последующие месяцы. (…) Невозможно отрицать, что во внутренней политике он все больше и больше терял почву под ногами»[230].
Весной 1863 года противостояние продолжалось. Накал борьбы в прессе достиг такой остроты, что Бисмарк вынужден был возбудить десятки процессов об оскорблении его чести и достоинства различными либеральными газетами. Успех неизменно оказывался более чем спорным: судьи, в большинстве своем либерально настроенные, вынуждены были признавать правоту истца, однако назначали ответчикам чисто символические наказания. В мае нижняя палата ландтага отвергла бюджет 295 голосами против пяти. 22 мая был принят новый адрес, обращенный к королю и на сей раз уже недвусмысленно требовавший отставки правительства – возникший между министерством и страной конфликт «можно прекратить лишь заменой личностей, и более того, сменой системы»[231]. Возможно, требовать не только отставки Бисмарка, но и масштабной реформы было ошибкой. Во всяком случае, Вильгельм получил лишнее подтверждение тому, что его министр прав – прогрессисты покушаются не на личность министра-президента, а на монаршие прерогативы. Король отказался принять делегацию депутатов, ответив, что «мои министры пользуются моим полным доверием, их действия совершаются с моего одобрения, и я благодарен им за то, что они противодействуют антиконституционному стремлению ландтага к расширению собственных полномочий»[232].
Ответный удар со стороны Бисмарка не заставил себя долго ждать. 1 июня, после завершения очередной сессии ландтага, чрезвычайным распоряжением правительства была введена жесткая цензура. Теперь власти могли закрыть любую газету, не утруждая себя серьезными обоснованиями, просто на основе ее «общей направленности», враждебной существующей системе. В итоге под запрет попал даже самый популярный в стране журнал для семейного чтения «Гартенлаубе», лишь иногда позволявший себе высказываться на политические темы.
Одновременно было усилено давление на государственных служащих. Бисмарк с детства отрицательно относился к либеральному чиновничеству, теперь пришла пора закручивать гайки. Еще в декабре 1862 года министр внутренних дел граф Ойленбург специальным указом напомнил служащим, что они должны быть опорой трона и не должны использовать «авторитет, который дает им их должность, для пропаганды политических устремлений, противных воззрениям и воле правительства»[233]. В бюрократическом аппарате были произведены перестановки. Вильгельм, непоколебимо стоявший на стороне своего министра, заявил, что враждебное отношение к правительству несовместимо с присягой, принесенной королю. Таким образом, перед чиновниками самых различных рангов встала дилемма: молча повиноваться или уходить со службы. Естественно, подавляющее большинство выбрало первый вариант.
Однако все эти меры не приносили решающих перемен. Положение Бисмарка было довольно шатким – он вел «отчаянную борьбу за политическое выживание»[234]. Параллельно усиливалась оппозиция главе правительства при дворе. Ее центром стала королева Аугуста, а также кронпринц Фридрих Вильгельм, придерживавшийся либеральных взглядов и находившийся во многом под влиянием своей супруги, принцессы Виктории, дочери знаменитой английской королевы Виктории. Принцесса писала матери в эти дни: «Мы страшно обозлены положением дел. Эту страну уже невозможно назвать монархией, ею правит всемогущий мажордом Бисмарк, который использует свою власть так глупо и легкомысленно, как это только возможно. (…) Этот жалкий Бисмарк, видимо, не хочет завершать свою безумную карьеру, не принеся своему королю несчастья, а своей стране – опаснейшие проблемы». В письме свекрови кронпринцесса высказывалась похожим образом: «Этот человек – недоразумение мирового масштаба и глубочайшее унижение Пруссии. Если бы последствия его действий обрушились только на его собственную голову, можно было бы утешаться, однако из-за него пропадем мы все»[235]. Сложившийся вокруг Фридриха Вильгельма «Кобургский кружок» подталкивал кронпринца к более решительным действиям. 5 июня, спустя несколько дней после ужесточения цензуры, Фридрих Вильгельм выступал с речью на приеме в ратуше Данцига, в которой публично дистанцировался от политики, проводившейся королевским правительством.
