Саморазвитие по Толстому - Гроскоп Вив (лучшие книги читать онлайн бесплатно txt, fb2) 📗

Ричард Пис приводит прекрасное краткое изложение всех его ужасных качеств: «Его зацикленность на болезнях; его явная асексуальность; его бегство от страсти или застоя при помощи постоянных путешествий; его странное обращение с друзьями; его многочисленные самообманы…» (И это еще довольно благосклонный биограф.) «Странное обращение с друзьями» отсылает к более позднему периоду его жизни, когда Гоголь встал на причудливый религиозный путь, предполагавший, что ничто из того, что он мог бы сделать, не было в достаточной степени духовным. И он начал приходить к тому, чтобы отказаться от прежних произведений как «греховных». (Звучит знакомо? Привет, Толстой.) На этом духовном пути ему доставляло огромное удовольствие находить что-то, в чем он повинен, и он писал бесконечное количество писем друзьям, умоляя их перечислить все его недостатки. Он обнаружил, что это настолько продуктивная практика, что начал этим друзьям отвечать, перечисляя все их недостатки, хотя они его об этом не просили. Ох, Гоголь! Позднее он попал под влияние мистика, которому удалось убедить его в том, что все его творчество греховно. Он сжег большую часть второго тома «Мертвых душ», немедленно пожалел об этом и умер девять дней спустя, отказавшись принимать пищу.

Я часто думаю о том, не родился ли Гоголь на век раньше, чем следовало. Его эксцентричность считалась бы странной в любую эпоху. (Однажды он заказал новый парик, чтобы выйти из творческого кризиса, оспорив таким образом позднейшее утверждение Солженицына о том, что русские писатели не страдают от этой проблемы. Гоголь надеялся, что парик «поможет испарениям» [157].) Но многие из его страстей были связаны с его сексуальностью — сейчас есть теория о том, что он наверняка был геем, в то время когда он, вероятно, полагал невозможным любить мужчину, даже непублично. Мы не знаем точно. Есть один интригующий факт: в его переписке с одним из близких друзей, Данилевским, есть перерыв, что наталкивает на мысль о том, что между ними что-то произошло. Возможно, это было что-то прекрасное, что не могло, однако, продолжаться. А может быть, это была ужасная ситуация, в которой Гоголь чем-то оскорбил друга. Мы не знаем. Я очень надеюсь, что чувство любви в том или ином виде было ему знакомо. Позднее он писал, что ему очень нравилось играть с Данилевским на бильярде и мало что делало его таким счастливым, как звук сталкивающихся бильярдных шаров.

В том, как Гоголь видел мир, было что-то от двадцатого века, что- то, напоминающее чуть ли не Сальвадора Дали. В одном письме из Рима, написанном в 1838 году, он писал о весенних розах: «Верите, что часто приходит неистовое желание превратиться в один нос, чтобы не было ничего больше — ни глаз, ни рук, ни ног, кроме одного только большущего носа, у которого бы ноздри были величиною в добрые ведра, чтобы можно было втянуть в себя как можно побольше благовония и весны» [158]. Где бы Гоголь сейчас ни был, я надеюсь, что он играет на бильярде со своим лучшим другом в костюме гигантского носа.

В теории о сексуальности Гоголя мне нравится то, что она действительно многое объясняет. С современной точки зрения он кажется страдающим без особой на то необходимости. Достоевский причинял себе страдания исключительно сам — из-за своего ужасного характера, азартных игр и неспособности бороться со своими демонами (и, вероятнее всего, не слишком эффективного лечения эпилепсии). Страдания Толстого были вызваны в значительной степени его зацикленностью на нравственности. Некоторые страдания Гоголь причинял себе сам, но все же я склонна верить в теорию о том, что он не мог выразить свою сексуальность. Это должно было быть пыткой для человека, который считал отказ от лицемерия одной из главных ценностей в жизни. Он очень хотел дать людям очень современный совет: будьте собой, не притворяйтесь кем-то, кем вы не являетесь, принимайте себя такими, какие вы есть. Но сам он не мог следовать этому совету.

11. Как понять, что в жизни важно: «Война и мир» Льва Толстого

(Или: «Не стоит пытаться убить Наполеона»)

После потрясения, случившегося со мной, когда я поняла, что все мое русское приключение было самообманом, фикцией, выдуманной мною, чтобы выглядеть необычно или чтобы почувствовать себя «своей» где-то еще, — я научилась относиться к своей идентичности более спокойно. Она не должна быть идеальной, она не должна быть всегда одной и той же. Это не дар — ни по рождению, ни по происхождению. Это вообще не то, чем ты являешься. Это то, что ты делаешь. И самое главное: это просто твое путешествие. Наслаждайся видами и думай о хорошем.

И хотя России нет у меня в крови, она — часть жизни, которую я прожила, и это нельзя изменить. Я никогда не овладею русским языком в совершенстве, каким бы ни было мое происхождение, но сами попытки овладеть им могут доставлять мне огромное удовольствие. Я никогда не брошу этот язык — и никогда не оставлю попыток понять все эти книги. Чтобы увлечься ими, мне, собственно, и незачем было притворяться русской. То была просто история, придуманная мною для самой себя. Надеюсь, что в любом случае к ним пришла бы — точно так же, как приносит к этим книгам любого нормального читателя, просто потому, что они выдержали испытание временем. Теперь я могу читать их как любой другой читатель, вместо того чтобы заставлять себя думать: «Вот они, наши люди…» — хотя никакими «нашими» они никогда не были.

Я решила перечитать «Войну и мир» с этой новой позиции сознательного несовершенства. Одна из главных особенностей этого романа — для всех тех, кто его еще не читал, а также тех, кто пытался его прочесть и «не осилил», — состоит в том, что его прочтение — задача не на один раз. «Войну и мир» читают всю жизнь. Невозможно «не осилить» «Войну и мир». Нужно просто еще попрактиковаться. Надо смотреть на это как на умение ездить на велосипеде. У каждого был первый раз, когда ты недоумеваешь, как вообще люди могут ездить на велосипеде. Потом ты начинаешь делать это часто, и велосипед становится как будто частью тебя. Кто-то даже может почувствовать себя участником «Тур де Франс». А бывают времена, когда ты давно не ездил на велосипеде и начинаешь задумываться, а стоит ли вообще это делать — вдруг ты станешь причиной происшествия и если не пострадаешь сам, то нанесешь ущерб другим. Главное в этом деле — снова и снова садиться на велосипед.

Такой расслабленный подход особенно важен потому, что «Война и мир», пожалуй, больше чем какой-либо роман на каком-либо языке, стал олицетворять «русскую литературу». Поэтому человек, который решает отложить прочтение «Войны и мира» по каким-либо причинам (например, настаивая на безупречном читательском опыте), рискует отложить прочтение не только произведения Толстого, но и всей русской литературы. Не думайте о «Войне и мире» как о романе. Думайте об этой книге как о Библии. Вы же вряд ли всерьез планируете прочесть Библию от корки до корки за один присест, правда? Но именно так люди постоянно поступают с «Войной и миром». (На самом деле при чтении Библии у вас легко может возникнуть желание ее отложить. Это сравнение как-то сразу не заладилось. Забудьте то, что я сказала про Библию. «Война и мир» вовсе не похожа на Библию. Она похожа на множество романов, перемешанных под одной обложкой.)

Чтобы понять все это, мне потребовались годы. Я прочла «Войну и мир» нормально (действительно нормально), только когда узнала, что по ней снимают сериал. Из всей русской классики это самая пугающая, самая устрашающая и самая многостраничная книга. Очень многостраничная. Несмотря на мое собственное страстное убеждение в том, что никакая книга не должна никого пугать, этой я боялась очень долго. Первая попытка убедила меня в том, что в книге слишком много перестрелок. Серьезно, слово «перестрелка» попадается чуть ли не на каждой странице. Да, еще в книге более пятисот персонажей. Ее сюжет замысловат, и время от времени ты окончательно теряешься. Генри Джеймс называл классические романы девятнадцатого столетия «огромными, рыхлыми, дряблыми монстрами». «Война и мир» — из них самый огромный, самый рыхлый и самый дряблый монстр. Джеймс еще называл Толстого «жидким пудингом». Короче говоря, «Война и мир» — это раздувшийся, вспученный Годзилла из бланманже.