Полное собрание сочинений. Том 2. 1895–1897 - Ленин (Ульянов) Владимир Ильич (читать книги регистрация .txt) 📗
«Научный анализ капиталистического способа производства доказывает, что… условия распределения, по сущности своей тождественные с условиями производства, составляют оборотную сторону этих последних, так что и те и другие носят одинаково тот же самый исторически преходящий характер». «Заработная плата предполагает наемный труд, прибыль – капитал. Эти определенные формы распределения предполагают, след., определенные общественные черты (Charaktere) условий производства и определенные общественные отношения агентов производства. Определенное отношение распределения есть, следовательно, лишь выражение исторически определенного отношения производства». «… Каждая форма распределения исчезает вместе с определенной формой производства, которой она соответствует и из которой проистекает».
«То воззрение, которое рассматривает исторически лишь отношения распределения, но не отношения производства, с одной стороны, есть лишь воззрение зарождающейся, еще робкой (непоследовательной, befangen) критики буржуазной экономии. С другой же стороны, оно основано на смешении и отождествлении общественного процесса производства с простым процессом труда, который должен совершать и искусственно изолированный человек без всякой общественной помощи. Поскольку процесс труда есть лишь процесс между человеком и природой, – его простые элементы остаются одинаковыми для всех общественных форм развития. Но каждая определенная историческая форма этого процесса развивает далее материальные основания и общественные формы его» («Капитал», т. III, 2, стр. 415, 419, 420 немецкого оригинала) {53}.
Не более посчастливилось Сисмонди и в другого рода нападках на классиков, занимающих еще больше места в его «Nouveaux Principes». «Новые ученики А. Смита в Англии бросились в абстракции, забывая о человеке…» (I, 55). Для Рикардо «богатство – все, а люди – ничто» (II, 331). «Они (экономисты, защищающие свободу торговли) часто приносят людей и реальные интересы в жертву абстрактной теории» (II, 457) и т. п.
Как стары эти нападки, и в то же время как они новы! Я имею в виду обновление их народниками, поднявшими такой шум по поводу открытого признания капиталистического развития России за настоящее, действительное и неизбежное развитие ее. Не то же ли самое повторяли они на разные лады, крича об «апологии власти денег», о «социал-буржуазности» и т. п.? {54} И к ним еще в гораздо большей степени, чем к Сисмонди, приложимо замечание, сделанное по адресу сентиментальной критики капитализма вообще: Man schreie nicht zu sehr über den Zynismus! Der Zynismus liegt in der Sache, nicht in den Worten, welche die Sache bezeichnen! Не кричите очень о цинизме! Цинизм заключается не в словах, описывающих действительность, а в самой действительности! {55}
«Еще в гораздо большей степени», – говорим мы. Это – потому, что романтики западноевропейские не имели перед собой научного анализа противоречий капитализма, что они впервые указывали на эти противоречия, что они громили («жалкими словами», впрочем) людей, не видевших этих противоречий.
Сисмонди обрушивался на Рикардо за то, что тот с беспощадной откровенностью делал все выводы из наблюдения и изучения буржуазного общества: он формулировал открыто и существование производства ради производства, и превращение рабочей силы в товар, на который смотрят так же, как на всякий другой товар, – и то, что для «общества» важен только чистый доход, т. е. только величина прибыли [97]. Но Рикардо говорил совершенную правду: на деле все обстоит именно так. Если эта истина казалась Сисмонди «низкой истиной», то он должен бы был искать причин этой низости совсем не в теории Рикардо и нападать совсем не на «абстракции»; его восклицания по адресу Рикардо относятся целиком к области «нас возвышающего обмана».
Ну, а наши современные романтики? Думают ли они отрицать действительность «власти денег»? Думают ли они отрицать, что эта власть всемогуща не только среди промышленного населения, но и среди земледельческого, в какой угодно «общинной», в какой угодно глухой деревушке? Думают ли они отрицать необходимую связь этого факта с товарным хозяйством? Они и не пытались подвергать это сомнению. Они просто стараются не говорить об этом. Они боятся назвать вещи их настоящим именем.
И мы вполне понимаем их боязнь: открытое признание действительности отняло бы всякую почву у сентиментальной (народнической) критики капитализма. Неудивительно, что они так страстно бросаются в бой, не успев даже вычистить заржавленное оружие романтизма. Неудивительно, что они не разбирают средств и хотят враждебность к сентиментальной критике выставить враждебностью к критике вообще. Ведь они борются за свое право на существование.
Сисмонди пытался даже возвести свою сентиментальную критику в особый метод социальной науки. Мы уже видели, что он попрекал Рикардо не тем, что его объективный анализ остановился перед противоречиями капитализма (этот упрек был бы основателен), а именно тем, что это – анализ объективный. Сисмонди говорил, что Рикардо «забывает о человеке». В предисловии ко второму изданию «Nouveaux Principes» встречаем такую тираду:
«Я считаю необходимым протестовать против обычных, столь часто легкомысленных, столь часто ложных приемов суждения о сочинении, касающемся социальных наук. Проблема, подлежащая их разрешению, несравненно сложнее, чем все проблемы наук естественных; в то же время эта проблема обращается к сердцу точно так же, как к разуму» (I, XVI). Как знакомы русскому читателю эти идеи о противоположности естественных и социальных наук, об обращении последних к «сердцу»! [98] Сисмонди высказывает здесь те самые мысли, которым предстояло через несколько десятилетий быть «вновь открытыми» на дальнем востоке Европы «русской школой социологов» и фигурировать в качестве особого «субъективного метода в социологии»… Сисмонди апеллирует, разумеется, – как и наши отечественные социологи, – «к сердцу так же, как к разуму» [99]. Но мы видели уже, как по всем важнейшим проблемам «сердце» мелкого буржуа торжествовало над «разумом» теоретика-экономиста.
Постскриптум [100]
Верность данной здесь оценки сентиментального Сисмонди в отношении его к научно-«объективному» Рикардо вполне подтверждается отзывом Маркса во втором томе «Теорий прибавочной стоимости», вышедшем в 1905 году («Theorien über den Mehrwert», II. В., I. T., S. 304 u. ff. «Bemerkungen über die Geschichte der Entdeckung des sogenannten Ricardoschen Gesetzes» [101]). Противопоставляя Мальтуса, как жалкого плагиатора, подкупленного адвоката имущих, бесстыдного сикофанта, – Рикардо, как человеку науки, Маркс говорит:
«Рикардо рассматривает капиталистический способ производства, как самый выгодный для производства вообще, как самый выгодный для создания богатства, и Рикардо вполне прав для своей эпохи. Он хочет производства для производства, и он прав. Возражать на это, как делали сентиментальные противники Рикардо, указанием на то, что производство, как таковое, не является же самоцелью, значит забывать, что производство ради производства есть не что иное, как развитие производительных сил человечества, т. е. развитие богатства человеческой природы как самоцель. Если противопоставить этой цели благо отдельных индивидов, как делал Сисмонди, то это значит утверждать, что развитие всего человеческого рода должно быть задержано ради обеспечения блага отдельных индивидов, что, следовательно, нельзя вести, к примеру скажем, никакой войны, ибо война ведет к гибели отдельных лиц. Сисмонди прав лишь против таких экономистов, которые затушевывают этот антагонизм, отрицают его» (S. 309). С своей точки зрения, Рикардо имеет полное право приравнивать пролетариев к машинам, к товарам в капиталистическом производстве. «Es ist dieses stoisch, objektiv, wissenschaftlich», «это – стоицизм, это объективно, это научно» (S. 313). Понятно, что эта оценка относится лишь к определенной эпохе, к самому началу XIX века.
