КГБ сегодня. Невидимые щупальца. - Бэррон Джон (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
В конце августа 1978 года, отправляясь в отпуск, Левченко мечтал в первую очередь отоспаться, забраться куда-нибудь в глушь, отдохнуть от вечного изматывающего напряжения. Ему хотелось найти на родине хоть какие-нибудь признаки, показывающие, что его соображения и выводы ошибочны, что советская система меняется к лучшему, что она способна, пусть не сразу, искупить собственные грехи.
Хмурым дождливым днем он вошел в проходную Первого главного управления с таким ощущением, точно он здесь подсудимый, ожидающий с минуты на минуту вынесения приговора. Собственно, он всегда ощущал нечто подобное, являясь в «центр» в начале каждого очередного отпуска. Резидентура всегда создавала у своих сотрудников впечатление, что с ними все обстоит благополучно, чтобы они, чего доброго, не сбежали. Истинное положение дел выяснялось только здесь, в Москве. Коль уж вы оказались тут, деваться вам некуда. Теперь вам могут просто объявить, что не все коту масленица, послать в какую-нибудь дыру, запретить вообще выезд за пределы страны, направить в распоряжение Второго главного управления, на периферию, а то и вовсе уволить из «органов». Не имеет значения, что до сих пор вы работали отлично. Достаточно, если, скажем, кто-то из ваших случайных знакомых сбежал за границу, или же сменилось руководство, и новому начальнику требуется пристроить на ваше место кого-то из своих. Или на вас поступил донос, сфабрикованный службой контрразведки. Никто не был застрахован от подобных случайностей; ну, а Левченко сверх того имел основания опасаться мести Пронникова и его нескончаемых интриг. Между тем ему предстояло явиться в первую очередь именно к Пронникову как к заместителю начальника Седьмого отдела.
Напрягшись, точно охотник — или, наоборот, его жертва, чувствующая близкое присутствие охотника, — Левченко вошел в кабинет Пронникова на шестом этаже. Пронников — теперь уже полковник — встретил его широкой снисходительной улыбкой. Он сидел за столом, но не предложил вошедшему сесть, делая вид, что не может позволить себе оторваться от лежащих перед ним деловых бумаг. Спустя минуту он сказал: «Я опаздываю на собрание и поэтому не стану сегодня долго распространяться. Коротко — дело обстоит так. Я недооценил вас и вашу способность делать глупости. Вы меня огорчили, обратившись за моей спиной к генералу Попову в том случае с Томасом. За такие вещи можно и головы лишиться. Но я хочу думать, что это вы сглупили по молодости лет. Я человек по натуре великодушный, мое положение прочно, и это тоже позволяет мне быть великодушным. Идите! Отдыхайте, используйте как следует ваш отпуск. Но не забудьте зайти ко мне, перед тем как поедете обратно в Японию!»
Итак — передышка, приговор не состоялся, то ли он отменен, то ли просто отсрочен. Теперь можно было заняться второстепенными делами.
В финчасти Левченко получил зарплату, шедшую ему в Москве. Набралось тысячи три. Кроме того, они вдвоем с Наташей накопили 900 тысяч иен, главным образом за счет ее заработков, составлявших 60 тысяч иен в месяц, и Левченко внезапно решил купить машину. Новая «Волга» стоила примерно десять тысяч, к тому же тот, кто мог платить только советскими деньгами, должен был ждать очереди несколько лет. Левченко оплатил в твердой валюте «Волгу», и она обошлась ему в 860 тысяч иен — меньше чем в три тысячи рублей по официальному курсу, при этом ему было гарантировано, что он получит ее в течение двух недель. [14]
Через свой журнал Левченко получил путевку на две недели в дом отдыха газеты «Правда». Дом отдыха находился в живописном лесу, километрах в пятидесяти к востоку от Москвы. Наташе с сыном пришлось остаться на это время в Москве у ее матери. Дом отдыха, разумеется, был привилегированным. Кормили очень обильно, пища была по-российски тяжелой, и дня через три-четыре Левченко решил ограничить свой рацион главным образом хлебом, маслом, яйцами, вареньем и чаем.
Постоянные дожди мешали прогулкам по окрестным местам. Сезон отпусков в основном уже закончился, поэтому отдыхающие в большинстве своем оказались пожилыми людьми. В прошлом это были сотрудники редакции «Правды» и ее типографии, вышедшие теперь на пенсию. Их настроение было довольно мрачным, подстать погоде. Они мало разговаривали, а если и открывали рот, то главным образом для того, чтобы поплакаться друг другу в жилетку, как трудно жить на пенсию, как сложно достать в магазине хорошие и недорогие продукты и как возмутительно высоки цены на рынках.
Впрочем, в баре дома отдыха Станиславу удалось встретить родственную душу. Это был пятидесятилетний вдовец, ретушер «Правды». Он специализировался в газете на приукрашивании и прямой подделке фотографий Брежнева и других членов Политбюро, предназначенных для публикации в печати. «Если их хотя бы чуть-чуть не подлакировать, народ станет думать, что Политбюро — это дом престарелых, богадель простодушно пояснял ретушер.
Однако его профессиональных навыков доставало и на большее. Чтобы продемонстрировать любовь советских лидеров к Леониду Ильичу, «Правда» частенько печатала фотоснимки членов Политбюро, собравшихся в аэропорту, чтобы встретить Брежнева по его возвращении из какого-нибудь дальнего вояжа или, наоборот, чтобы проводить его.
В действительности, как объяснил Станиславу его новый приятель, члены Политбюро редко утруждают себя поездками в аэропорт. Вот и приходилось брать их снимки, сделанные по какому-то другому случаю, и искусно размещать выкроенные оттуда фигуры на фоне здания аэропорта, как будто они там действительно собрались. Левченко соглашался со своим собеседником, что такую невинную подделку не приходится осуждать, ее даже надо считать полезной: ведь не что-нибудь, а важные государственные дела не дают возможности членам Политбюро тратить время на парадные церемонии. Обходными путями Левченко старался разузнать собеседника, как выглядит материальное положение рядовых советских людей. Он упомянул о брюзжании пенсионеров, собравшихся в доме отдыха. «Во многом они правы, — заметил ретушер. — Похоже, что жить на зарплату с каждым годом становится все труднее. К тому же все больше товаров становится «дефицитом».
Для редакционных работников «Правды» не составляли секрета и такие факты. Бросив все ресурсы на строительство стадионов, гостиниц, бассейнов и городка для спортсменов («олимпийской деревни») в связи с предстоящей в 1980 году Олимпиадой, власти резко сократили жилищное строительство в Москве. Так что тысячи, а может быть, десятки тысяч семей лишились обещанных новых квартир. Да и олимпийские объекты строились кое-как — сказывались фантастическое расхищение материалов и недостаток рабочих рук.
Строителей нередко удаляли со стройплощадки, чтобы специальные команды КГБ могли установить в новых зданиях устройства для подслушивания. Во многих местах, где не хватало рабочих, трудились десятки тысяч лагерников. Режим был, видимо, не слишком жестким, и в окрестностях участились случаи грабежей, убийств и изнасилований. «Честно говоря, от этих строек хочется держаться подальше», — заключил ретушер.
Он рассказывал также о бессмысленных убийствах, «нагнавших страху». Группы подростков убивают людей прямо на улице, притом без всякой причины, по-видимому, в поисках острых ощущении.
От таких убийств трудно защитить население. Единственное средство — это патрулировать определенные районы силами милиции и переодетых гебешников. В полной безопасности можно себя чувствовать лишь в самом центре Москвы, в радиусе примерно полутора-двух километров от Кремля. Левченко знал, что это действительно так: центр города всегда насыщен милицией и патрулями КГБ.
Новый приятель Станислава упомянул и еще об одном явлении: волне антисемитизма в связи с тем, что евреям разрешено теперь уезжать из СССР, в то время как все прочие были обречены влачить жалкое существование, оставаясь на месте и не видя для себя никакого выхода. «По-моему, это несправедливо, — говорил ретушер. — Несправедливо и то, что теперь еврейские девушки получили преимущество перед всеми остальными: у них отбою нет от женихов, потому что, женившись на еврейке, каждый получает шанс уехать…»
