Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
Как видно, сказывалась не только разница характеров, но и воспитания. «Нас двое, — писал Свердлов своей знакомой весной 1914 года. — Со мною грузин Джугашвили, старый знакомый, с которым мы уже встречались в другой ссылке. Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни. Я же сторонник минимального порядка. На этой почве нервничаю иногда».
А «хороший парень», чтобы еще больше досадить своему соседу, назвал свою собаку Яшкой, и Свердлова буквально передергивало, когда Сталин звал своего четвероногого друга, которого он приспособил... для мытья посуды, давая ему вылизывать тарелки и миски. Ну а чтобы лишний раз не готовить, специально делал пищу несъедобной.
Сталин был совершенно не приучен к ведению домашнего хозяйства и попытался переложить все хлопоты на Свердлова. Тому тоже не очень хотелось каждый день пилить дрова, топить печь, таскать на страшном морозе воду, мыть посуду и убирать дом.
«Жили они у нас с Яковом Михайловичем недружно, — вспоминала хозяйка дома Анфиса Степановна Тарасева. — Иногда сильно ругались. Ёсиф даже в суп Якову плевал, и тот есть отказывался».
Почему все это происходило? Трудно сказать. Вполне возможно, что, демонстрируя свое пренебрежение, Сталин старался подчеркнуть свое особое положение как члена ЦК. Да и кто на самом деле знает, каким человеком оказался в общежитии сам Свердлов? Сыграл и известный закон, согласно которому рано или поздно однокамерники начинают ненавидеть друг друга.
Большевик Б. Иванов, тоже отбывавший ссылку в Туруханске, так передавал слова Свердлова о Сталине: «По прибытии в ссылку я поселился в его хижине, но вскоре он не стал со мною разговаривать и дал понять, чтобы я освободил его от своей персоны, и я тогда стал жить от него отдельно». Несмотря на все старания самого Иванова и других товарищей, «необходимого примирения», по его словам, между ними не произошло, «Джугашвили остался таким же надменным, как и всегда, замкнутым в себе, в своих мыслях и планах... По-прежнему он испытывал неприязнь к Свердлову и не шел на примирение, хотя Свердлов был готов протянуть руку дружбы и согласился обсудить проблемы рабочего движения в присутствии трех членов Русского бюро партии».
Да, он был надменен со всеми, кроме тех, кто ему нужен, и, испытывая крайнюю нужду в деньгах, он пишет Т.А. Славутинской: «У меня нет ни гроша. И все припасы вышли. Были кое-какие деньги, да ушли на теплую одежду, обувь и припасы, которые здесь страшно дороги... Нельзя ли будет растормошить знакомых и раздобыть рублей 20—30? А то и больше? Милая. Нужда моя растет по часам, я в отчаянном положении, вдобавок еще заболел, какой-то подозрительный кашель начался. Необходимо молоко, но... деньги, денег нет. Милая, если добудете денежки, шлите немедля телеграммы. Нет мочи ждать больше...»
Не забыл Сталин и своего «доброго приятеля» Романа. «Здравствуй, друг, — пишет он Малиновскому. — Неловко как-то писать, но приходится. Кажется, никогда не переживал такого ужасного положения. Деньги все вышли, начался какой-то подозрительный кашель в связи с усилившимися морозами. Нужно молоко, нужны дрова, но... деньги, нет денег, друг. Я не знаю, как проведу зиму в таком состоянии... У меня нет богатых родственников или знакомых, мне положительно не к кому обратиться, и я обращаюсь к тебе, да не только к тебе...»
Он обращался ко всем с одной и той же просьбой: прислать ему денег. 20 марта он написал еще одно письмо Малиновскому. «Месяцев пять тому назад, — писал он, — я получил от одного товарища предложение приехать — переселиться в Питер. Он родом грузин, и ты знаешь его. Он писал, что предложение исходит не от него лично и что, если согласен переселиться, деньги на дорогу будут. Я ему написал ответ еще месяца четыре назад, но от него нет никакого ответа до сих пор. Не можешь ли ты, брат, в двух словах разъяснить мне это недоразумение...»
Однако «брат» Роман не мог... 22 апреля товарищ министра внутренних дел В.Ф. Джунковский поставил председателя Государственной думы М.В. Родзянко в известность о том, что Р.В. Малиновский является секретным сотрудником департамента полиции. «Брату» Роману предложили уйти тихо, без скандала, что он и сделал, исчезнув из Москвы. Потерявшие своего представителя в Госдуме большевики встревожились. Припомнили слухи о его сотрудничестве с полицией и... назначили комиссию для расследования. Словно она могла получить агентурное дело Малиновского, которое хранилось за семью печатями.
Малиновский явился на суд и принялся доказывать свою невиновность. И доказал с помощью... Ленина, который горой встал на защиту своего любимчика. За «недоказанностью улик» с Малиновского были сняты все обвинения, и он как ни в чем не бывало продолжил свою работу в партии. В полиции после всего случившегося на нем, надо полагать, поставили крест.
Во время войны он сдался в плен, вел пропаганду среди русских военнопленных, а Ленин заботливо слал ему в лагерь теплые вещи, чтобы, не дай Бог, не простудился!
Гром грянул после Февральской революции, провокаторство Малиновского было доказано, но и тогда Ленин не поверил (или сделал вид) в его виновность! Мотив был все тот же: партия получила от него несравненно больше!
«Брата» Романа арестуют только после Октября, припертый к стенке, он произнесет на суде весьма неосторожную речь о знавшем о его связях с полицией Ленине и... потребует очной ставки с вождем. Но никакой очной ставки не будет. Да и зачем? Малиновский был отработанным материалом, и его расстреляют с такой поспешностью, словно он мог убежать сквозь стены своей тюрьмы...
Конечно, можно только догадываться о том, что передумал Сталин, когда узнал о заявлении Родзянко и бегстве «брата» Романа. А вот выводы, конечно, сделал. О доверии и вере. И не верил больше никому... Тем временем отношения со Свердловым становились все напряженнее, и в конце концов Сталин переехал на квартиру к Перепрыгиным. По словам Тарасева, «это были сироты без отца и матери, пять братьев и две сестры».
«Со своим товарищем, — писал жене Свердлов, — мы «не сошлись характером» и почти не видимся, не ходим друг к другу...» И это в поселке, где было всего... восемь домов! Вскоре после переезда на новое место жительства у Сталина возник другой конфликт, на этот раз с тем самым стражником Лалетиным, который привез его в Курейку и был поставлен наблюдать за ним. И дело дошло до того, что во время одного из скандалов Лалетин ранил Сталина шашкой.
«Как-то вечером, — вспоминал Ф.А. Тарасев, — мы наблюдали такую картину: жандарм пятился к Енисею и трусливо махал обнаженной шашкой впереди себя, а товарищ Сталин шел на него возбужденный и строгий со сжатыми кулаками. Оказывается, в этот день товарищ Сталин сидел дома, работал и не выходил на улицу. Жандарму показалось это подозрительным, он и решил проверить. Без спроса ворвался в комнату, и товарищ Сталин в шею выгнал этого мерзавца».
Правда, как поговаривали злые языки, «товарища Сталина» Лалетин застал отнюдь не за чтением книг, а совсем за другим занятием. Ведь ни для кого не было секретом, что у Сталина был роман с Лидой Перепрыгиной.
«Ночью, — писал в своей книге Л. Нусбаум, — она прокрадывалась к нему в избушку. Девушка делила с ним ночлег, ей нравился молчаливый мужчина с лицом, покрытым следами оспы... Но отец девушки узнал об этом. Топор, который сверкает в таких случаях, тяжел и остр. Сталин знал об этом очень хорошо. С первым же пароходом, который шел вниз по реке, он покинул Сибирь, но через несколько месяцев он опять был в руках полиции и возвращен на прежнее место ссылки».
В.А. Антонов-Овсеенко шел еще дальше и писал о том, что «во время туруханской ссылки Коба изнасиловал 13-летнюю дочь хозяина избы, у которого квартировал... По жалобе отца жандарм возбудил уголовное дело. Пришлось Джугашвили повенчаться с потерпевшей. Первый ребенок родился на свет мертвым, потом появился на свет мальчик. Документы по этому делу, — продолжал В. Антонов-Овсеенко, — зачитал на заседании Политбюро в 1964 году Серов».
