Ветка сакуры - Овчинников Всеволод Владимирович (книги онлайн txt) 📗

Покрой японского кимоно в основном сложился в VII веке и за минувшие тринадцать столетий лишился своих свободных линий. Однако даже в современном виде кимоно облегает женскую фигуру не для того, чтобы выявить, а для того, чтобы скрыть ее естественные очертания. Широкий пояс с бантом на спине носится значительно выше талии, делая японку плоской спереди и горбатой сзади.

В старом Китае девочкам с малолетства бинтовали ноги, не давая расти ступне. В средневековой Европе женщины добровольно истязали себя корсетами. Японка же стягивает себе не только талию, но и торс, обрекая грудь на участь цветка, сжатого страницами гербария.

Обычай этот ведет к тому, что если в западных странах женщина декольтируется спереди, то японка – сзади. Даже после того, как американская оккупация принесла на японскую почву стриптиз и сделала обнаженное женское тело объектом коммерческой спекуляции, японцы во многом остались верны своим прежним представлениям и вкусам.

Олицетворением женских прелестей у них принято считать затылок, точнее – место, где спина смыкается с шеей. Вот почему наряд гейши с давних времен примечателен тем, что ворот ее кимоно спущен сзади ниже обычного.

Трудно сказать, служит ли бинтование груди причиной или, напротив, следствием обычая привлекать внимание к женской спине. Несомненно, однако, другое: привычка подпоясываться выше талии выгодна японкам с их длинным .туловищем при сравнительно коротких ногах.

Не только внешний облик, но и поведение японской женщины резко меняется в зависимости от того, в чем она одета. В кимоно она всегда строго следует старинному этикету. В платье же она будет держать себя сугубо по-японски лишь при очень официальных обстоятельствах.

И если кимоно мало подходит для современной улицы с ее толкотней и спешкой, то западная одежда кажется столь же неуместной на японке, когда видишь ее в окружении традиционного домашнего быта. Насколько грациозен каждый ее жест в национальном костюме, когда, опустившись на колени, она раздвигает седзи, настолько неуклюжей выглядит она на татами в короткой юбке.

Предсказание, что после войны, оккупации, разрухи японские женщины никогда уже не наденут кимоно, не сбылось. Параллельно обновлению многих форм жизни в послевоенной Японии шел, казалось бы, необъяснимый процесс возрождения национального костюма. Он вернул свои права как наряд для праздников и торжественных случаев. Можно с уверенностью сказать, что кимоно не скоро еще поселится в музеях, по-прежнему оставаясь неотъемлемой частью повседневного быта японцев.

Оные японцы росту среднего и малого, платье у них много схоже с татарским; ходят босые, штанов и портков никаких не имеют; с полуголовы по лбу волосы стрижены и подклеены клеем, назади завязываются кустиком, который торчит кверху, шляпы у них великие, травяные, плоские.

Из донесения капитана бригантины «Архангел Михаил» Шпанбарга, 1739.

Самое чудесное эстетическое творение Японии – не изделия из слоновой кости, бронзы или керамики и не мечи, а женщины из этой страны… Лишь жестко регламентированное общество, где собственное мнение подавлялось, а самопожертвование провозглашалось всеобщей обязанностью; где личность могла расцветать лишь изнутри, но никогда не снаружи, – лишь такое общество могло воспитать подобный тип женщины.

Лафкадио Херн, Япония: попытка интерпретации. Токио, 1904.

По данным министерства здравоохранения, в Японии зарегистрировано более трехсот частных клиник пластической хирургии, которые занимаются главным образом увеличением женских бюстов и подрезанием век, с тем чтобы глаза японок выглядели крупнее. В Токио есть клиника, которая ежегодно «европеизирует» 18 тысяч пар глаз и накачивает жидкий парафин в 5 тысяч бюстов. О доходности подобного бизнеса можно судить по тому, что один хирург был недавно привлечен к судебной ответственности за уклонение от уплаты налогов на сумму в сто миллионов иен.

Сообщение агентства Киодо, сентябрь 1968.

Гейша

Есть ли в японском языке слово, которое было бы так же хорошо известно за пределами страны и рождало бы образ столь же типичный для представлений иностранного обывателя о Японии, как слово «кимоно»?

Есть. И слово это – «гейша».

Общеизвестность этою термина, однако, отнюдь не рассеивает множества неправильных представлений о его существе.

В буквальном переводе слово «гейша» означает «человек искусства». Гейша – это искусница; искусница развлекать мужчин, причем не только уменьем петь и танцевать, но и своей образованностью. Приравнивать гейш к продажным женщинам было бы так же неправомерно, как отождествлять с таковыми актрис вообще; хотя, с другой стороны, звание гейши само по себе но может служить удостоверением добродетельного нрава.

Следуя девизу «всему свое место», японцы с незапамятных времен привыкли делить женщин на три категории: для домашнего очага, для продолжения рода – жена; для души – гейша с ее образованностью и, наконец, для плоти – ойран, роль которых после запрещения открытой проституции взяли на себя теперь девицы из баров и кабаре.

Вечер, проведенный с гейшами, – это, конечно, памятное событие, хотя, как правило, оставляет иностранца несколько разочарованным. Именно такое чувство осталось и у меня, хотя впервые познакомил меня с гейшами мэр города, который славится на всю Японию своими красавицами.

В конце ужина появились три «искусницы», две из которых были чересчур молоды, а третья чересчур стара. Яркость их наряда, старинные сложные прически, а особенно толстый слой грима, превращавший лица в безжизненные белые маски, – все это резало глаза, казалось нарочито театральным, неестественным.

Девушки рассказали, что им пошел шестнадцатый год и что обе они лишь несколько месяцев назад внесены в официальный список гейш, который ведется в каждом японском городе, где есть чайные дома. Одна из них грациозно налила мне сакэ и не менее поэтично разъяснила изречение, написанное на фарфоре. Чтобы не остаться в долгу, я написал начало одного из четверостиший Бо Цзюй-и, и она тут же добавила две недостающих строки с такой уверенностью, будто этот китайский поэт, живший более тысячи лет назад, был ее соотечественником и современником.

Продолжить поэтическое состязание нам не удалось, так как из угла забренчал семисен. [4] Повинуясь этому сигналу пожилой гейши, девушки вспорхнули из-за стола и исполнили церемонный танец, наверное, еще более древний, чем строфы, которые мы только что писали. После этого все трое встали на колени, отвесили поклон, почти касаясь лбами пола, и скрылись за дверью, пробыв с нами в общей сложности не более получаса.

– Как, и это все? – Если я не выразил свое недоумение вслух, оно, наверное, было написано у меня на лице, потому что хозяин его заметил.

– Даже многие японцы, – сказал он, – шутят сейчас, что приглашать гейш так же глупо, как заказывать шампанское в баре. Пьян с него не будешь, но зато дашь понять гостю, что готов ради него на любые расходы.

– Вечер с гейшами, – любил повторять знакомый журналист-итальянец, – это не более как церковный ужин, приправленный парой анекдотов. Все, что вы там увидите, можно было бы назвать «стриптизом наоборот»…

Действительно, в своем парике и гриме гейша воспринимается скорее как ожившая кукла, чем как живой человек. Турист, который воображает, что увидит в танцах гейш что-то пикантное, глубоко заблуждается. Рисунок их очень строг, почти лишен женственности, потому что танцы эти ведут свою родословную из старинного театра Ноо.

Иногда гейши поют вместе с гостями, иногда играют в невинные застольные игры. Все это время они не забывают подливать мужчинам пива и сакэ, шутят с ними, а главное, смеются их шуткам. На этом какой-либо контакт кончается.