Заложники на Дубровке, или Секретные операции западных спецслужб - Дюков Александр (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
Из перехвата телефонных разговоров вскоре стало известно, что Бараев в это время заявил какому-то своему сообщнику за рубежом: «Мы торговаться не будем. Если выполнят наши требования, мы готовы пойти на контакт. В противном случае мы нажнем на кнопки, взорвем здание. У нас есть пять-шесть снарядов САУ и большое количество пластида Се-4. Сейчас они узнают нам цену Такого даже Гитлер не устраивал. У нас снаружи много камикадзе, которые готовы работать и ждут звонка, около ста камикадзе…» [285]
Около двенадцати часов в здание вошли доктор Рошаль и представители Красного Креста; они несли необходимые заложникам лекарства. Еще ночью, перед интервью с НТВ Бараев обещал Рошалю опустить детей. Тогда родственники заложников, зная, что террористы отпустят лишь детей до 12 лет, несли метрики с исправленными цифрами, а представители оперативного штаба мягко просили признаться, кто исправил, потому что террористы опросили всех детей и составили свои списки, и если они сопоставят цифры, то может случиться страшное… Родственники заложников это тоже понимали, но молчали, надеясь. [286] Метрики не понадобились — террористы в ту ночь попросту не отпустили никого. Отпустят ли сейчас?
Обстановка в контролируемом террористами зале тем временем явно накалялась. Боевики вдруг стали менять место расположения взрывных устройств. «Когда бомбу, находившуюся в девятом ряду, вдруг стали выносить, — вспоминала Татьяна Попова, — сердце радостно екнуло: «Вдруг вообще унесут…» Но ее, обнеся вокруг зала и пересадив народ, установили на этот раз в середине шестнадцатого ряда, прямиком под балконом. На котором тут же возникло какое-то движение… Потом выяснилось, что бандиты сгоняли сидящих на последних рядах балкона людей на первые, к его краю — так, чтобы те оказались непосредственно под бомбой. Подгоняя криками и пистолетами, в партере стали пересаживать людей… ближе к бомбе. Рядом с бомбой, как всегда, уселась тетка Бараева. А мы все — плотным кольцом вокруг нее и охраняемой ею адской машины». [287]
Смысл совершаемых перемещений был ясен абсолютно всем: террористы хотели иметь дополнительную гарантию, что в случае подрыва здания никто из заложников не уцелеет. И яснее всего понимали это заложники. «Договориться с бандитами все равно было нельзя, и войну за один день никто бы не прекратил — мы это прекрасно понимали, — вспоминала потом студентка Татьяна Коплакова, — и молились на наши спецслужбы: «Хоть бы они хоть что-то придумали, и я выжила!»» [288]
Когда в полдвенадцатого из здания вышла группа детей в сопровождении доктора Рошаля и представителей Красного Креста, радости и в оперативном штабе, и вокруг оцепления не было предела. Террористы отпустили восьмерых детей в возрасте от шести до двенадцати лет: семерых россиян и гражданку Швейцарии.
Дети шли парами, взявшись за руки — как на школьной экскурсии. Помощник президента Сергей Ястржембский вышел навстречу, взял за руку одного из мальчиков и спросил, правда ли, что в зале осталась его мама. Мальчик кивнул.
Но больше всего радости, конечно, было у родственников детей. Надежда Панкратова — та самая, которая в ночь захвата в отчаянье пыталась прорваться сквозь милицейское оцепление к зданию ДК и у которой в заложниках оказались дочка и двое внучек, теперь была сама не своя от счастья: по крайней мере, внучки Наташа и Ксюша были теперь с ней! [289]
Девочки рассказали и то, как их отпустили: «Нас вывели в коридор — мы ждали долго, но никто за нами не приходил. Не могли связаться с представителями Красного Креста, чтобы они нас вывели. Мы снова вернулись в зал. Потом нас снова собрали и повели в коридор. И отпустили. Мама с классом остались там» г.
Этот рассказ подтверждал: террористы услышали сигналы российских властей. Конечно, в оперативном штабе прекрасно понимали, что этот поступок будет активно Эксплуатироваться террористами при ведении информационной войны — однако восемь спасенных ребятишек стоили того. В следующий раз, по словам доктора Рошаля, террористы собирались выйти на связь в три часа дня — они явно ожидали новых уступок со стороны властей. [290]
А иностранные дипломаты, так и не дождавшись освобождения свои граждан, стали разъезжаться…
То, что террористы отпустили восьмерых детей, ситуацию не разрядило. Родные и близкие заложников восприняли это как результат проведения ими антивоенных митингов — и, естественно, решили их продолжить.
Новый митинг проходил у здания ДК — так, чтобы террористы могли его видеть. Близкие заложников и оказавшиеся в момент захвата вне здания актеры мюзикла стояли с антивоенными плакатами под моросящим дождем. Милиция оттесняла от них всевозможных зевак и пришедших помитинговать пацифистов; актеры пели партии «Норд-Оста». Время от времени митингующие впадали в истерику. «Нас пытаются запугать, — вдруг начала кричать одна из них, — всех, кто резко протестует здесь против военных действий в Чечне, милиция берет на заметку! Вон тот полковник всем этим руководит!» [291]
Освещение этих митингов прессой было очень странным. Освещая митинги на Васильевском спуске и у захваченного здания театрального центра, журналисты почему-то в большинстве случаев опускали слово «вынужденные», и у постороннего наблюдателя могло создаться впечатление, будто это — инициатива родственников заложников, а вовсе не террористов. С экранов телевизоров и в эфире радиостанций звучали призывы к капитуляции перед террористами, к выполнению всех их требований. Чем руководствовались родственники заложников, говоря это, было понятно, а вот чем руководствовались журналисты, давая все это в эфир — нет.
Поведение большинства журналистов была весьма примечательным — и даже родные заложников видели это и просто ненавидели журналистов. «Когда парню, который стоял на митинге, стало плохо, он прислонился к решетке, женщина-врач кричала «Воды!», а вместо этого первой прибежала телекамера, — вспоминал один из «пишущих» журналистов, — парень взревел: «Уберите камеру!». Они ненавидели нас, потому что мы просили их сказать: как ваше имя, кто у вас там, а нельзя ли повернуть фотографию, камера не берет, а потом толпой отбегали к другому «ньюсмейкеру». И милиция в кои-то веки вела себя человечнее, чем журналисты». [292]
Акцент, делаемый многими комментаторами на национальности террористов, способствовал разжиганию межнациональной розни и понемногу начинал раздражать руководство оперативного штаба. Когда на очередной пресс-конференции генерала Владимира Васильева спросили, все ли террористы — чеченцы, тот сорвался.
— Оставьте такие вопросы при себе, — резко сказал он журналисту — Я же вас не спрашиваю, какой вы национальности. [293]
Допустить межнациональных погромов было нельзя, и власти предприняли ряд мер. Недавнее заявление Владимира Васильева о «жестких мерах» против несанкционированных массовых сборищ было лишь одним из них. Одновременно был ужесточен режим регистрации приезжих в Москве и Московской области; было заявлено, что все лица, не имеющие регистрации, будут срочно депортированы. Это заявление носило скорее декларативный характер: оно должно было показать людям, что власти сами решают вопрос с приезжими, и тем самым, снять угрозу погромов.
В три часа дня президент провел совещание с министром внутренних дел Грызловым и директором ФСБ Патрушевым, где выразил серьезную озабоченность в связи с учащающимися угрозами в адрес чеченцев. [294]«Одна из целей террористов, — сказал Путин, — посеять межнациональную рознь. Чеченцы, как и другие наши соотечественники, защищают интересы России и будущее своей республики. Многие это делают в Чечне, с оружием в руках, а подчас и ценой своей жизни». [295] Действительно, сражавшихся на стороне российских войск и сотрудничавших с ними чеченцев было больше, чем в рядах террористов.
