Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции - Марочкин Владимир Владимирович
И когда я встретился с Юркой, Серёгой и Виктором, я вдруг почувствовал, что мы не только одинаково музыку понимаем, мы и жизнь понимаем одинаково! Что меня притягивало к этим трём людям? Это были люди, которые кроме любви друг к другу ничего другого не испытывали. Ни желания подсидеть или кому-то перекрыть клапан, ни желания стать более популярным, чем кто-то другой, или пробить себя в музыкальной тусовке. Было просто потрясающе здорово быть вместе! Это была абсолютно чистая атмосфера. И это именно то, что я когда-то услышал у The Beatles…»
И как результат вскоре родилась первая песня на русском языке. Она называлась «Осталось немного печали». Следом появились и другие песни, которые немедленно стали популярными: «Баллада о водосточной трубе», «Воспоминания», «Старый крест» и многие другие.
Часто бывает так, что если начинает везти, то везёт сразу на всех фронтах. Тогда «Оловянным Солдатикам» подвалило счастье обзавестись ещё и хорошей аппаратурой. Венгерские студенты, игравшие в институтском ансамбле «Вокс», защитили дипломы. Собираясь домой, они продали своим младшим товарищам комплект усилительной аппаратуры Beag, которая являлась предметом вожделения многих музыкантов.
– Это были «непереносимые» колонки, настолько они были тяжёлыми, – шутит Андрей Горин.
– Зато у других аппаратура была самодельная, – гордо говорит Юра. – А мы уже перешли на фирменные усилители и фирменную акустику. Мы стали самостоятельной единицей…
Тут же понеслись концерты. Музыканты «Оловянных Солдатиков» до сих пор с восторгом вспоминают ту концертную зимнюю сессию 1969/70 года.
«Фактически у нас не было никакого репетиционного периода, – рассказывает Андрей Горин. – Я принёс в башке все песни, которые знал и мог изложить, и зачастую мы их играли на концерте, даже не репетируя. К себе, как к музыкантам, мы предъявляли минимальные требования, потому что и так всё было весело за счёт энергетики, харизмы, любви. Ребята смотрели на меня:
– Что мы сейчас играем-то?
Я говорил:
– Лови! Лови!
Это была хорошая школа!»
«Он иногда даже не говорил, какую вещь будет играть, – подтверждает Юрий Лашкарев. – Я ориентировался по его пальцам: смотрел и шёл за ним».
«В этом, кстати, был элемент, завораживавший нас самих, – говорит Андрей. – Я мог себе даже позволить, чтобы публика меня повела куда-то. Или вдруг мне хотелось сыграть ещё один проигрыш или спеть совершенно по-другому, и, хотя это происходило в процессе концерта, мне в тот момент казалось, что сыграть сейчас надо именно так, а никак не иначе. И они, бедолаги, находились в постоянном напряжении: куда меня понесёт? Но отсюда и лёгкость была! Это действительно было извержение чего-то такого, что происходит сейчас, сиюминутно. И это была постоянная нацеленность на приключение.
Я рискну сказать, что рок-н-ролл, каким он нам достался и каким мы его пытались нести дальше, это музыка любви, а вовсе не зла. Ты только твори! Твори сейчас, раскройся, потому что завтра тебе опять надо будет идти в институт, потом – на работу, а там – и… на кладбище. Поэтому я просто не мог отыграть концерт, не поменяв три майки, мокрые от пота. Мне надо было поднять людей, я не мог видеть безразличные глаза, для меня это всегда было личным оскорблением. Если народ на уши не встал, если не началась всеобщая истерия, я считал это выступление неудачным. Но если был кураж, то мы заводили любые залы.
Когда я был уже достаточно взрослым человеком, я увидел концерт Rolling Stones и понял, за что люблю эту группу! Это – беспрецедентная отдача! И вообще все первачи – это беспрецедентная отдача! И это – сумасшедшая любовь к тому, что ты делаешь…»
Конечно, самые отвязные концерты проходили в родном институте. В МЭИ обожали «Оловянных», потому что не было в Москве другого ансамбля, который мог бы сравниться с ними по посылу, по стёбу, по желанию всех поставить на уши, по исконной любви и доброте, которые кипели внутри музыкантов. И если какой-нибудь местный руководитель пытался остановить концерт – нет, не из-за идеологических причин, а просто потому, что время было уже позднее, – ему довольно веско объясняли, что не надо мешать отдыху студентов.
«И если он приходил закрывать концерт один, без охраны сорока дружинников, – вспоминает Андрей Горин, – то в итоге его находили где-нибудь за унитазом. А так всё было тихо и спокойно…»
… Недалеко от МЭИ, на Солдатской улице, в фойе кинотеатра «Спутник» в мае 1972 года наши герои довольно нервно обсуждали последствия одного приключения.
Незадолго до этого Архангельский горком комсомола пригласил «Оловянных Солдатиков» приехать на гастроли, выступить перед архангельскими студентами и военными моряками из Северодвинска. Поскольку тяга к приключениям жила в крови у всех четверых «Солдатиков», то эта идея была воспринята с колоссальным воодушевлением.
Но как «Оловянные» представляли себе гастроли в 1972 году? Для них гастроли – это просто поездка куда-нибудь на сейшен в Подмосковье. Отыграв концерт, они получали наличными оговорённые двести рублей, ловили машину – и уезжали. Наши герои даже не подозревали, что в те времена официальные гастроли могли организовывать только филармонии, Москонцерт или Росконцерт.
Меж тем архангельские комсомольцы настаивали на поездке, говорили, что в городе все с нетерпением ожидают приезда популярной столичной рок-банды, но за день до отъезда они позвонили и огорошили проблемой: «Вот только билетов у нас нет…» Комсомольцы имели в виду, конечно, билеты из филармонии. «Привезите свои билеты!» – попросили они.
Задним умом понятно, что можно было пойти в ДК своего родного института и, договорившись с дирекцией, взять там билетную книжку с проставленными штампами, печатями и сквозной нумерацией. Но «Оловянные» решили это проблему по-своему, по-современному. Они отправились к своим друзьям-программистам и попросили отпечатать на принтере, на широкой перфорированной ленте 20 тысяч билетов с таким примерно текстом: «Концерт… Ансамбль из Москвы… Цена 1 рубль».
Этот рулон перфорированной бумаги с отпечатанными на нём «билетами» наши герои и вручили ребятам из архангельского горкома комсомола. Те подивились таким нестандартным «билетам», тем не менее пустили их в продажу.
Гастроли прошли феерично. Наши герои с восторгом вспоминали ту поездку.
Сергей Харитонов: «Мы выступали в Северодвинске, в секретном городе, где базируются подводные лодки и куда обычному человеку невозможно въехать. Мы играли там и свои песни, и The Beatles, а матросики-то – все парни молодые, им хочется подвигаться, но старшины с красными повязками сразу же рыкали: „Нельзя!” Но приняли нас там очень тепло. Подарили каждому по тельняшке…»
Андрей Горин: «В зал строем ввели морячков. Они сначала гаркнули: „Здравствуйте!” – а потом расселись по рядам. В первых рядах – адмиралитет, а матросики и курсанты – сзади. Как концерт окончился, они отхлопали, встали и опять же строем пошли на выход».
Юрий Лашкарев: «Мы получили те деньги, о которых договаривались: устроители оплатили дорогу и нам, и нашему „Бигу” и заплатили небольшой гонорар за концерты, которого хватило, чтобы раздать накопившиеся долги…»
Прошёл месяц. Эйфория от гастролей в Архангельск стала постепенно спадать. Наши герои начали готовиться к защите дипломов. И вот тут-то дома у Сергея Харитонова раздался звонок с Петровки, 38, и следователь в довольно жёсткой форме потребовал прибыть к нему для допроса.
– Остальным мне тоже звонить или ты сам всех соберёшь и вы придёте к нам? – спросил следователь и рассмеялся. Его смех прозвучал очень зловеще.
Поначалу «Оловянные» были уверены, что их вызвали на Петровку, 38 из-за того, что они исполнили какую-нибудь недозволенную песню. Но следователь объяснил:
– Ребята, дело не в вашем репертуаре, не в идеологической стороне, тут вы с комсомолом разбирайтесь. У вас другая статья: использование общественных организаций в целях личной наживы. Так что стоимость ваших гастролей составит от восьми лет, а то и больше…
