Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий - Давыдов Даниил Сергеевич (читаем книги TXT, FB2) 📗
– Приходит время разбрасывать камни… возраст уже не тот. Нет, я, пожалуй, не пошёл бы. Да и тебе не советую.
Артём Аршакович явно что-то недоговаривал. Я ломал голову, что именно, но ответа найти не мог.
Как-то, возвращаясь из штаба вместе с ребятами, я снова коснулся темы Колодца.
– Подожди-ка, у меня должен быть телефон Куприна. Если я его не выкинул. Дома гляну, – сказал мне Андрюха.
– Как? Откуда? И ты молчал? – не поверил я своим ушам.
– Да, я сейчас только вспомнил. Нас с Костиком Маклаков отправил после трагедии в больницу, Куприна навестить. Костик не смог тогда поехать почему-то. Я поехал один. И Куприн дал мне визитку. Я погляжу дома. Только он вряд ли что-то расскажет, он и тогда как-то бессвязно в больнице говорил. Ну, может, из-за шока от пережитого.
Вечером мне перезвонил Андрюха и сказал, что телефон есть.
– Только там что-то никто не подходит, – добавил он. – Хочешь – запиши и попрозванивай, может, дозвонишься!
На следующий день, вернувшись из школы, я стал звонить Куприну. Волнение захватывало меня: я не знал его отчества, и мне казалось очень неловким начинать вот так разговор о трагедии с совершенно незнакомым человеком. Послышались далекие гудки, но никто не ответил. Я повесил трубку и, чтобы не волноваться, если вдруг дозвонюсь, решил написать себе шпаргалку.
«Здравствуйте, Александр, – начал я составлять текст будущего разговора. – Меня зовут Даниил, я диггер». Отложив ручку, я задумался: а дальше-то что? «Я знаю, что вы знаете о шахте с водой на Юго-Западе» – это прозвучало бы очевидной глупостью. Или: «Год назад с вами произошла трагедия и у вас в канализации утонул оператор»? – ещё лучше. Любой нормальный человек, услышав такое, просто скажет: «Не звоните мне больше!», бросит трубку и будет прав. Так начинать разговор с режиссёром нельзя. Вот бы Андрюха дозвонился ему. Мало-мальски, а они всё-таки знакомы. Через некоторое время я набрал Андрюху.
– Да, пожалуй, правильно меркуешь, – пошуршав чем-то, согласился он. – Может, и хорошо, что не дозвонился. Ладно, я постараюсь.
Первые несколько дней после этого я чувствовал себя как на иголках. Но постепенно острота новости стала проходить. Впечатления сменялись впечатлениями, один день таял, уступая место такому же похожему дню. Не знаю, все ли чувствовали в школе что-то подобное, или только я так ощущал общеобразовательный процесс, но мне казалось, что школа – это какая-то нескончаемая повинность. Нечто скучное, но необходимое, словно поход к стоматологу. Стоило только прозвенеть звонку, как распахивалась дверь в мир, полный приключений, интересных встреч, знакомств. Но каждое утро, словно прощаясь с приятным сновидением, я вновь вынужден был шагать, чтобы усесться за парту и несколько часов кряду слушать малопонятные и совершенно не интересовавшие меня вещи.
В пятницу, сбежав с последнего урока, я вернулся домой в предвкушении наполненных для меня смыслом выходных в компании моих друзей – диггеров, в штабе Маклакова. Только я переступил порог квартиры, как услыхал телефонный звонок.
– Здорово! – закричал в трубку радостный Андрюха. – Пляши, отец! Дозвонился.
Оказалось, что Куприн не только вспомнил Андрюху, но даже согласился с нами встретиться. В субботу он назначил встречу на двенадцать часов дня.
– А как же штаб? – расстроился я.
– Ну, позвони и скажи, что нас не будет. Выбирай уж, или Маклаков, или Куприн.
Режиссёр оказался стильно одетым мужчиной средних лет. В штанах цвета хаки, с накладными карманами по бокам, я о таких мог только мечтать. В чёрной куртке пиджачного покроя, похожей на военную гимнастёрку, но значительно более нарядную, и в тёмнокрасных низких ботинках с металлическими носами. На серой щетине выделялись аккуратные усы, переходящие в бородку. Они были не сами по себе, а просто обозначены на скуластом лице чуть более длинными волосками. Кривоватый тонкий нос разделял взгляд серых беспокойных глаз как бы надвое. И их хозяин немного по-птичьи, чуть наклоняя голову, поглядывал по сторонам, выпуская в простуженный осенний воздух белые струи сигаретного дыма.
– Здравствуйте, Саша! Как поживаете? Как здоровье? – начал Андрюха, широко улыбаясь и с размахом подавая руку для рукопожатия.
– Спасибо, неплохо, – сухо ответил режиссёр. При этом на его лице не проскользнуло и намёка на улыбку. Он был насуплен и посматривал исподлобья, будто уже хотел с нами поскорее распрощаться.
Я тоже представился, отметив про себя, что, несмотря на первое впечатление, рукопожатие Куприна было достаточно крепким.
– А вам от Артёма Аршаковича привет! – соврал Андрюха. – Обязательно, говорит, Саше огромный привет передавайте. Тоже повидаться хотел, да не смог, дел невпроворот.
– Кто? Что? Какого Артёма Аршаковича? – не меняя выражения лица, переспросил режиссёр.
– Да Задикяна же!
– А, Задикяна… ну, и ему привет. – Докурив и щелчком бросив окурок под колёса автомобилей, режиссёр засунул руки в карманы и, не глядя на нас, сказал: – Ребят, я человек занятой, времени у меня мало, давайте, чего хотели?
– В общем, такое дело. Вот вы искали шахту эту, она пропала. Мы – диггеры, собираем любую информацию о ней. Все люки перевернули там, все коллекторы облазали, шахты нету. Единственное, что нам от вас нужно, – расскажите, как она выглядит, как вы туда попали, почему решили вернуться, когда это всё произошло?
– А, вот оно что! Да я, честно говоря, не думаю, что она куда-то исчезла. Просто мы в тот раз ошиблись коллектором, не туда спустились. Я ошибся. Но думаю, если поискать хорошенько, то можно её найти. У меня есть примерно два часа. Если хотите, мы можем сейчас туда съездить. А по дороге я расскажу как раз все вводные, – говорил он, критически оглядывая нас с ног до головы. – Только вы же сейчас туда полезете?
Мы с Андрюхой переглянулись. И замотали головой. Если бы это было так просто, мы бы туда уже давно залезли. Но уверенность Куприна одновременно и вдохновляла и обезоруживала. Неужели он в самом деле думает, что можно вот так просто взять и спуститься в Колодец трёх рек? В колодец, который не может найти Маклаков, о котором что-то умалчивает Задикян.
Ехать на метро режиссёр категорически отказался. Он подошёл к краю тротуара, поймал машину, и вскоре мы катили из центра по серой, скучной Москве. Начинал накрапывать мелкий дождь. Водитель остановился возле угловатого здания Геологического института. Расплатившись, Куприн вышел на улицу и закурил.
– Я жил здесь одно время, на Волгина, – сказал он, указывая на перпендикулярную улицу. – Вообще у меня с этим районом какие-то поворотные моменты в жизни связаны. Мы тогда с первой женой расстались, а тут у меня ещё родители умерли с разницей в полгода. И вот я тут жил в их квартире. А там, – он неопределённо махнул рукой в сторону пустыря, – там уже с нами позже всё случилось.
Куприн уже не выглядел таким замкнутым. О пережитых событиях он рассказывал, будто был не их непосредственным участником, а сторонним наблюдателем.
– Я же до последнего не знал, что Очеретин погиб. Мне только дня два спустя об этом сказали, в больнице. Я даже помню как – приехал мой друг, Очеретина-то я не очень близко знал, по работе только, привёз водки, а дело под Новый год, я в палате один, всех по домам отпустили. Вот мы пили водку, закусывали снегом с подоконника. Он и сказал тогда. Очеретин полез первым, он должен был меня снизу снимать, как я спускаюсь. Обвязался верёвкой и полез. Наступил в коллектор и упал, я ещё подумал, поскользнулся. Хотел ему помочь, а там на полу – типа проема такого, я провалился и – ногу сломал. Боль сильная, Очеретин молчит, я фонарь выронил, темно, но мне и в голову не приходило, что его унесло, мы же там ходили. Я понимал, что надо на помощь звать, и вот я на одной ноге по лесенке поднялся наверх. Меня от боли даже выключало иногда, я как будто на несколько секунд сознание терял, но поднялся. Стал кричать. Никого. В общем, часа через два только «скорая» приехала. А ещё вот тут колодцы были, прямо туда! – указал Куприн на противоположную сторону улицы.
