Важнее, чем политика - Архангельский Александр Николаевич (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Голос из зала. Артем Карпов, аспирант МГЮА. На сегодняшний день очевидно, что мы наблюдаем кризис традиционной системы авторских прав; технология победила и можно до бесконечности принимать различные драконовские законы, это не поможет. Скачивали, скачивают и будут скачивать. В связи с этим вопрос: по-вашему, как будет решена проблема копирайта? Есть ли перспектива у свободных лицензий и так далее?
Антон Носик. Знаете, была такая книга, называлась «Домострой», и было большое количество подобных книг, описывающих, сколько палок может муж жене всыпать, может ли муж убить свою жену, за какую сумму муж может обменять жену на скотину и так далее. Однако можно констатировать, что в нашей стране, по крайней мере в ее европейской части, давненько уже жену на корову не обменивают, и ни один суд не признает за мужем право убить жену, если она не понравилась ему с утра. Из этого же не следует, что полностью себя изжил и исчерпал институт семьи и брака. Исчерпала себя лишь определенная форма семьи, основанная на бесправии жены и полноправии мужа. Следовательно, исчерпали себя не авторские права. Не идея, согласно которой создатель произведения имеет право жить на результат своего труда, уж никак не меньшее, чем человек, который за это время выточил чушку из чугуна. Эта идея будет действовать, пока мы с вами вдруг не захотим, чтобы никто и никогда на свете больше ничего авторского не создавал. А крах и кризис затронул некую схему ценообразования, которой лет-то совсем немного.
И не надо говорить, что копирайт себя изжил. Изжили себя схемы ценообразования, основанные на глупости и жадности. Есть другие схемы, основанные на признании за автором права получать вознаграждение, никак иначе. И они будут работать. Что до уголовных преследований, то тюрьма должна полагаться пирату, а не конечному пользователю. Тому, кто наживается, тому, кто занимается тиражированием чужих объектов собственности с целью наживы и вступает в конкуренцию, направленную на разорение тех, чьи произведения он тиражирует. Но никакой отмены института авторского права за счет пиратства мы не видим и не увидим никогда.
Голос из зала. Леонид, ГУ-ВШЭ, факультет социологии. По поводу цензуры. Тотальный контроль над интернетом, мне кажется, действительно никому не выгоден, в том числе и спецслужбам. Просто потому, что инет – лучший друг спецслужб; каким другим способом, без особых усилий, можно собрать такую гигантскую аудиторию и узнать, что она думает? Но мне кажется, что технически возможно, а политически неизбежно принятие законов, которые позволят осуществлять избирательную цензуру в интернете.
Антон Носик. Что касается интернета как открытой площадки для спецслужб, то они, конечно, могут теоретически этим пользоваться, но вопрос стоит «а зачем?». То, что делается, относится к области фактологии. То, о чем вы говорите – к области мифологии. Дескать, если в интернете много информации, значит, там шуруют спецслужбы, потому что спецслужбам интересна информация. Тут никакого факта нет. А реальные факты известны. Мы знаем, что начиная с 2002 года ФСБ поставил «отводки» от каждого провайдера, и скачивает больше байт за час, чем может прочитать за сто лет. Значит, эти байты лежат там мертвым грузом – до очередного теракта. Они нарезаются на единицы хранения, из которых потом их нельзя восстановить. Ни прочитать, ни проиндексировать, ни понять, что к чему. То есть практически ни о каком контроле спецслужб речи нет; никто его не видел. Что они свою жену не могут научить щи варить, на это похоже. А на то, что они установили контроль и надо ждать, что где-то там в щелях заблестят их глаза – непохоже.
Голос из зала. Галина Петренко, ВШЭ, факультет психологии. У меня вопрос менее политический. Сейчас такое время, когда многие знаменитые люди заводят блоги, становятся ближе к народу, у пользователей интернета больше возможности пообщаться, написать коммент известному человеку. Но в то же время идет и обратный процесс, когда обычный человек может зайти в интернет и стать известным. А как вы думаете, будут ли российские продюсеры осматривать myspace, появятся ли в России музыкальные группы или писатели, пришедшие из интернета, так же как это происходит, допустим, в Америке?
Антон Носик. Первое имя: Петр Налич; совершенно не надо ждать прихода в Россию mySpace, чтобы стать таким известным. В России это феномен называется ЖЖ, только и всего. Любая Масяня начинается с того, что один человек в одной комнате нарисовал один комикс, который стал артефактом с миллионной аудиторией и попал на телевидение. Узбекский повар, делящийся своими какими-то дедовскими рецептами, становится автором бестселлера ценой по 5 тысяч рублей за экземпляр; книга составлена из текстов его ЖЖ; он открывает свой ресторан в Доме кино. А книжки на основе блогов? Да мало ли какие еще примеры можно привести. Дело не в mySpace, дело в том, что везде, где имеются люди, там есть жизнь, где нет людей, там жизни нет.
Голос из зала. Извините, а Вконтакте и прочие социальные сети конкуренты для ЖЖ?
Антон Носик (сходу, ни секунды не раздумывая). Нет.
Голос из зала. А почему?
Антон Носик. А потому, что «Вконтакте» и «Одноклассники» – это общалки, от человека к человеку. А у ЖЖ две движущие силы, это самовыражение человека – от одного ко многим, и объединение людей в сообщества. Что, поверьте, важно не только для интернета.
Павел Бардин: Фашизм не пройдет?
Павел Бардин – ярко заявивший о себе кинорежиссер нового поколения (год рождения 1975-й). Его фильм «Россия 88», снятый на собственные деньги (пришлось закладывать квартиру), вызвал огромный интерес на «Берлинале» и скандал на кинофестивале в Ханты-Мансийске. Фильму Бардина УЖЕ присудили первую премию, когда раздался звонок из Кремля и организаторам фестиваля пришлось выбирать: или поменять решение, или остаться без поддержки на будущий год. В итоге Бардин получил двусмысленный спецприз.
Дело было не в идеях и не в личности режиссера. И даже не в том, что в подвале у нацистов стоит портрет Гитлера, который они переворачивают, как только приходят посторонние, и на обороте обнаруживается портрет Путина. Дело заключалось в страхе перед непредсказуемой реакцией на фильм со стороны молодежных группировок. Герои – из среды скинхедов, юная банда нацистов; фильм – о назревающей угрозе юного национал-радикализма, снят он в предельно жесткой манере, стилизован под документальное кино, которое снимает один из участников банды. Причем, не желая сводить проблему к «русскому вопросу», Бардин делает этого летописца молодых нацистов – полукровкой; он наполовину еврей. И еще: режиссер не разоблачает своих персонажей, не делает агитку; многие из них вполне симпатичны, просто в головах полный хаос, а спящая в душе агрессия ищет убийственный выход.
Угадан ли новый социальный вектор? Поддается ли болезнь лечению? Как обществу работать с темой национал-радикализма – и в жизни, и на экране? Встреча с Бардиным проходила задолго до того, как на Манежной площади состоялась битва молодых нацистов за «Россию для русских»; битва, в которой не было до конца виноватых, потому что ее участники с их прямолинейным мышлением просто не были в состоянии понять, что проблема не столько в откупающихся от суда чеченцах, сколько в наших, своеродных милиционерах и чиновниках, которые берут у них взятки. Но в воздухе уже веяло грозой.
Зал набит битком; вопрос о выходе или невыходе «России-88» на экраны в тот момент еще не решен; показывают нетиражированную копию. Вместо финальных титров – длинный мартиролог, имена людей, погибших от национальной розни в последние годы.
