Разрыв шаблона - Соловьев Владимир Рудольфович (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
Напомню, какое количество насилия было совершено и какие выступления были связаны с тем, что представителям разных мусульманских общин казалось, будто к ним как-то не так относятся. Вспомните – когда Париж охватил «автомобильный» бунт, потребовались колоссальные усилия, чтобы его остановить. И не исключено повторение в Европе лос-анджелесских событий 1992 года, но уже на совсем другом уровне. А европейская армия и европейские полицейские не сравнятся с американскими. И нет протоколов. И неизвестно, что делать и как с этим бороться. Не случайно в свое время жившая в Америке гениальная итальянская журналистка Ориана Фаллачи написала книгу «Ярость и гордость» – абсолютно неполиткорректный и страшный, но во многом провидческий памфлет.
Необходимо четко понимать, какую опасность несет исламизация Европы. Вот посмотрите: казалось бы, что такое Ливия? Да ничто. Там был страшный диктатор Муамар Каддафи, и Ливию уничтожили. А кто-нибудь обращал внимание на то, какой там был уровень жизни? Кто-нибудь помнит, что в Ливии литр бензина стоил дешевле, чем литр воды? Уровень жизни ливийцев был настолько высок, что в ближайшие 10–15 лет ни одна из стран Африки не сможет к нему даже приблизиться. А главное – при Каддафи со всеми его недостатками Ливия играла роль плотины, которая закрывала Европу от страшной криминальной миграции. Когда эта преграда исчезла, то в Италию, Францию, Германию хлынул поток здоровых, молодых, опасных людей. Опасных настолько, что никак нельзя сбрасывать их со счетов.
Цена человеческой жизни в Африке, к сожалению, совсем другая, чем в цивилизованных странах. И когда африканцы приезжают в Европу и им говорят: «Вы имеете право», – что мы видим? Мы видим, как множество крепких молодых мужчин с непонятным прошлым гуляют по улицам европейских городов и торгуют контрабандой. Они сбиты в стаи и хорошо организованы. При случае не задумываясь пустят в ход оружие. Но они защищены европейскими представлениями о толерантности.
Многие из них мусульмане, притом мусульмане крайне специфического толка – их представление о религии очень далеки от того, что реально написано в Коране. Иными словами, у них свое видение и понимание этих текстов, наложенное на довольно жестокие традиции африканских племен. И вот эти люди попадают в цивилизацию, блага которой они не могут себе позволить законными методами – зато легко могут взять с помощью мачете, автомата Калашникова или угрозы взорвать себя и всех вокруг. И совершается преступление, которого ленивая и благодушная Европа даже представить себе не могла: двое мужчин в Англии публично убивают ножами военнослужащего, причем делают это на камеру, ничего не боясь, практически разделывают его, как тушу, и гордо сдаются властям, понимая, что им за это, в общем, ничего не будет. Все равно же смертной казни в Европе нет.
Ответная реакция общества, конечно, не могла не последовать. И запускается страшный маховик внутренних проблем. Сначала появляется сумасшедший Брейвик, который, по большому счету, является певцом радикального национализма, и призывает убивать всех «понаехавших». Но одним Брейвиком дело не ограничивается. Посмотрите на результаты голосования в Европарламент в 2014 году – какой колоссальный рост представительства правых партий! Поднимается волна недовольства тем, что заполонившие Европу мигранты даже не пытаются ассимилироваться.
Исламские круги реагируют всплеском недовольства и заявляют, что на них давят.
«Вы не хотите жить по закону!» – кричит Европа.
«Зато мы сильнее, чем вы можете себе представить!» – отвечают мигранты, и этот круговорот взаимной ненависти выходит уже на следующий виток. А на следующем витке в процесс вбрасывается хорошо подготовленная, идеологически подкованная и умеющая воевать «затравка» из ИГИЛ. И вот уже к ИГИЛ присоединяются террористические организации во многих странах мира, присягают ему, и выясняется, что ИГИЛ – это скорее идеология, которая распространяется со страшной скоростью, хотя Барак Обама пытается этого не видеть.
Притом это идеология, не лишенная своеобразного страшного обаяния, притягательной силы. А к сильным вообще тянутся люди. ИГИЛ дает простые ответы, говорит о зажравшемся обществе, лишенном справедливости, о двойных стандартах. Они говорят: «Вы так переживаете об отрезанной голове американца – а почему вы не переживаете из-за детей, погибших под бомбежками в Ираке?» И что на это ответить? Ведь те дети были убиты только за то, что оказались в неподходящем месте в неподходящий момент. «Так что же, – говорят нам, – вы хотите, чтобы наши бомбы падали избирательно, а ваши разве кого-то выбирали?»
Когда мы говорим о невиданной жестокости, которую проявляют исламисты, они отвечают: «Подождите, а вы разве забыли о том, как пытали пленных в тюрьмах американские и британские военнослужащие? Что они вытворяли, в том числе и каким сексуальным унижениям подвергали? Вы забыли, как повесили Саддама Хусейна? Вы забыли, как сторонники якобы демократии насиловали перед смертью старика Каддафи?»
Рядовой американец об этом не знает. Он этого не видит. Он не понимает такого отношения к своей стране, потому что верит, что то лицо государства, которое знает он, это лицо справедливости и порядка. Он не понимает, что перед ним – двуликий Янус, и второе его лицо искажено ужасной гримасой. Если угодно, Америка – это доктор Джекил и мистер Хайд. Но, конечно, американцы не являются тут первооткрывателями. Они всего лишь наследуют британскую традицию колониальных времен. Сравните, как должен был вести себя джентльмен в Англии и как он мог вести себя в Индии. Это же абсолютно разный подход.
К чему приводят эти двойные стандарты? Америка говорит: «Жизнь каждого американца свята». А сирийца? А ливийца? А русского? А украинца? «Нет, – отвечают нам. – Здесь важны демократические ценности».
Но подождите – жизнь либо свята, либо нет!
Процитирую один документ (его точно писал не я), который, я думаю, сейчас воспринимался бы с крайним раздражением. Он начинается с интересной фразы: «Когда ход событий приводит к тому, что один из народов вынужден расторгнуть политические узы, связывающие его с другим народом, и занять самостоятельное и равное место среди держав мира, на которое он имеет право по законам природы и ее Творца, уважительное отношение к мнению человечества требует от него разъяснения причин, побудивших его к такому отделению.
Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье».
Это не текст, написанный восставшим народом Новороссии. Это не текст, написанный ливийцами, сирийцами, иракцами. Нет.
Это текст, представленный 28 июня американскому конгрессу. Проект Джефферсона с незначительными редакторскими правками Адамса и Франклина. Было большое обсуждение, и вечером 4 июля декларация была единогласно одобрена и удостоверена подписями президента конгресса Хэнкока и секретаря Томсона. Делегация Нью-Йорка в этих голосованиях не участвовала, так как у нее не было полномочий, и присоединилась только 15 июля.
Подсказка понятна?
После подписания этого исторического документа 4 июля стало национальным праздником в Соединенных Штатах. Правда, случилось это довольно давно – в 1776 году. Документ носит название «Декларация независимости».
А может ли подписаться под этими словами современная американская внешняя политика? Президент Соединенных Штатов, который должен жить в соответствии с Конституцией и Декларацией, может сказать, что в своей внешней политике он руководствуется этими принципами? Кто имеет право решить за народ, что можно, а чего нельзя? Неужели американцы сами не видят эту удивительную гримасу истории – что во многом они начали вести себя точно так же, как британцы вели себя по отношению к ним в те давние времена, в XVIII веке? Неужели они этого не замечают?
