Последняя тайна рейха. Выстрел в фюрербункере. Дело об исчезновении Гитлера - Арбатский Леон (библиотека электронных книг .txt) 📗
Вице-адмирал попал в плен к красноармейцам 3-й армии. Это был вожделенный свидетель из ближайшего окружения Гитлера, который оказался в распоряжении группы Клименко-Горбушина, единственный представитель элиты. Он был первым, кто определенно заявил о смерти Гитлера (ему об этом сказал Геббельс). По словам М. Посельского, именно Фосс и обнаружил труп двойника в противопожарном бассейне — когда его вели мимо, вице-адмирал воскликнул: «Да вот же он!» — и указал на покойника пальцем. По версии же Е. М. Ржевской (более правдоподобной), двойника обнаружил один из генералов штаба фронта, когда группа штабных офицеров и генералов явилась осматривать рейхсканцелярию. Вообще, большое сходство двойника с оригиналом отмечали только советские офицеры и солдаты, знавшие Гитлера по карикатурам Кукрыниксов и Б. Ефимова; немцы же выражали сомнение. Только Фосс убежденно настаивал, что это Гитлер и никто иной. Лишь когда подполковник Клименко обратил его внимание, что на ногах «рейхсканцлера и фюрера германской нации» заштопанные носки, Фосс неохотно признал свою ошибку.
Чем можно объяснить странное поведение вице-адмирала? Для чего ему понадобилось вводить в заблуждение советских розыскников? Ведь при этом он сильно рисковал. Судя по всему, здесь мы сталкиваемся с тем же феноменом, что и в случае шеф-пилота Ганса Бауэра (см. гл. 25): руководствуясь понятием об офицерской чести, Фосс готов был пожертвовать жизнью, чтобы прикрыть бегство фюрера. Никакой другой мотивации для его лжи придумать нельзя; разве что всерьез поверить, будто он не мог отличить двойника от оригинала.
Эпопея с обнаруженным в бассейне «фюрером» завершилась лишь тогда, когда проводивший опознание представитель НКВД в Берлине комиссар ГБ 2 ранга И. Серов вызвал из Москвы бывшего советника посольства СССР в Германии (и будущего посла СССР в ГДР) Смирнова, который и поставил точку в дискуссии между Фоссом и остальными немецкими опознавателями: это не Гитлер. В общем, инсценировка гибели фюрера, представленного в двух экземплярах, была сработана довольно грубо. Для чего это понадобилось СД? Возможны два варианта ответа на этот вопрос: чтобы отвлечь русских от поисков места захоронения настоящего Гитлера (при этом очевидно, что немцы были невысокого мнения об НКВД и СМЕРШе); чтобы русские, разочаровавшись в первых двух эрзац-Гитлерах, которые «лежали на поверхности», легче поверили в подлинность третьего, которого они разыщут с трудом. А если не найдут — тем лучше! На наш взгляд, последняя версия более правдоподобна и лучше согласуется с известными фактами.
Глава 27. А как же Ева Браун?!
Если Евой Гитлеру пришлось пожертвовать, то можно с высокой долей вероятности предположить, что жертва эта не была для Гитлера слишком тяжелой, вопреки мифам об идиллической любви этой пары.
Фюрер был страстно влюблен в себя; эта любовь поглощала все его душевные силы. На сильное чувство к кому-либо еще их не хватало. В жизни Гитлера Ева Браун играла весьма скромную роль. Свои отношения с ней он не афишировал. Считалось, что у фюрера нет личной жизни — всего себя он без остатка отдает Германии.
В отличие от любовницы Муссолини Клары Петаччи, Ева не пользовалась ни почти официальным статусом «первой синьоры», ни влиянием на фюрера и его окружение. Начальник охраны Гитлера генерал Раттенхубер утверждал обратное: Ева Браун играла в жизни фюрера большую роль и имела влияние на него: некоторые из ближайшего окружения Гитлера ее опасались [118]. Однако слишком многие факты противоречат этому. Она никогда не присутствовала на официальных мероприятиях — приемах, парадах, выставках и оперных спектаклях, не сопровождала фюрера в поездках по стране и за рубеж, ограничиваясь скромной ролью хозяйки летней его резиденции в Берхтехсгадене.
Взгляды Гитлера на отношения полов были банальны и примитивны; эмоциональная сторона для него особой роли не играла, и он считал ее значение преувеличенным, а женщину — существом неполноценным: «Мир женщины — это мужчина. Обо всем остальном она думает только время от времени… Интеллект в ее жизни вообще не играет никакой роли» [119]. В этом отношении Гитлер твердо следовал заветам своего кумира — Фридриха Ницше; хотя он не был белокурым, но уж бестией — на сто процентов! Заповедь Ницше: «Если идешь к женщине, не забудь плетку» — он воспринял буквально. Вплоть до 1933 года он не расставался с плетью и носил ее с собой повсюду; когда же главе великой державы стало невозможным представительствовать с плетью в руках, он велел поместить ее в своей машине на специальных держателях [120]. Это был символ его самоутверждения, его воли, которой ничто, по его мнению, не могло противостоять. Вот так, с плетью в руке, он предстал впервые перед юной Евой Браун.
Мы уже цитировали ее дневниковую запись, где она жалуется, что нужна фюреру «лишь для определенной цели» [121].
Камердинер Линге во время пребывания в лагере для военнопленных дал подробные показания об интимной жизни своего шефа. Гитлер многократно изменял своей великой любви, даже в первые годы их связи. Вот цитата из «Застольных рассуждений» Гитлера: «Счастье некоторых государственных деятелей, что они не были женаты: иначе произошла бы катастрофа». (Здесь на полях записи рукой Бормана написано: «Фюрер говорит о себе».) «…К тому же очень мучительно подчиняться воле жены. У меня было бы угрюмое помятое лицо, или я бы перестал выполнять супружеские обязанности. Поэтому лучше не жениться. Гораздо разумнее иметь возлюбленную. Никаких тягот, и все воспринимается как подарок. Разумеется, это относится только к великим людям» [122].
Для простых смертных постановка вопроса иная: «Брак как основа семьи есть залог жизни и будущего народа… Сохранение в чистоте его устоев есть нравственный долг» [123]. Впрочем, если необходимо улучшение расовых показателей некоторых областей Германии, то для этой цели допустимо расквартирование там нескольких подразделений СС, которые быстро улучшат породу. Буквально перед самым концом фюрера осенила еще одна демографическая идея: после войны в Германии будет ощутимый дефицит мужчин репродуктивного возраста, посему следует узаконить двоеженство… [124].
Таким образом, Гитлер считал, что его, как великого человека, связь с Евой Браун ни к чему не обязывает. По крайней мере в одном случае Гитлер был прав: в жизни Евы Браун интеллект действительно никакой роли не играл. Его просто не было. Все содержание ее жизни сводилось к обожанию фюрера: божество избрало ее и приблизило к себе… Миллионы немок отдали бы все, чтобы очутиться на ее месте! Это была еще одна овчарка Блонди в образе женщины. Все мемуаристы, знавшие ее лично, отмечают духовное убожество подруги фюрера. За двумя исключениями: Кемпка [125] и Юнге [126] вспоминали о ней с теплотой. А Линге называет ее «холеной женщиной с кукольным личиком». Вообще же о Еве Браун довольно мало известно — не потому, что она была скромной, скрытной, замкнутой и «засекреченной», а потому, что о ней нечего сказать. Все ее представления о жизни были почерпнуты из пошлых романов и кинофильмов, которыми она увлекалась еще в монастырском пансионе (что губительно повлияло на ее успеваемость). И не удивительно: в лапы к сорокалетнему Гитлеру она попала семнадцатилетней девчонкой, чуть ли не сразу после пансиона и всю жизнь прожила под сенью этой личности, которая ломала, подавляла и подчиняла себе и не таких, как она. Гитлер воспитал ее по-своему: когда ее сестра Ильзе поинтересовалась у будущего шурина причиной гонений на католическую церковь, Ева резко отчитала ее: «Имей в виду: ни слова о политике. Если фюрер когда-нибудь отправит тебя в концлагерь за твой длинный язык, не надейся, что я стану тебя выручать». Ева не запугивала сестру. Это была ее принципиальная позиция. Когда 27 апреля 1945 года фюрер приговорил генерала Фегеляйна к смертной казни за попытку дезертировать, он послал верного человека к Еве Браун, умоляя ее повлиять на фюрера и склонить к помилованию. Гитлер колебался: Фегеляйн был его шурином. Кроме того, в боях при подавлении Словацкого восстания он получил Рыцарский крест… Но посланцу осужденного не удалось пробиться к Еве Браун: на пути его встала камеристка, которая сослалась на приказ хозяйки не беспокоить ее — фрейлейн Ева легла спать… (описание этого эпизода содержится в показаниях Линге; протокол его допроса представлен на выставке). Некоторые источники утверждают, что именно фрейлейн Браун настояла на утверждении Гитлером смертного приговора. Она обвинила мужа сестры не в дезертирстве, а в измене — он намеревался выдать фюрера русским, чтобы единственным повелителем Германии стал Гиммлер. Фегеляйн — напомним — был представителем рейхсфюрера СС в ставке Гитлера.
118
1
119
15
120
10
121
13
122
15
123
15
124
13
125
10
126
17