Бандитский Петербург - Константинов Андрей Дмитриевич (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Карабас не шутил. Он вертел в руках полупустой фужер, смотрел куда-то поверх моей головы и мыслями был далеко в «грядущем». Я усмехнулся, и Карабас вернулся в день сегодняшний.
— Понимаю, о чем вы подумали, — сказал он. — Нет, я не имею в виду себя лично — не настолько я тщеславен. Я говорю о всем явлении в целом. Нынешний бандитизм в России переходного периода от социализма к капитализму — это не примитивная уголовщина, в чем пытаются уверить обывателей наши оппоненты из ментовки. Это сложное и интересное социально-экономическое явление — между прочим, объективное, как любая историческая закономерность… А что касается личностей… В США сейчас вышла книга — «История американской преступности» — настоящий бестселлер! Не читали? Я пришлю вам экземпляр… Может быть, когда-нибудь нечто подобное выйдет и у нас — и это тоже будет безумно интересно! Вот только кто будет ее писать? Я лично опасаюсь однобокого, предвзятого подхода, ведь большинство пишущих на криминальные темы получают информацию из милиции, а ее вряд ли можно назвать абсолютно объективной. Нас часто изображают этакими тупыми монстрами, которые выжигают деньги из людей утюгами и паяльниками…
И Карабас пустился в долгие рассуждения, суть которых сводилась к тому, что все — люди, в том числе и бандиты, поэтому и среди них бывают хорошие и плохие, честные и подлые, трусливые и смелые, жестокие и добрые, жадные и щедрые. Карабас приводил многочисленные примеры, которые должны были подтвердить его слова, правда, там, где нужно было назвать кличку или имя, он, с небольшой паузой, говорил: один человек или другой человек. «Человеками» Карабас называл исключительно бандитов, говоря же о бизнесменах, употреблял словосочетания — один барыга или другой барыга.
Я начал уже немного уставать от разговора, который на самом деле был практически монологом, как вдруг Карабас, рассказывая о методах получения денег с должников, произнес следующее:
— Лично я — против физической жестокости. Всегда есть другие методы. Например, моих должников никто не пытает и не мучает, если они не могут отдать долг, их просто доставляют в мое имение, где они отрабатывают то, что задолжали. На селе рабочие руки — большой дефицит.
Я стал расспрашивать его об этом подробнее, но Карабас неожиданно замкнулся, свернул беседу, и мы распрощались, договорившись о том, что этот разговор будет не последним.
Все последующие встречи я возвращался к теме Карабасовского имения и трудящихся там должников, но он особого энтузиазма не проявлял, пока однажды, махнув рукой, не сказал в сердцах:
— Да что ты прицепился ко мне с этой фермой? Что да как… Поехали со мной туда на выходные, сам все и увидишь!
Может быть, он сказал это погорячившись. Может быть, считая, что я откажусь от поездки. Но я согласился. Правда, от момента его приглашения до самой поездки прошло почти полтора месяца — то у него возникали срочные дела, то барахлила машина, то еще что-то. Мне казалось, что Карабас сам не рад тому, что меня пригласил, а время тянет, чтобы на его ферме все успели привести в то состояние, когда можно было бы без опаски пустить туда журналиста. Наконец он позвонил мне в одну из пятниц:
— Завтра я еду на ферму. Поедешь?
— Конечно!
— Я буду у твоего дома в шесть утра.
На следующее утро вишневый «мерседес» стоял у моего подъезда. Карабас сидел за рулем, на сиденье рядом с ним расположилась красивая женщина.
— Моя жена — Андрей, — представил он нас друг другу.
Я спросил, далеко ли нам ехать.
— Километров четыреста, часа за четыре доедем.
— Это по нашим-то дорогам?
Карабас хмыкнул.
— Все ругают наши дороги, а ругать надо наши машины, — сказал он, любовно поглаживая руль «мерседеса».
Мы отправились в путь. Когда проехали километров сто, Карабас повернулся ко мне и предложил:
— Ты ляг, поспи.
— Да я не хочу…
— А ты все равно ляг, — и я понял, что он не хочет, чтобы я запомнил дорогу. Машина поворачивала, петляла, негромко играл магнитофон…
— Просыпайтесь, подъезжаем, — потрясла меня за плечо супруга Карабаса.
Я сел. Карабас обернулся ко мне, потом высунул руку из окна и довольным голосом сказал:
— Кому принадлежат эти поля и леса? — и ответил сам себе: — Маркизу Карабасу! А вот и мое имение.
Имение Карабаса представляло собой хутор, стоящий на небольшой возвышенности. Очень большой дом, служебные постройки, баня, сад и просторный загон для скота. Вокруг дома натянута толстая стальная проволока, к которой цепями пристегнуты два огромных волкодава. Волкодавам это позволяло ходить вокруг всего хутора. Перед домом стоял небольшой красный трактор.
Из избы вышли четверо мужчин, трое еще не старых и один седой и колченогий.
— Батюшки, приехали! А мы уж и не ждали! Радость-то какая! — запричитал колченогий. В бурных проявлениях его «радости» чувствовались фальшь и испуг.
— Режь барана, — коротко бросил Карабас, проходя в избу. Молодые в это время удерживали рычащих волкодавов.
— Барашка-то нетрудно, сей момент, но, может быть, и не надо? Вечером Иван лося подстрелил, сейчас котлеток навертим, печеночки поджарим? А? Баньку, баньку-то истопить? — суетился колченогий.
Карабас вопросительно взглянул на меня и сказал:
— Бани не надо, времени мало. А лося готовьте. Браконьерите?
— Почему это браконьерим? Он на нашей земле был. Иван его у самой избы завалил…
Все увиденное и услышанное живо напоминало кадры из какого-то полузабытого кинофильма — «барин приехал»!
Изба была большой — как бы две просторные горницы, в одной — три кровати, в другой — пять. Чувствовалось, что женщин в избе практически не бывает, вроде бы и чисто, а нет того уюта, который создают за полчаса женские руки…
— Ну вот, располагайся, — сказал Карабас, садясь за стол. — Это мое имение. И все вокруг — докуда глаз хватает — моя земля. Фермерское хозяйство.
— А эти люди… Это и есть должники?
— Нет, это мои постоянные работники. Хромой-то, кстати, раньше оперным певцом был, пока ему ноги не перебили… Его тут ходить заново учили, от алкоголизма вылечили… А Ваня, который лося подстрелил, он раньше в Питере ночным «шашлычником» работал, знаешь, на улицах стоят такие? Вот и он стоял так, пока однажды «одного человека» собачиной не накормил. Тот шашлык дожевал и за будку по нужде завернул — а там собачья шкура лежит… Теперь вот Ваня здесь…
— А какие работы выполняют должники? Они ведь люди городские, к сельскому труду не привыкшие…
— Простейшие навыки они здесь получают быстро. Уход за скотом, вскапывание грядок — ничего сложного.
— Родные, близкие их не беспокоятся, не ищут?
— Они, как правило, предупреждают родственников. Перед ними выбор невеликий — либо продавать все имущество, либо поработать здесь.
— Бежать отсюда не пробовали?
— Это невозможно. Отсюда не убежишь.
— А в милицию никто не обращался?
— Мы с этим не сталкивались.
— Ну а каков сам механизм списывания долга? Сколько должник может отработать в месяц?
— Долларов 30-40. Смотря как работает.
— Тридцать-сорок?! А если долг большой, ему что, всю жизнь здесь горбатиться?
— Так и должники-то кто? Спекулянты мелкие, матрешечники, фарца разная… Ты думаешь, у них долги большие? У кого сотня баксов, у кого двести. А те, у кого долги большие, у них всегда можно натурой долг взять. Да и зачем же бизнесмена от бизнеса надолго отрывать? Он перестанет бизнесменом быть. Другое дело, привезти его сюда для краткосрочной изоляции, так у нас для этого своя темница есть, тюрьма подземная, зинданчик. Пойдем покажу…
Карабас откинул люк в полу — вниз уходила деревянная лестница.
— Залезай, посмотри…
Я начал спускаться. Погреб был довольно глубоким, по крайней мере я мог в нем выпрямиться, не боясь удариться головой. Оглядеться не успел — Карабас захлопнул люк, и я остался в полной темноте. Стало как-то холодно и, если честно, страшно. В голову полезли разные нехорошие мысли. Но я успокаивал себя тем, что, видимо, Карабас решил пошутить. Пошутит и перестанет… Стал ощупывать руками стены погреба. В одном углу наткнулся на деревянный топчан. Провел рукой по стене — звякнул металл. В стену, обшитую досками, была вбита цепь, заканчивающаяся металлическим ошейником…
