Дело вкуса - Кассиль Лев Абрамович (книги полностью txt) 📗

Пусть на меня не сердятся те, кому я, возможно, наступаю на любимую мозоль, но начну я тут с самого обидного…

Несколько лет назад я выступал в одном из подмосковных клубов с лекцией о воспитании хорошего вкуса. Едва я кончил, на эстраду посыпались со всех концов зала записки.

Спрашивали о многом: Что такое бульварная литература? Как воспитать любовь к серьезной музыке, как научиться понимать ее? В чем проявляется мещанский вкус?

Я пытался коротко, в развитие тех мыслей, которыми руководствовался во время лекции, отвечать на все записки.

Но вот, развернув одну из них, я прочел:

«Дорогой товарищ писатель! Вы очень хорошо говорили о том, как вреден плохой вкус и к чему он ведет. Но не совестно ли вам самому говорить о борьбе за хороший вкус в этом зале? Вы хотя бы огляделись сначала! Можете попросить включить свет, чтобы рассмотреть всю „красоту“.

Я, признаться, был несколько озадачен. Но по неосторожности уже прочел записку вслух. И какой хохот, какие веселые аплодисменты были откликом зала!..

И тут я решил последовать совету автора этой колючей записки и действительно огляделся вокруг. Бог ты мой!

С какой нескромной претензией на крикливую роскошь, с каким разудалым, но дешевым великолепием были оформлены и эстрада, на которой я только что читал свою лекцию о хорошем вкусе, и зал!.. Какие-то жирные и витиеватые разводы были намалеваны на стенах и потолке зрительного зала. Совершенно не вязавшиеся с этой пестрой росписью тяжелые портьеры из тисненого бархата и толстенные ламбрекены, имевшие уже другой, самостоятельный цвет, одинаково враждовавший как со стенами, так и с портьерами, теснили своими складками входы в зал.

Огромная люстра, составлявшая, очевидно, предмет гордости клубных хозяйственников, странным образом сочетала целые гроздья обнаженных электролампочек, напоминавших виноградную кисть, с какими-то подстаканниками, из которых торчали лампочки-миньон, очевидно, предназначенные для электрических свечей. А в простенках между входными дверьми были укреплены вместо бра странные лампионы, которым, может быть, и нашлось бы подходящее место на перроне большого вокзала, но никак не в зрительном зале небольшого рабочего клуба. Ко всему еще, когда я, вняв совету автора записки, попросил включить свет в зале, обнаружились в желтых, очевидно, пытавшихся выглядеть золочеными, толстых, как туловище удава, рамах, с позволения сказать, картины — разухабистые копии васнецовских «Богатырей» и шишкинских «Сосен». Эти шедевры ремесленнической, равнодушной подделки были развешаны на расписных стенах зала.

Что же мне оставалось делать?..

Пришлось честно признаться, что я в своих горячих требованиях соблюдать во всем добрый вкус выглядел, должно быть, очень смешным и нелепым на фоне всего этого базарно-мещанского великолепия. Я видел, что за моей спиной, за столом президиума, где сидели руководители клуба, началось что-то напоминавшее панику в бане, где начался пожар… Но настроение у меня было не такое, чтобы спасать тех, кто насаждал это «великолепие». Напротив, мне, признаться, очень хотелось пригвоздить их к «позорному столбу», да покрепче.

Уж где-где, а в клубе, рабочем, колхозном, вузовском, безвкусица нетерпима. Говорят: «не красна изба углами, а красна пирогами». Но самая прекрасная духовная пища придется не по вкусу, если там, где ею угощают, что ни угол, то безобразие.

Я предвижу, что мне возразят: «Не везде достанешь сразу хорошее оформление, изящную мебель, приятные для глаз драпри, добротные картины, чтобы оформить клубные помещения, и не всегда достаточно для этого средств. Что же, прикажете вообще ничем не обставлять клуб?»

Я уже не раз слышал эти ставшие привычными отговорки. Пошлость, мол, возникает «от бедности». От какой бедности, достопочтенные товарищи-украшатели?! Чаще всего — от бедности ума, от скудности культурной, от нищеты эстетических представлений. Конечно, посетителю хочется увидеть клуб, в который он пришел, уютным, располагающим к тому, чтобы удобно и приятно провести в нем время. Но, честное же слово, уверяю вас, никто не будет особенно гневаться, если хорошую кинокартину, интересную лекцию, толково организованный концерт он будет воспринимать в помещении, не претендующем на салонный шик, однако умно оборудованном, оставляющем общее впечатление чистоты, разумной простоты и строгого, непритязательного изящества.

Погоня за броской роскошью была характерна для многих клубных деятелей периода культа личности. Они считали, что клубы, дома культуры должны прежде всего поражать посетителей своим внешним «великолепием», убеждать его в том, что мы живем очень богато и красиво.

Давно уже осуждены эти жалкие потуги на «шик», на всякие купеческие излишества.

Всем известно знаменитое высказывание К. С. Станиславского, утверждавшего, что театр начинается с вешалки.

То есть благотворное, воспитательное влияние театра, его культурно-эстетическое воздействие зритель должен ощущать уже с того момента, как он переступил порог театрального здания. Чистота, радушный уют, внимательное обслуживание, вежливость в гардеробе, заботливая отзывчивость всего персонала, начиная от билетерши, предлагающей вам программку, и кончая официанткой в буфете, — все это должно создавать особую атмосферу, напоминать о подлинном внутреннем духе учреждения, куда люди приходят, чтобы встретиться с прекрасным в искусстве.

Так и в доме культуры и в любом нашем клубе, от большого рабочего дворца до маленького красного уголка при ЖЭКе, воспитание начинается с порога. И, значит, огромную роль играет здесь сама обстановка, убранство в помещении, предметное оформление его. Надо гнаться не за пустопорожней и фальшивой роскошью, а за культурным уютом, пусть скромным, но подлинным удобством, за красотой, не бьющей в глаза, за всем, что действительно радует глаз, а не насилует внимание давно всем примелькавшимся и надоевшим шаблоном, дурным стандартом, говорящим, как правило, о равнодушии устроителей, об отсутствии у них живой заинтересованности в деле.

Однако, разумеется, сама по себе одна обстановка ничего еще не решает. Всякому понятно, что воспитание чувства прекрасного может обеспечить лишь внутреннее содержание культурно-просветительной массовой работы. И так как мне приходится часто бывать во всевозможных клубах, дворцах и домах культуры, я позволю себе подсказать коекакие формы работы по воспитанию хорошего вкуса, хотя, возможно, ничего особенно нового не предложу.

Вот, например, один из первых вопросов, обычно задаваемых аудиторией в беседах об эстетическом воспитании, — вопрос о музыке. Слушатели, молодые и пожильге, чувствуют, что умение воспринимать большую, серьезную музыку, наслаждаться и радоваться ею свидетельствует о развитом вкусе. Но многие чистосердечно признаются, что серьезная, скажем, симфоническая музыка кажется им скучноватой, не совсем понятной.

Как важно вовремя и увлекательно раскрыть перед клубной аудиторией красоту и волнующий смысл драгоценных сокровищ русской и мировой музыкальной культуры, Стоит пригласить человека, искренне любящего музыку, увлекающегося ею, знающего суть, содержание, самый сокровенный дух того или иного музыкального произведения, и пусть он, скажем, проведет цикл музыкальных вечеров, уде его интересные рассказы будут как бы положены тотчас же на музыку, исполняемую хотя бы в фортепьянном переложении, если нет возможности дать послушать в клубе партитуру в оркестровом исполнении. А можно для этого использовать с успехом грамзапись.

Как важно мобилизовать интересы, внимание и эсгетические требования посетителей клуба, проведя, например, обсуждение интересного кинофильма после его просмотра.

Клубная библиотека может повести большой и всех волнующий разговор о воспитании художественного вкуса через книгу. Ведь читательский вкус, в конце концов, определяет вкус общества. Однако речь должна идти не только о познавательной стороне литературного произведения, но и о его эстетической ценности, то есть о художественЕюй стороне книги. Это очень важно, так как у нас часто общественный разговор о том или ином литературном произведении исчерпывается главным образом примитивным сличением всевозможных жизненных фактов с поступками литературных героев и событиями, описанными в книге.