Анонимная война. От аналитиков Изборского клуба - Кобяков Андрей Борисович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Поиск адекватных и активных ответов на данный девиационно-деградационный сценарий становится судьбоносной задачей.
Революции 2.0 вспыхивают все в новых и новых точках. В то же время с повестки дня не снимается, а лишь усугубляется фундаментальный кризис современной финансово-экономической парадигмы, который означает подрыв нынешней системы глобального господства, построенного на монополизации мирового долларового печатного станка и экспоненциального наращивания ничем не обеспеченной денежной массы и финансовых суррогатов для затыкания все углубляющихся долговых дыр. Банкротство этой системы неумолимо приближается. Поэтому есть все основания ожидать продолжения прежней практики в геополитике: произвольного провозглашения стран – непокорными (rogue), правительств – нелегитимными, политиков – тиранами, которые «должны уйти». Можно ожидать продолжения практики как информационно-технологических операций (кибервойны), так и информационно-психологических атак, и гражданских войн в случае «злостного неповиновения» – поскольку эта практика не встречает должного противодействия.
Что же мешает как правящим классам, так и населению государств, вовлекаемых в водоворот глобализационного передела, в игру без выигрыша, осознать тот факт, что навязываемая «единственно верная» мировая парадигма не несет миру ничего, кроме бедствий?
Мы усматриваем в этом парадоксе три причины. Во-первых, как кибероперации, так и информационно-психологическая агрессия (от единичных вбросов до массированных кампаний) – лишь элемент непрерывно продолжающегося идеологического противоборства, в котором мишенями служат не только государства, но и цивилизации. Это доказывается направленностью как перманентной пропаганды, так и атак (ударов): объектами «обработки» становятся политический класс, духовенство, научное сообщество, юстиция, пресса, профессиональные, социальные и этнические группы. Доминирование вышеназванных «единственно верных» формул создает эффект «критической массы лжи в пространстве», нарушающий способность отличать «свое» от «чужого». Во-вторых, так называемые общечеловеческие догмы лишь частично распознаются как вторжение в собственный мир (например, насаждение гендерных прав в православных и мусульманских странах), в то время как другие элементы той же догматики встречают позитивный отклик, поскольку созвучны ценностным установкам (свобода самовыражения, равенство, здоровье, комфорт). В-третьих, повсеместное распространение информационных технологий (интернетизация и «сетевизация»), особенно в «экономиках услуг», меняет не только потребительские стереотипы, но и само формирование и развитие человека.
Исходя из принципа «предупрежден – следовательно, вооружен», мы считаем необходимым: а) заполнить пробелы осмысления тех эпизодов истории ХХ века, когда постиндустриальная парадигма была внесена в мировую повестку дня, б) рассмотреть особенности и уязвимые места «общества сетевой культуры 2.0», в) внести важные дополнения в понимание субъекта и инструментария современного идеологического противоборства. Эта постановка задач соответствует подходу Изборского клуба (доклад «По ту сторону “красных” и “белых”»): описав борьбу двух идей в России, мы переходим к характеристике той системы взглядов, которым обе идеи противопоставлены; сделав вывод о необходимости единой концепции войны, мы переходим к детализации современного глобального противоборства – поскольку лишь получив представление о нем, мы сможем выстроить стратегию самозащиты и найти союзников в противостоянии врагу.
1. Феноменология нового бунта
1.1. Общие характеристики
«Эпидемия» протестных движений, начавшаяся в январе 2011 года так называемой «арабской весной», имела существенные отличия от цепи «цветных революций» 1999–2005 годов. Во-первых, возгорание массового бунта не было обязательно приурочено к выборам; во-вторых, символика была не индивидуальной, а единой; в-третьих, вожди «революции социальных сетей» не сменили свергнутых «тиранов», а стали «калифами на час». Еще одним отличием «эпидемии революций» стало распространение массовых протестов не только в другие регионы третьего мира, но и в страны Запада. Это усиливало впечатление в мировом, особенно молодежном общественном мнении, что новый бренд революций – это спонтанное, «анонимное» выражение протеста, а не продукт единого внешнего замысла.
По масштабу, политическим и экономическим последствиям протестные кампании неравнозначны. В тех странах Ближнего Востока, где рухнули прежние режимы и воцарилась либо старая оппозиция, либо вооруженные группировки и племена, новая власть неустойчива, прибыльные отрасли потеряли инвестиции, резко снизились доходы государств и вместе с ними – ранее планировавшиеся проекты развития, а «долговая петля» усугубила внешнюю политическую и экономическую зависимость. Бунты в Афинах, Лондоне, Дублине, затем серия массовых кампаний под логотипами Occupy (США, Великобритания, Ирландия, Израиль, Турция) или Indignados (Испания, Мексика) играют роль эффективного катализатора или модулятора легального политического процесса: на одних политиков оказывается давление, другие получают «фору». Наконец, те же социальные сети, через которые распространялись вышеназванные протесты, создают в странах ЕС «новорожденные» легальные партии, переписывающие политическую карту этих стран. В Италии эффект «палки в колесах», произведенный новоиспеченным движением «Пять звезд» комика Беппе Грильо, сопоставим по политическим и экономическим эффектам с кризисом 1992 года.
В то же время, при всей неоднородности масштаба и эффекта, все вышеназванные протестные движения имеют общие признаки:
а) преобладание безработной молодежи и фрустрированного кризисом среднего класса в протестной массе,
б) беспрецедентно быстрое распространение,
в) использование организаторами социальных сетей, г) отсутствие иерархии («революция без вождей»),
д) вовлечение интеллектуалов-гуманитариев, иногда в качестве «знаменосцев» (Алаа аль-Асвани в Египте, Майкл Мур и Наоми Кляйн в США и др.),
е) интернационализация революционных брендов.
Мобилизующие стимулы массовой активности также универсальны; в медиасреде воспроизводятся сходные мифологемы, рассчитанные на трансляцию простых эмоций:
а) социальной зависти – версии о несметных богатствах лидера-мишени, его семьи, окружения и (или) правящей политической структуры;
б) отвращения – о поведении лидера-мишени, несовместимом с декларируемыми убеждениями и бытовой моралью;
в) презрения – о недостойной личной зависимости от родственников, спонсоров, о позорном бегстве с награбленным, о постыдной болезни;
г) этнорелигиозного гнева – о скрываемом происхождении лидера-мишени, о его зависимости от исторически и культурно враждебной общности или государства;
д) ненависти к опорным институтам режима («машине репрессий»).
Общие признаки имеет и семантическая (знаковая) сторона протестных действий:
а) сквозные символы, внушающие противнику угрозу неопределенностью (анонимностью) наступающей стороны и непредсказуемостью ее действий: маска Гая Фокса, знак вопроса вместо лица);
б) сквозной образ раскрепощения ранее длительно подавленных побуждений (гражданских, экспрессивно-личностных, сексуальных) – распускающийся цветок, вьющаяся лента (strip), мажорные цвета и образы, ассоциируемые с весной, расцветом;
в) статические и динамические эпатажные образы вызывающего и оскорбительного характера, выражающие презрение и отказ от подчинения;
г) образная семантика, «славящая» инструменты возбуждения, радикализации и массовой активности – слово EGYPT, составленное из логотипов IT-компаний;
д) сквозная сигнальная семантика – наименование движений по датировке первого успешного выступления (с созданием ореола мучеников вокруг пострадавших), названия акций и ритм их чередования.
Главы государств и правительств, ставшие объектом нового бунта, угадывают в его организации роль спецслужб мировых держав. Действительно, связи организаторов с внешними или наднациональными центрами влияния повсеместны, и это еще одна общая черта описываемых событий. Однако предпринимаемые в ответ административные меры чаще дают незначительный и временный эффект, поскольку новый бунт – нечто большее, чем просто цепь подрывных операций. Ставки «революции 2.0» выше, чем в обычной конкуренции держав и ведомств; они бросают вызов не лицам и структурам, а ценностям и смыслам, составляющим фундаменты цивилизаций. И следовательно, адекватный ответ на него может быть только системным, смыслозащищающим и смыслостроительным.
