«Адольф» Бенжамена Констана в творчестве Пушкина - Ахматова Анна Андреевна (книги txt) 📗
В связи с высказыванием Пушкина о метафизическом языке «Адольфа» особый интерес представляют его собственные пометки на полях романа Б. Констана. Против отчеркнутых слов (в письме Адольфа к Элленоре): «Je me precipite sur cette terre qui devrait s'entr'ouvrir pour m'engloutir a jamais; je pose ma tete sur la pierre froide qui devrait calmer la fievre ardente qui me devore» [«Кидаюсь на землю; желаю, чтобы она расступилась и поглотила меня навсегда; опираюсь головою на холодный камень, чтобы утолил он знойный недуг, меня пожирающий…» (с. 21)] Пушкин написал: «Вранье».
Гиперболическая риторика этой фразы воспринималась Пушкиным как нарушение «стройности» метафизического языка, и эти ламентации в духе «Новой Элоизы» Руссо должны были казаться фальшивыми в устах светского соблазнителя.
Второй пример любопытен как случай редактирования Пушкиным романа Б. Констана и относится к одному из рассуждений Адольфа о раздвоенности человеческой личности, о которых я говорила выше. В отчеркнутой фразе: «et telle est la bizarrerie de notre coeur miserable que nous quittons avec un dechirement horrible ceux pres de qui nous demeurions sans plaisir» [«Таково своенравие нашего немощного сердца, что мы с ужасным терзанием покидаем тех, при которых пребывали без удовольствия» (с. 36)] слово «plaisir» (удовольствие) зачеркнуто и на полях написано — «bonheur» (счастье). Эта поправка свидетельствует о требовании точности оттенков смысла.
3
Противопоставление Адольфа героям романов XVIII века, находящееся в предисловии Вяземского («Адольф в прошлом столетии был бы просто безумец, которому никто бы не сочувствовал»), было уже сделано Пушкиным в незаконченном «Романе в письмах» (1829 г.), не напечатанном при жизни Пушкина, но, вероятно, известном Вяземскому: «Чтение Ричардсона дало мне повод к размышлениям. Какая ужасная разница между идеалами бабушки и внучек! Что есть общего между Ловласом и Адольфом?» [37] Таким образом, Пушкин трижды в конце 20-х годов говорит о современности Адольфа: в VII главе «Онегина» (1828 г.), в «Романе в письмах» (1829 г.) и в заметке об Адольфе (1830 г.). Вяземский повторяет это утверждение в предисловии к своему переводу.
Еще одно совпадение мыслей Пушкина и Вяземского об «Адольфе» относится к определению ими жанра и стиля этого романа. Пушкин назвал язык «Адольфа» «светским». Ср. в предисловии Вяземского: «творение сие не только роман сегодняшний (roman du jour), подобно новейшим или гостиным романам…» [38] Как мы видим, Баратынский также назвал роман Констана «светским».
В это время мысль о создании современного «светского» романа или повести очень занимала Пушкина.
В «Романе в письмах», представляющем собою как бы свод литературно-полемических (и политических) высказываний Пушкина, розданных им всем четырем корреспондентам, автор от лица одной из героинь говорит следующее о романах XVIII века: «Умный человек мог бы взять готовый план, готовые характеры, исправить слог и бессмыслицы, дополнить недомолвки — и вышел бы прекрасный, оригинальный роман. Скажи это от меня моему неблагодарному Р… Пусть он по старой канве вышьет новые узоры и представит нам в маленькой раме картину света и людей, которых он так хорошо знает». В этом мы узнаем тот метод, которым иногда пользовался сам Пушкин («Рославлев», «Барышня-крестьянка», «Русский Пелам»). Итак, мы видим, что задача создания «светской» повести заключалась для Пушкина (в 1829 г.) в том, чтобы превратить готовую сюжетную схему в конкретное произведение с определенным реальным материалом.
Несомненно, материалом «светских» повестей Пушкина и были его наблюдения над бытом и нравами того общества, в котором он жил после возвращения из Михайловского. Напомню, что в пушкинской литературе существуют указания на автобиографичность «светских» повестей Пушкина 1828–1829 годов. [39] Но это, конечно, не исключает литературных реминисценций.
Самая тема повести «На углу маленькой площади» — адюльтер, и судьба женщины, открыто нарушившей законы света, несомненно указывает на французские традиции. [40]
В заметке о предстоящем выходе перевода «Адольфа» Пушкин, характеризуя героя Б. Констана, приводит XXII строфу (тогда еще не напечатанной) 7-й главы своего «Онегина» и относит «Адольфа» к двум-трем романам,
Таким же «сыном своего века» сделал Пушкин и героя отрывка «На углу маленькой площади». Это явствует из следующих сравнений. В плане повести: «Он сатирический, рассеянный». Адольф говорит о себе: «Рассеянный, невнимательный, скучающий». И в другом месте: «Я распустил о себе славу человека легкомысленного и злобного» (т. е. сатирического). Далее Пушкин так характеризует Валериана Волоцкого, в первоначальном наброске названного просто Алексеем: «Он не любил скуки, боялся всяких обязанностей и выше всего ценил свою себялюбивую независимость». Здесь Пушкин имеет в виду также высказывания Адольфа: «Я сравнивал жизнь свою независимую и спокойную с жизнью торопливости, тревог и страданий, на которую обрекала меня страсть ее». [41] К этому следует добавить, что обе эти характеристики относятся к одной и той же ситуации.
Создавая современного героя, «сына века сего» — светского человека, столь же тщеславного и эгоистического, как Адольф, [42] Пушкин заимствовал готовый характер, по-своему объяснив, снизив и разоблачив его согласно с характеристикой героя Б. Констана, данной в 7-й главе «Евгения Онегина». Не случайно на такую возможность намекает Вяземский в предисловии к «Адольфу», как мы видели, редактированном Пушкиным: «Автор так верно обозначил нам с одной точки зрения характеристические черты Адольфа, что, применяя их к другим обстоятельствам, к другому возрасту, мы легко выкладываем мысленно весь жребий его, на какую бы сцену действия ни был он кинут. Вследствие того можно бы (разумеется, с дарованием Б. Констана) написать еще несколько Адольфов в разных летах и костюмах».
Но Пушкин не только перенес в свою повесть характер Адольфа, но и поставил Алексея в то же положение, в котором находился герой Б. Констана. Мы знаем, что в ту пору (и никогда ни раньше, ни позже), вероятно в связи с личными обстоятельствами его собственной жизни, проблема Адольфа живо интересовала Пушкина. Памятник этого интереса: лирическое стихотворение 1829–1830 годов «Когда твои младые лета», столь близкое по теме и по тону к Адольфу, а по ситуации к отрывку «На углу маленькой площади».
То немногое, что известно нам из этого произведения, позволяет утверждать, что при создании этой повести Пушкин использовал сюжетную схему романа «Адольф» и ряд его психологических мотивировок. Показательна, например, разница лет любовников. Она та же в повести Пушкина, что и в романе Б. Констана: Волоцкому — 26 лет, Зинаиде — 36. Сравним в «Адольфе»: «Она десятью годами вас старее. Вам 26 лет». Описывая внешность Элленоры, Б. Констан пишет: «Прославленная своей красотой, хотя уже не первой молодости». [43] В первоначальном наброске первой главы пушкинского отрывка: «прекрасная, хотя уже не молодая». Так же как Элленора, Зинаида из-за открытой связи с любимым человеком теряет принадлежавшее ей прежде общественное положение. Эта тема проходит через весь роман Б. Констана; в отрывке повести Пушкина она намечается одной фразой: «Я так давно не выезжала, что совсем раззнакомилась с вашим высшим обществом». Следует отметить, что в пушкинском экземпляре «Адольфа» слова: «но я слишком страдала, я уже не молода и мнение света мало владычествует надо мною» подчеркнуты. Элленора просит Адольфа позволения принимать его «в убежище, сокровенном посреди большого города». Именно такова ситуация, открывающая повесть Пушкина.
37
Это говорит представительница высшего петербургского общества, из чего следует, что ее идеалом был Адольф. В том же «Романе в письмах» сцена встречи влюбленных среди многочисленного общества очень напоминает такое же описание в «Адольфе» (гл. II). В «Дубровском» (1832) описание поведения «светского человека» кн. Верейского в гостях у Троекурова также восходит к «Адольфу»: «Князь был оживлен ее, присутствием, был весел и успел несколько раз привлечь ее внимание любопытными своими рассказами». Ср. в «Адольфе»: «Я… испытывал тысячу средств привлечь внимание ее. Я наводил разговор на предметы для нее занимательные… я был вдохновен ее присутствием: я добился до внимания ее…» (с. 16).
38
Можно указать, какие романы Вяземский называл «гостиными». «Прочел я „Le Moqueur amoureux“ роман Sophie Gay: слабо, жидко, но довольно хорошо, роман гостиной» (П. А. Вяземский. Полн. собр. соч., т. 9. CПб., 1884, с. 126, запись 6 июля 1830 г.). «Прочел я и „Granby, roman fachionable“. В самом деле, читая этот роман, думаешь, что переходишь из гостиной в гостиную» (там же, с. 142). Полевой в уничтожающем разборе перевода Вяземского писал, что «роман Б. Констана верный список с невымышленной сцены света — не боле» («Московский телеграф», 1831, ч. 41, с. 535).
39
Путеводитель по Пушкину (А. С. Пушкин. Полн. собр. соч., т. 6. М.-Л., 1931).
40
Датировка этого отрывка представляет некоторые затруднения: план повести (тетрадь № 2282, л. 23 об.) находится среди черновиков «Гасуба» и рядом со стихотворением «Поедем, я готов» (24 декабря 1829 г.). Черновик начала 1-й главы находится в бывшем «Онегинском собрании». Он написан на двух листах с жандармскими цифрами (64 и 76). Как установлено Л. Б. Модзалевским, эти листы вырваны самим Пушкиным из тетради № 2371, в которой находится (почти примыкающее к онегинскому черновику) продолжение 1-й и известная нам часть 2-й главы (лл. 86, 87, 88, 89). Они не могли быть написаны раньше лета 1830 г. (см.: Б. В. Томашевский. Пушкин и романы французских романтиков. — «Литературное наследство», т. 16–18, с. 947). В тетради № 2286 находится (лл. 13 и 50) перебеленный текст 1-й главы с пометой «24 февраля», как указал мне Г. О. Винокур. Обе рукописи носят на себе следы нескольких слоев работы. Все это говорит за то, что Пушкин писал этот отрывок с перерывами: начал его в 1830 г. (или даже в последние дни 1829 г.), а в 1832 г. 24 февраля переписал (поправляя), очевидно намереваясь продолжать его.
41
Эпиграф 1-й главы: «Ваше сердце губка, напитанная желчью и уксусом», — конечно, служит дополнительной характеристикой героя. Примечательно также, что фраза: «В эти минуты надобно мне сидеть дома…» имела первоначально такой вид: «В эти минуты надобно мне сидеть дома и не досаждать тебе моей хандрой».
42
«Я находил в этом роде успехов наслаждение самолюбия» (с. 65), говорит Адольф о своих светских успехах. «Вы увидите его в обстоятельствах различных и всегда жертвою сей смеси эгоизма и чувствительности, которые сливались в нем» (с. 81). В 1836 г. Пушкин писал: «Нынешние (писатели) любят выставлять порок всегда и везде торжествующим и в сердце человеческом обретают только две струны: эгоизм и тщеславие». Отсюда понятно, почему в конце 20-х годов Пушкин считал Адольфа современным героем.
43
Предшественница Зинаиды в творчестве Пушкина — гр. Леонора Д. в «Арапе Петра Великого», которая «была не в первом цвете лет, но славилась еще своею красотою».
