Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
Ну а сам пропавший, судя по всему, находился в это время в Берлине, где проходил Штутгартский конгресс II Интернационала. А вот кто его туда послал и что он там делал, и по сей день остается тайной. Известно только, что вместе с 200 немецкими коммунистами Коба должен был побывать на международной конференции. И эта поездка запомнилась прежде всего весьма курьезным случаем, о котором потом со смехом рассказывали русские революционеры.
По каким-то причинам к поезду не явился контролер, который должен был забрать у пассажиров билеты. Тем не менее ни один из немецких товарищей не сошел с платформы, и все они в течение двух часов послушно ждали контролера. Из-за чего и опоздали на ту самую конференцию, на которую столько времени добирались из разных городов.
Спутники Кобы от души потешались над такой в общем-то тупой дисциплинированностью, а вот самому Кобе, в глубокой задумчивости смотревшему на толпившихся на платформе немцев, было не до смеха. И кто знает, не в тот ли час будущий диктатор лишний раз убедился в том, что русские люди никогда не стали бы ждать контролера. Со всеми вытекающими отсюда последствиями...
К несказанной радости жены, Коба уже в августе появился в Баку и сразу же включился в бурную кампанию по переизбранию Бакинского комитета. 24 августа была создана Организационная комиссия по созыву городской конференции, на которой должно было многое решиться. И надо ли говорить, что одним из ее самых активных членов стал Коба.
Вопреки решению V съезда РСДРП он выступил с инициативой возродить распущенный меньшевиками боевой отряд, но лишь под руководством большевиков. Его поддержали не только собратья по партии, но и будущий генеральный прокурор СССР А.Я. Вышинский, который числился тогда в меньшевиках и предложил «позаимствовать» оружие у полиции и жандармерии. Впрочем, ничего удивительного нет. Он прекрасно знал об отношении Ленина к роспуску боевых отрядов и всегда мог надеяться на индульгенцию. Да и не только в Ленине было дело. Местные промышленные тузы запугивали выделявшихся рабочих с помощью «кичи», и надо было реагировать на это соответствующим образом...
Так начался, а вернее, продолжился «бакинский период» в жизни Кобы, который сам он считал рещаюшим в своей революционной биографии. «Два года революционной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня как практического борца и одного из практических руководителей... — так оценил позже Сталин свою работу в Баку. — Там, в Баку, я получил... второе свое боевое революционное крещение. Здесь я стал подмастерьем от революции...»
Наверное, нет смысла рассматривать так называемый бакинский период жизни Кобы по дням и месяцам. Он будет периодически покидать Баку и возвращаться в него вплоть до апреля 1912 года и проведет в нем в общей сложности более двух лет. Гораздо важнее выяснить, в чем заключалось его «второе боевое революционное крещение».
«Задача состояла в том, — скажет Сталин в статье, посвященной 50-летию со дня рождения Ленина, — чтобы отделить овец от козлищ, отмежеваться от чужаков, организовать кадры опытных революционеров на местах, дать им ясную программу и твердую тактику, наконец собрать эти кадры в единую боевую организацию профессиональных революционеров, достаточно конспиративную для того, чтобы устоять против жандармских набегов, но вместе с тем достаточно связанную с массами для того, чтобы повести их в нужную минуту на борьбу».
Именно в Баку Коба пересмотрел многое из уже полученного им опыта и, познав жизнь рабочих и их истинные интересы, попытался свести их воедино в виде уже совершенно определенной программы. Иными словами, ему предстояло связать свои до поры до времени абстрактные теоретические схемы с реальной жизнью. И теперь ему надлежало не только исполнять чужую волю, но и самому принимать весьма ответственные решения.
Как это было в сентябре 1907 года в Биби-Эйбатском районе, где «кичи» убили рабочего Ханлара Сафаралиева. Его похороны Коба превратил в самую настоящую демонстрацию, и под рев заводских гудков (полиция запретила похоронную музыку) за фобом погибшего товарища сопровождали 20 тысяч человек. На кладбище выступил сам Коба. Он начал свою речь с обращения к отцу Ханлара. «Не плачь, старик, — сказал он, — ты — отец благородного сына...»
Демонстрация сыграла свою роль. 25 октября состоялась городская конференция, большевики снова стали хозяевами в Бакинском комитете, и Коба был одним из его самых активных членов. И не было практически ни одного мероприятия, в организации которого не принял бы участие Коба.
Бакинский период в жизни Кобы интересен еще и тем, что именно тогда Коба выступил... против Ленина. Да, многие биографы Сталина будут говорить о его чуть ли не слепом преклонении перед Лениным, который в течение многих лет был его духовным наставником. При этом чаще всего ссылаются на воспоминания грузинского меньшевика Р. Арсенидзе, который хорошо знал Сталина и утверждал, что тот копировал своего кумира до такой степени, что его стали называть «левой ногой Ленина».
Что ж, доля истины в таком утверждении есть: Сталин действительно одно время преклонялся перед Лениным, но никогда не раболепствовал перед ним. О чем лучше всего свидетельствует занятая им позиция летом 1909 года. Именно тогда он бросил вызов партийному руководству в статье «Партийный кризис и наши задачи», в которой не просто говорил о переживаемых партией трудных временах, но и предлагал целую программу изменений в деятельности партии.
Более того, всю вину за уход многих членов из партии он возлагал на ее высшие органы, в частности на самого Ленина. Назвав ЦК РСДРП «фиктивным» центром, он писал: «Задача руководства партийной работой... составляет обязанность Центрального комитета. Но она плохо исполняется... результатом чего является почти полная разобщенность местных организаций».
В чем была главная причина такой плохой работы ЦК? Да только в том, что он сам и его печатные органы находились за границей. «Странно было бы думать, — писал Сталин, — что заграничные органы, стоящие вдали от русской действительности, смогут связать воедино работу партии, давно прошедшую стадию кружковщины».
Именно нахождением главных партийцев за границей Сталин объяснял оторванность партии от масс и со всей категоричностью заявлял, что руководство из женев и лондонов не сможет спаять партию в единое целое и связать ее с массой. Ну и, конечно, многие беды партии шли от того, что ее лидеры были весьма далеки от насущных проблем рабочих и, вместо того чтобы повернуться к практическим вопросам, которые волновали рабочих, занимались бесконечными выяснениями отношений.
Почему это происходило? Да только по той простой причине, что все вожди РСДРП не имели к рабочим никакого отношения и были весьма сомнительного для пролетарской революции происхождения. Поэтому в партийном руководстве на всех уровнях необходимо было произвести существенные перемены и выдвинуть на руководящие посты рабочих. Ну и, конечно, для связи всех местных организаций была нужна общерусская, но ни в коем случае не заграничная газета. И именно она должна была связать руководство партии с рабочими. «Не надо забывать, — убеждал Коба, — что Бебели не падают с неба, они вырабатываются лишь в ходе работы, в практике, а наше движение теперь более чем когда-либо нуждается в русских Бебелях, в опытных и выдержанных вождях их рабочих».
По сути дела, Сталин предлагал своеобразную пролетарскую революцию в рамках РСДРП, вожди которой, по его мнению, мало что понимали в истинной жизни тех самых рабочих, от имени которых они вели свою борьбу с самодержавием.
Понятное дело, что подобная позиция не являлась только сталинской, и подобных взглядов придерживался практически весь Бакинский комитет РСДРП. И его члены имели на это право: в то время как практически все партийные организации в России переживали тяжелейший кризис, Бакинский комитет добился больших успехов в своей борьбе.
Не поддержал Сталин и позицию Ленина, которую тот занял в связи с разногласиями в редакции центральной большевистской газеты «Пролетарий». Со свойственным ему упрямством вождь чуть ли не приказал изгнать из редакции несогласное с ним меньшинство. Да, Сталин стоял за ленинскую политику, но в то же время настаивал на сохранении единства в большевистской фракции и был против всяческих «изверганий из нашей среды».
